Виталий Башун - Господин Целитель
– Сергей, как работает магическая клятва?
– Трудно сказать. Ни один гвардеец не проболтался. Дон Абрам говорит, что его агентура не фиксирует никаких разговоров среди обывателей и не выявила целенаправленного интереса среди шпионов. У нас, абордажников, а теперь лейб-гвардейцев, никогда не было болтунов. Мы всегда умели хранить профессиональную тайну. Поэтому определенно сказать, что здесь работает магическая клятва братства, а не, например, причастность к избранным, я не могу. Кстати, князь, это была великолепная идея, приобщить дона Абрама и дона Томаса. Правда, дон Абрам – еще тот жук и пару десятков наших парней выцарапал к себе на службу, но, думаю, они там больше пользы принесут. Мы же понимаем, что один хороший агент может принести больше пользы, чем десяток абордажников верхом на торпеде.
– А что дон Томас?
– Х-ха… Он всем говорит, что не верит и никогда не поверит, но, я уверен, из чистого упрямства. Я видел, как горели его глаза, когда он, наконец, смог увидеть ауру! Он – наш брат. Это точно. Не сегодня, так завтра непременно. Ему трудно преодолеть стереотип, вбитый в голову поколениям ученых.
– Самые доверчивые люди – это ученые. Запомните, полковник. Это тебе сам же Томас подтвердит.
– А вот спрошу. Прямо сегодня и спрошу! Теперь я хотел бы поговорить о…
Сцена размывается и снова мелькает калейдоскоп лиц, невнятный набор звуков и вдруг проявляется новая картинка. Теплые, карие глаза смотрят на меня с любовью, почему-то с тоской и надеждой…
– Я знаю, Костя, что ты меня не любишь, но я прошу тебя. Нет, молю, только об одном – позволь мне быть рядом с тобой! Оставь мне надежду, что когда-нибудь ты меня простишь, а потом… может быть… "стерпится – слюбится"?
– Все может быть. Я не могу тебе отказать, тем более не знаю, чем закончится моя… "болезнь". Я уже говорил тебе, что не знаю, каким вернусь из регенерационной камеры. Так что будь готова к любому результату.
– Я готова! Я вытерплю все. Я буду ухаживать за тобой, как за маленьким! Я верю, что ты выкарабкаешься! Не может Господь допустить, чтобы едва найдя, я вдруг потеряла…
– У меня есть надежда, что я смогу полюбить тебя по-настоящему, но… к сожалению, велик шанс и неблагоприятного исхода. Я уже много раз тебе говорил об этом…
– Молчи!! Не надо! Ты вернешься!! Костя!! Ты вернешься – я верю!
Костя?! Какой Костя?! Я же Филлиниан деи Брасеро. Барон и целитель. И этот странный титул: "Великий князь"…
Мы пошли в поход в горы с группой студентов. Там у ребят получилось работать с нитями и… Горзион. Коллега-целитель попытался нас всех убить. Но как же так? "Гений и злодейство – две вещи несовместные"! Стоп! А это откуда? Не помню в нашем мире такой фразы, а память выдала, как нечто привычное и знакомое… Дальше. Мы пошли в горы. Лаборатория. Артефакт. Горзион. Под-д-донок! За что он хотел убить ребят? Ни в чем, кроме огромного желания помогать людям и самосовершенствоваться, не виноватых?! Потом. Это – потом. Что дальше? Дальше я связываю нитями артефакт лаборатории и академии. Потом… Они используют мой мозг для объединения. Спасаясь от перегрузки, я выдираю ядро своей личности и с помощью узора Лантиссы отправляюсь на поиски нового тела…
Воспоминания далеко не сразу, но все быстрее и быстрее кристаллизовались в моем мозгу, пока я не вспомнил все. Я – принц… нет уже Великий Князь княжества "Таллиана". Да, так зовут мою дочь в этом мире. Я назвал бывшие баронства именем дочери. Но это сейчас не важно. Важно – где я сейчас? В регенерационной камере? Тогда моего тела больше нет, хотя узор-разведчик сообщил, что оно свободно и находится в удовлетворительном состоянии. Или дома в своем теле? Тогда из камеры скоро выйдет Великий Князь, который будет иметь память принца, зная, что она чужая и мою память. Не всю. Далеко не всю. Я основательно подчистил, вернее, на основе узора Лантиссы свернул и зашифровал, как знания из кристалла, получаемые во сне после прохождения лабиринта около Сербано, оставшуюся прежнему хозяину тела мою структуру знаний и оставил маленький узор-сторож. Этот узор будет регулярно проверять моральные установки и принципы князя Константина и… Если они не будут соответствовать моим представлениям о порядочности и честности, то мозг будет банально уничтожен. В противном случае… хотя правильнее было бы сказать в случае удачи, князю постепенно будут открываться тайны целительской магии. Разумеется, я сделал поправку на политическую необходимость, где ложь и вероломство – качества хорошего политика. Но здесь придется опираться на чувства. Будет ли князь творить подобные вещи с удовольствием или только в том случае, когда без этого невозможно защитить людей, причем большинство людей, а не только аристократию, своего княжества.
Страшно. Страшно открыть глаза и увидеть себя в регенерационной камере, но рано или поздно это придется сделать. Так что же? Открываю?
Вот же ж я болван, как сказал бы Сен. Почему бы мне не попробовать связаться со Свентой? И не надо гадать – это тьма пещеры или регкамеры? Балдахин на кровати во дворце принца или нашей со Свентой спальни?
Я решился и попытался с помощью нити-связи соединиться с любимой. Нет отклика! Нет ответа! Она! Не отвечает!! Вариантов может быть только два. Либо она погибла. Либо я остался в теле принца. Оба исхода мне категорически не нравились.
В панике я неосознанно протянул нить к учителю и… оказался в просторном пустом зале, застеленным травяными циновками. В нем сидели на коленках, как я когда-то, пять человек, и усердно пытались сложить одну из пространственных фигур, которые и мне задавал учитель. Среди них я к немалому облегчению увидел и Свенту.
Финь Ю с невозмутимым, как всегда, выражением лица повернулся ко мне – ну точно строгий наставник, которому мешают вести занятие посторонние личности. В следующий момент я увидел, как его рот в крайнем изумлении открывается и он застывает в ступоре.
– Филлиниан! – выдохнул он с непередаваемым чувством узнавания, счастья и облегчения. – Ты вернулся! А я уж думал, откуда тут еще один полный целитель, что сам на урок заявился?!
Фантомы учеников бросили свои фигуры и вскочили на ноги. С радостным ревом они кинулись обниматься, но впереди всех, просто расшвыряв тех, кто мешал, на моих плечах повисла Свента. Любимая с такой страстью и счастьем бросилась меня целовать, что я даже через фантом отчетливо почувствовал ее слезы на своих губах.
– Милый! Любимый! Филик! Родной! Счастье мое! Вернулся! Ты вернулся!! Как обещал… Вернулся…
Слова ее не блистали красноречием, но я и сам в тот момент не был великим оратором:
– Родная! Солнышко мое! Я так скучал по тебе!
