Наталья Котрасева - Город
Он даже сразу проверять не поехал, сработало ли. Потому что был уверен — да, все вышло как надо.
Отправился посмотреть на результат Абэ на следующий день. Он порадовался, что предусмотрительно выехал верхом, так как лиса убежала на удивление далеко. Ехать пришлось очень долго. Стрела догнала лису на побережье, где та и превратилась в скалу, чтобы украшать собой вид во веки веков.
Абэ полюбовался на новое украшение пейзажа и отправился восвояси.
Снова в тех местах он оказался нескоро, прошло года два, не меньше. Но, когда оказался, пошел проведать скалу. Он взял с собой бутылку сакэ и отправился на берег моря. Выбрав место так, чтобы скалу было хорошо видно, Абэ устроился на травке. Как-то так получилось, что просидел он там долго. Уже стемнело, и показалась полная луна, а он все сидел с бутылкой сакэ. Впрочем, теперь это была бутылка почти без сакэ. Абэ молчал, так как разговаривать было не с кем, скала тоже молчала. Вачале Ясутике это казалось естественным, но под конец ему стало неудобно — он сидит тут со всеми удобствами, а бедная лиса мокнет в соленой воде и даже слова сказать не может. А вдруг она тоже хочет поговорить? Абэ произнес заклинание.
— Что, пришел издеваться? — сказала лиса, как только снова обрела возможность говорить.
— Да не то, чтобы…
Оба надолго замолчали. Наконец, Абэ спросил:
— Сакэ хочешь?
— А как? — с тоской отозвалась лиса.
— Думаю, можно его просто вылить на скалу… то есть, на тебя. У тебя голова к морю, я не ошибся?
— Поздравляю, ты еще достаточно трезв, чтобы отличить голову от хвоста, — саркастически заметила лиса.
Абэ не обиделся. Он бы и сам в ее положении был не очень учтив.
После разговор пошел лучше. На самом деле, как-то так случилось, что придворный прорицатель и заколдованная лиса проболтали до самого рассвета.
— Ну, я пошел, — сказал Абэ, когда забрезжили первые лучи солнца.
Лиса ничего не ответила. Но, когда камень почти уже исчез из вида, Абэ послышалось: «заходи еще… а то скучно…».
Снова они увиделись через месяц. Не то, чтобы у Абэ были какие-то дела в этих местах. Просто ему в прошлый раз очень понравился морской пейзаж при свете луны.
На этот раз лиса была более приветлива.
— Знаешь, — сказала она, — местные крестьяне со мной не разговаривают. Они боятся.
— А чего ты ждала? Они же крестьяне! — Абэ пожал плечами.
— Ну, вряд ли я сейчас могу кому-то навредить. В моем-то положении!
— Это точно.
Они немного помолчали.
— А зачем тебе все это? — наконец спросил Абэ но Ясутика.
— «Это»? — переспросила лиса. — «Это» — твоих рук дело, если ты забыл. Самой-то мне вряд ли в голову пришло бы превратиться в скалу и наслаждаться вечным покоем. И чайками. Чайками я наслаждаюсь особенно. Хорошо хоть крестьянские дети меня боятся, а то стали бы с меня прыгать в воду! То еще удовольствие!
— Да нет, — поправил лису Абэ, — я об императоре. Зачем ты к нему полезла? Ты же и так сильная, энергии тебе хватает. Неужели захотелось почестей и богатства?
— А вот и нет, — мрачно тявкнула лиса и замолчала.
Пауза затянулась.
Абэ поднялся было уже, сочтя разговор законченным, но тут лиса подала голос:
— Он украл мою печать, — сказала она тихо.
— Кто украл?
— Император!
— Император? — В это поверить было трудно. Вряд ли император испытывал нужду в печатях.
— Ну, не совсем украл, — смягчилась лиса, — в общем-то, ее украл не он…
Как оказалось, лиса жила себе далеко-далеко отсюда, на материке, и никого не трогала. Во всяком случае, так Абэ понял с ее слов. И была у лисы печать. В этом нет ничего необычного — лисы вообще любят покровительствовать студентам и ученым людям, а где ученая степень, там и должность чиновника. А какой же чиновник без печати? Эта конкретная печать досталась лисе от одного приятного во всех отношениях молодого (поначалу… а под конец и очень старого) человека, с которым у лисы был роман. Они познакомились, когда молодой человек был еще студентом и готовился к экзаменам. Лисе он сразу приглянулся своей усидчивостью и любовью к литературе.
Потом они долго не виделись. Но лиса следила за его карьерой и радовалась за своего любовника и подопечного. А снова они встретились, когда молодой человек получил должность судьи округа. К тому времени у чиновника уже было четыре жены. Учитывая, что был он уже не молод, да и с каждой законной супругой закон предписывал спать не реже раза в пять дней, с лисой у них теперь отношения установились совершенно платонические. Обоих это устраивало.
Потом в верхах случилась какая-то неприятная история (тут лиса не стала вдаваться в подробности), в результате чиновника сняли с должности, а на его место поставили какого-то столичного выскочку. Столичный выскочка не был доволен назначением в глушь, старый чиновник не был доволен, так как слышал, что тот взяточник и лентяй, да к тому же ничего не смыслит в судействе. Лиса была недовольна несправедливостью по отношению к человеку, который, как она точно знала, не был ни в чем виноват. Уж в людской природе-то она разбиралась. Если и был в округе кристально чистый человек, так это ее судья. В результате, лиса решила решить ситуацию по-своему, по-лисьи. В день, когда судья должен был передать полномочия своему наместнику, лиса невидимкой пробралась в суд и стащила печать. Эффектно стащила, с диким смехом, оскорблениями и красивым голубым пламенем. Чтобы никто не сомневался, что это проделки нечисти. Она вовсе не хотела, чтобы заподозрили ее судью. Печать она положила в старом заброшенном храме на самой окраине. И сама там поселилась.
Несколько храбрецов пытались выкрасть эту печать, но ничего у них не вышло. Спустя какое-то время местные привыкли к присутствию лисы — она, в общем-то, редко кому вредила, только власти с тех пор не любила и всячески им пакостила. Так что те старались в районе храма не появляться.
Жители окрестных домов были ей даже благодарны — новых чиновников они и сами невзлюбили. Вначале тайком, а потом и воткрытую, они начали поклоняться лисе и приносить ей подношения. Лиса не возражала. Да и кто возражал бы?
А потом случилась неприятность. Печать украли. Лиса даже знала, кто это сделал — один из тех сомнительных типов, которые служили стражниками в суде. Лисе они никогда не нравились. У них на лицах было написано, что самый мягкий из их грехов — взяточничество. А этот конкретный стражник выглядел так, будто занимался, по меньшей мере, контрабандой соли.
Лиса бросилась в погоню. Печать, а вслед за ней и лиса, двигались по стране хаотичным зигзагом. По дороге печать передавали из рук в руки, и лиса проследила, чтобы ни один из тех, кто держал ее в руках, не остался безнаказанным. Под конец и печать и лиса оказались на корабле и отправились на восток, где и предстали перед глазами императора. Печать в качестве древней безделушки, лиса — в качестве новой наложницы. Император был, конечно, не виноват, но лиса поклялась отомстить всем, кто притронулся к ее печати.
