Татьяна Устименко - Сумасшедшая принцесса
Ланс надул губы, обиделся и на всякий случай отступил за спину орка.
– Ну что вы как маленькие, в самом деле! – не выдержала я. – Стоит вам собраться вместе, как немедленно затеете свару!
– Эй, – пощелкал пальцами некромант у меня перед носом, привлекая внимание. – Ничего, если я нарушу ваши милые разборки? Может, вернемся к вопросу о башне?
– Да уж, сделай такую милость, – процедил сквозь зубы сильф.
Марвин кашлянул:
– Я предполагаю, что на башню наложено заклятие невидимости и поставлен отвращающий барьер.
– Это как? – заинтересовался Генрих.
– Ну, – явно попал в свою стихию некромант, – заклятие действует таким образом, что у большинства людей просто не возникает лишних мыслей о пропавшей башне. Нет ее – и нет. И никого это не беспокоит. Конечно, до тех пор, пока башню не начнут искать специально, как это и произошло в данном случае.
– Значит, если бы ее величество не предположила, что в башне спрятан принц Ульрих, то о башне бы и не вспомнили? – спросил Первый советник, внимательно следивший за полетом мысли некроманта.
– Так! – довольно подтвердил Марвин.
– Вы меня в гроб вгоните своими научными выкладками! – Я нетерпеливо топнула ногой. – Логика проста – зачем так старательно зачаровывать башню, в которой нет ничего важного?
– Да, зачем? – подвякнул Ланс, высунувшись из-за надежной спины орка.
Генрих сделал ему пальцами козу, Ланс в ответ показал язык. Я, глядя на их выходки, возмущенно подняла глаза к небу.
Марвин, недовольный ускользающим вниманием публики, похлопал в ладоши, призывая всех к порядку. Веселая компания никак не могла настроиться на серьезный лад.
– А вот теперь настало время проверить наши теории на практике. – Некромант шагнул вперед и, вытянув руку, осторожно коснулся того места, где, по его предположениям, должна была начинаться невидимая стена.
Раздался негромкий хлопок, по пальцам юноши пробежала вспышка яркого синего пламени, в воздухе запахло озоном. Марвин вскрикнул от боли, мгновенно отдернул руку и принялся дуть на обожженные пальцы.
– Ура! – радостно завопили все остальные.
– Значит, башня нашлась! – победно провозгласил Генрих.
– И что? – жалобно проныл некромант, баюкая на груди поврежденную руку. – На заклятие наложен пароль, а без него чары не снять…
– Марвин, не прибедняйся, – отмахнулся сильф. – Что у тебя, никакого лечебного колдовства в запасе нет? А насчет пароля…
Я, привыкшая доверять искусству некроманта, предостерегающе вскрикнула, но не успела остановить де Грея.
Барон выхватил из ножен волшебную рапиру и изо всех сил рубанул по невидимой стене. Громыхнуло на этот раз куда основательнее. Самонадеянного барона окутало облаком синего пламени, подкинуло вверх и отбросило на десяток шагов. Раскаленная рапира отлетела в сторону и воткнулась в землю возле самой морды опешившего от такой неожиданности дракона. Ланс громко кричал, усиливая всеобщее смятение, картинно хватался за плечо орка и норовил упасть в непритворный обморок. Огвур, одной огромной ручищей подхвативший любезного дружка, усиленно махал второй, подзывая растерявшегося Марвина и требуя оказать первую помощь нежному полуэльфу. Не обращая внимания на бестолково мечущихся друзей, я бросилась к Генриху. Доигрались, дохихикались! Серьезнее надо подходить к опасности незнакомого колдовства. В голове билась мысль: если с бароном что-то случилось, я этого не переживу! Вот никак не ожидала, что лишь при возникновении угрозы для жизни Генриха пойму, как много он для меня значит!
Я упала на колени возле распластавшегося на земле тела, торопливо разорвала рубашку на широкой мужской груди и прижалась к ней ухом. Слава Истинным богам, сердце билось! Марвин, избавившийся от первого, излишне нервного пациента, наконец-то добрался до Генриха и взял его за запястье, считая пульс.
– Он потерял сознание от сильного удара. Но ран и переломов нет. Мелеана, прикажи перенести барона в замок, ему нужен покой. Да, и белая свечка мадам Чумы нам тоже очень пригодится.
Поздним вечером я осторожно приоткрыла дверь спальни Генриха и на цыпочках прокралась в полутемную комнату. Я сильно боялась – вдруг меня заметит кто-то из придворных и подумает лишнее, но томиться от переживаний за здоровье барона и пребывать в неведении больше не могла.
Спальня освещалась единственной свечой, горевшей на прикроватном столике. Мощный, здоровый храп Генриха колыхал занавески. Я тихонько присела на край широкой постели, стараясь не бряцать многочисленными железяками, неизменно заткнутыми за пояс. Вот ведь дурацкая привычка – таскать при себе целый арсенал! Я хихикнула. Сильф, до этого смирно лежавший на спине, зашевелился и жалобно простонал что-то неразборчивое. Неужели его мучают боли? Я испуганно склонилась ниже, всматриваясь в смуглое лицо друга. Черные, длинные ресницы густыми полукружьями лежат на щеках, твердые губы сурово изогнуты под тонкими усиками. Я любовалась дорогим лицом, мысли неосмотрительно уводили меня в какую-то нескромную, фривольную область.
Казавшийся крепко спавшим, Генрих неожиданно вскинул обнаженные руки, обхватил меня за шею, привлек к себе и впился в мои губы жадным поцелуем. Я возмущенно замычала и протестующе замолотила кулаками по его мускулистой груди. Но, не обращая внимания на отчаянное сопротивление, барон лишь крепче сжимал меня в объятиях, настойчиво раздвигая языком трепещущие уста. Желание отбиваться становилось все слабее, в голове звенело, сладкая истома разлилась по телу. Не выпуская меня из рук, Генрих ловко перекатился по кровати, оказавшись сверху. Покрывало упало на пол, оставив барона, к моему величайшему ужасу, совершенно обнаженным. Губы де Грея наконец-то оторвались от моих (я снова замычала, на этот раз требуя возобновить приятные действия) и скользнули ниже. Мягко пройдясь по шее, они спустились в ложбинку между грудей. Дыхание барона, тяжелое и шумное, обжигало нежную кожу. Дрожащими руками Генрих неловко расстегивал бархатный камзол, а я, к собственному стыду, не испытывала ни малейшего желания прервать торопливые движения настойчивых пальцев. Не преуспев в вытягивании пуговиц из узких петель, сильф повыдирал их вместе с нитками и распахнул мою батистовую рубашку. Его выпуклая, как щит, покрытая курчавыми волосами грудь прижалась к нежным, белоснежным полушариям моей девичьей груди. Я тихонько застонала, почти теряя сознание от острых, не испытанных ранее ощущений. Генрих с трудом перевел дух. Приоткрыв веки, я увидела его горящие глаза с пьяными, расширенными зрачками. Выражение глаз любимого заставило меня сладострастно зажмуриться. Я не могла знать, что сейчас произойдет. Я могла лишь смутно догадываться, интуитивно бояться, но мучительно желать этого неведомого всем телом и всей душой.
