Эльберд Гаглоев - По слову Блистательного Дома
— Шутишь?
— Нет, отец. Почти насквозь стрелы прошли. А те кольчужные были. Умелец. Я таких не знаю.
— И я не слышал, — задумчиво проговорил Урсрих. — Пошли кого-нибудь, пусть среди костров Зеленой Лиги потолкутся. Может, услышат что.
— Да, отец. Продолжать?
— Говори.
— Пленных и трофеи те трое увезли в сад. Тот где отряд кавалера Андрия укрывался.
— Хорошо. Понял ты уже, о чем лесных спрашивать?
— Понял. Продолжу?
— Говори.
— Когда следы прочитали, на место это чужие пришли. Улаганы, — с усилием проговорил незнакомое слово. — Следы тоже понимают. Потом ушли в свой лагерь.
— За ними сами ходили?
— Нет. Пушистиков послали.
Урсрих довольно кивнул.
— Пусть смотрят.
— Уже высмотрели. Тайком от воинства отделились четыре с половиной десятка.
— Пошли за ними два десятка. Дай им пушистика. Пусть смотрят, что ушедшие делать будут.
— Помочь ли в случае нападения?
Урсрих задумчиво пожевал длинный ус.
— В том саду союзники наши, — ответил. — Пусть смотрят, что с пленными делать будут. Если чужане нападут, пусть тогда помогут.
Тивас
Тивас задумчиво вертел в руках большой такой котел. Черный. Железный. С жестким геометрическим узором по срезу. Обычный котел. Пальцы пробежали по узору. Знакомой магии не ощутили. Тогда, может быть, незнакомая? Или наука. Да все, наука.
Неизвестное не то чтобы страшило. Тревожило. Эти самые в черном при одной мысли о том, что надо поведать о котлах, становились веселенького ярко-серого цвета, покрывались вонючим потом, и от них начинало смердеть ароматом жуткого страха. Блок. Весьма и весьма качественно поставленный. Тивас не знал здесь никого, кто мог бы так качественно закрыть человека. Хотя это и не означало, что такой умелец не существует. Только вот все больше и больше кусочков мозаики складывалось так, что выводы его о чуждости этих странных людей казались все обоснованнее и обоснованнее.
Тивас раздраженно отставил котел. Оснований для раздражения было множество. Чужаки эти треклятые. Все чужаки. И эти странные в черном, и серокольчужная Внутренняя Стража, и рогоглазые воители. Детали. Детали. Чуть более высокие скулы. Чуть более широкие переносицы. Чуть более близко посаженные глаза. Странный оливковый оттенок кожи у рогоглазых. Темно-серая, как посыпанная пеплом, у воинов Внутренней Стражи. Отдающая алым цветом, матово блестящая, как заживающий ожог, кожа людей в черном. Не зря, не зря носили они клобуки.
Некоторых видов вооружения, Тивас мог прозакладывать голову, никто не видел под этим солнцем.
Все это было весьма любопытно с точки зрения исследователя. Беда была в том, что эта группа антропологических загадок явилась с совершенно прозрачными захватническими целями. И с публикой этой надо было что-то решать. Побыстрее.
Еще Тиваса очень обеспокоил лорд. Странное у него было настроение. Им удалось-таки побеседовать наедине. Лорд Шарм'Ат, опытный царедворец, умелый интриган, талантливый полководец, выглядел… потерявшимся в лесу мальчишкой. Своим поведением он напоминал заболевшего человека, которому уже все известно о симптомах, явно проявившихся, о тяжести болезни, да в общем-то и о том, как долго осталось. Только этот больной не желает знать того, что с ним происходит.
— Кто вы? — таким вопросом начал он беседу. И сам же ответил на вопрос: — Не думаю, что самозванец. Но и моим добрым знакомцем Тивасом, Великим Магом и Колдуном, быть вы не можете. Почему, спросите вы. Да потому, что не далее как два дня назад получил от него весточку наш придворный мудрец, — изящно махнул рукой лорд в сторону неподвижно сидящей на небольшом табурете фигуры.
Вспорхнул отброшенный капюшон, и на покрытую плотной тканью спину обрушился водопад серебряных волос.
— Николло конт Хива, к вашим услугам, — весьма церемонно представился сухощавый мужчина, пытливо вбив тяжелый взгляд совсем не старых антрацитово-черных глаз в лицо Тиваса.
— К чему эти церемонии, Нико, — шагнул было он к старым друзьям, но…
— Ни шагу больше, — лязгнул лорд.
В руке его ниоткуда появился и заиграл зайчиками от ярко горящих светильников недлинный кинжал. Владел этой смертоносной игрушкой лорд мастерски. На десять шагов сбивал вишню с ветки. Тивасу это было превосходно известно. Сам учил. А в темноте, за походным троном, сухо заскрипели натягиваемые луки. И он понял, отчего в покое лорда Шарм'Ат, утонченного аристократа, плавает столь странный аромат. Ну любят лихие Хушшар чеснок. Любят.
— Я стою. — Тивас успокаивающе поднял руки. — Но мне странно. Не больше двух часов назад вы пригласили погостить в Замке Шарм'Ат людей, с которыми насмерть бились, а теперь говорите со мной, с человеком, знающим вас с пеленок, под прикрытием лучников. Как с лютым врагом. Да вы спятили, лорд Шарм'Ат.
— Вам лучше помолчать, назвавшийся именем моего друга. — Клинок метательного кинжала слегка качнулся. — Прошу вас, Николло.
Седовласый мудрец с лицом юноши легко поднялся с табуретки. Поднял локти на уровень плеч. Упер друг в друга кулаки. Напрягся. Глубокая морщина взбороздила лоб, покрывшийся вдруг мутными жемчужинами пота. С усилием развел кулаки, меж которых заплясала яростная голубая молния. Кулаки развернулись, охватив нежно-голубую сферу. Руки Николло затряслись от напряжения, когда он вытянул их и всмотрелся сквозь сферу в Тиваса. Пот градом потек по враз постаревшему лицу, на шее чудовищными змеями вздулись жилы, мага шатало и корежило, как при сильном припадке падучей. Вдруг он отшатнулся, шагнул назад, как от толчка, руки расшвыряло в стороны, и с тяжелым стоном он осел на табуретку.
— И что вы можете сказать, Николло? — раздался бесстрастный голос лорда.
Тот поднял измученное, разом постаревшее лицо, изрезанное морщинами. Синяки проступили под глубоко запавшими, уставшими глазами.
— Это он, господин наш лорд, — прохрипел.
— У вас верные слуги, господин наш лорд Шарм'Ат, — холодно констатировал Тивас.
— Он не слуга, Тивас. И тебе прекрасно это известно. За проверку же прими мои извинения, — встал и глубоко поклонился.
— Прими и ты мои извинения. Я был несдержан, — поклонился в ответ чернолицый. — Друзей же надо беречь, — добавил и поднял руку.
Широкий рукав балахона, шелестнув, скатился на плечо, обнажая вздувшиеся мускулы. Между длинными пальцами засветилась золотым широкая чаша. В два шага достигнув Николло, Тивас наклонил ее, и на измученного волшбой мага опрокинулся говорливый грибной дождик, мгновенно впитался в кожу, и придворный мудрец удивленно разогнулся, будто сбросив усталость с плеч. Желтовая бледность сменилась румянцем, разгладились глубокие морщины, избороздившие недавно еще упругую кожу. Он встал и поклонился.
