Север Снег - Чужак. Сапсан и нетопырь
После обследования у Гистоса, Дар, в значительной мере, успокоился. Что Дар всегда знал твердо — опасаться всерьез стоит только людей, а не шедд, духов и прочих магических существ. Шедда может что — ну сожрать с голодухи, ну душу впитать… Но никакие шедды не станут, например, массово жечь людей живьем напалмом и при этом заявлять, что тем самым избавляют их от "ужасов тоталитаризма"… А теперь, когда выяснилось, что шедды, собственно, уже и нет, а есть только он сам, то самокопанию настал конец. И это не могло не радовать. Столь любимую интеллигентиками "рефлексию" Дар и в прежней жизни терпеть не мог. А когда у Дара больше не было оснований опасаться утраты контроля над своей "шеддовской" сущностью, он охотно, не без некоторой рисовки, представлялся сам себе "полудемоном".
Так проходили дни, декады…
* * *Дворец имени Луция Первого уже лет пятьдесят использовался для проведения различного рода фешенебельных торжеств и презентаций. То, что "Либеральная инициатива" сняла один из его залов для своей конференции, говорило сразу о двух вещах — о немалых средствах и о желании обратить на себя внимание высшего общества. И первое, и второе заранее настроило Пилада на критический лад — там, где крутятся большие деньги и делается реклама, науку искать бесполезно. А когда еще и возглавляет дело такая личность, как сенатор Дукс…
Впрочем, надо отдать должное устроителям — всё было организовано отлично. Пускали на конференцию только по пригласительным билетам, но разослано их было не менее трех сотен — огромный холл оказался битком набит элегантной публикой. Пилад, в своем скромном деловом костюмчике, выглядел случайно затесавшимся на бал канцеляристом… Он застеснялся, и забился в угол.
— Экая ярмарка тщеславия, — произнес, словно про себя, чей-то негромкий голос. Пилад вздрогнул от неожиданности — он не заметил, как рядом, в том же углу, оказался рослый темноволосый мужчина. Его костюм тоже был далек от требований последней моды, но, в отличии от Пилада, не похоже, чтобы это его стесняло. Вообще, атлетическая фигура соседа естественно смотрелась бы в доспехах наемника или легионера, а не в штатском… В первую минуту, Пилад принял его за частного охранника — таких нередко нанимали для пущей безопасности мероприятий с участием важных персон. Но атлет вел себя слишком непринужденно для служащего — осматривал зал с выражением неприкрытой иронии на лице. В руке он держал программку конференции. Неожиданная характеристика собрания заинтересовала Пилада.
— Как вы сказали — ярмарка тщеславия? Интересное выражение… и очень верное, надо запомнить. Вы не журналист?
— Боги миловали, — всё с той же иронией отозвался сосед. — Выражение, кстати, не мое, но если вы его процитируете, то автор не обидится — он давно умер и никто, кроме меня, про него здесь не слыхал.
— А вы, похоже, не очень-то любите журналистов, — заметил Пилад, поддерживая разговор. Он был рад собеседнику, а его сарказм Пилада нисколько не задел. К коллегам из массовых изданий, таких как "Банковский вестник", например, он и сам относился неважно.
— Просто я знаю им цену… им и большинству тех, кто, как они, продается и покупается. Конечно, всегда бывают исключения… А тут много журналистов? Я никого в этой компании не знаю… Я-то думал, что это будет научная конференция, а не выставка модного платья и породистых животных… то есть… э-э-э, родовой знати… А то вряд ли бы сюда пошел.
— Я, например, журналист! — с достоинством ответил Пилад. Ему было интересно, как отреагирует на это собеседник. Но тот ни капельки не смутился.
— И вы продаетесь? Или покупаетесь? Или как?
— Нет, — рассмеялся Пилад, сообразив, что его попросту провоцируют. — Хотя, должен признаться, меня просто еще не пробовали покупать…
— Значит — у вас всё еще впереди… — всё в том же тоне заверил незнакомец. — А какую газету вы представляете, и как вас зовут, если не секрет? Может я ваши статьи читал?
— Пилад, из ежедекадника "Общество и Наука".
— О, издание Академии магии! Минуточку, я видел статью про рентабельность госпредприятий, подписанную Пиладом Фабрием. Это вы?
Пилад был польщен, что первый же встреченный им на конференции незнакомец читал его статью. И одновременно крайне озадачен — облик его собеседника меньше всего соответствовал обычному представлению о читателях академических, пусть и научно-популярных, изданий.
— Да, это моя статья. А вы интересуетесь экономической наукой? Это увлечение, или… господин э…?
— Дар, к вашим услугам, — незнакомец отвесил легкий поклон. — Да, я всего лишь любитель… да еще и без особых занятий сейчас. Мой настав… мой хороший знакомый получил приглашение на эту конференцию, но оказался слишком занят. И любезно уступил свой билет мне.
В этот момент громкий голос распорядителя, слегка усиленный артефактом, пригласил почтеннейшую публику в конференц-зал, на пленарное заседание.
— Вам, наверное, в ложу для прессы? — поинтересовался собеседник Пилада.
— Нет, сяду в зале. — Пилад уже успел высмотреть, что среди репортеров находился обозреватель "Банковского вестника" — неопределенного пола личность с оттопыренным задом, которым оно отчетливо виляло при ходьбе, и колумнистка "Новостей столицы", дама с кукольным личиком и оценивающим взглядом портовой шлюхи. Сидеть с ними рядом Пиладу никак не улыбалось. Заняв соседние места в первых рядах, Пилад и Дар терпеливо ожидали начала конференции, перебрасываясь короткими репликами. Хотя Пилад и жил в столице уже немало лет, большая часть заявленных ораторов была ему столь же незнакома, как и Дару. Он гадал, какое отношение они имели к экономической науке.
Дар, гораздо меньше знакомый с реалиями Лакаана был, тем не менее, значительно опытнее своего нового знакомого в вопросах демагогии и лживости "адептов объективного знания", как любили себя самих именовать те интеллигентики, которые продавались особенно часто и недорого. Поэтому, в отличие от Пилада, внимавшему речам с трибуны со всё возрастающим недоумением, никак не будучи в состоянии понять, как нормальные люди могут всерьез нести подобную чушь, Дар откровенно скучал. "Социально-экономический либерализм" был ничем иным, как апологией вседозволенности для крупного капитала, недовольного государственными ограничениями, законами о социальной защите и налогами. Все трудящиеся, создающие своим трудом и потом богатства власть имущих, были для ораторов быдлом и ничтожествами. А состоятельные воры и паразиты — благодетелями, объектами обожания и подражания. С брезгливой гримасой Дар слушал излияния очередного оратора, вполголоса вставляя свои комментарии:
