Карен Монинг - В оковах льда
Я усмехаюсь в ответ, потому что у великих умов всегда мысли сходятся, и это так круто — быть горошинами в одном Мега-стручке.
Пока он открывает пакеты, я продолжаю прикалывать к «доске-головоломке» фотки с замороженных мест. Я считала свою гипотезу про жизненную силу верной, пока он не указал на два вопиющих недостатка. Черт. Хорошо, что я приперла свои зиплоки с «беспристрастными» уликам. Я начинаю хихикать, но тут же снова вспоминаю, что Риодан мертв. По какой-то причине мне тяжело думать об этом. Как будто я считала его бессмертным или что-то типа того. С чего всякий раз думая об этом, для меня это как удар в челюсть. Ну да, я выпустила Ведьму, но он сам облажался, дав ей себя нагнать. Я не такая быстрая, как он и то умудрилась вовремя сныкаться.
Спустя восемь часов я уже никакая и ничего не вижу перед собой. Поочередно вглядываясь в фрагменты осколков и изучая карту уже столько времени, кажется, мои глаза уже вот-вот скоро вылезут из орбит.
Я не спала целых три дня и выжата как лимон, все это время держась на лошадиной дозе сахара из конфет и содовой, и покрова что завис надо мной, делая меня такой разбитой. Вина. Вина для неудачников. Вина для людей, испытывающих такие бестолковые вещи, как сожаления. Я обдумываю мысль, что, возможно, сожаление это процесс накопления с возрастом, столь же неизбежного как ломящийся от шмотья шкаф и еще больше с ним чемоданов на чердаке. Так что накопленный багаж старит людей? В таком случае, им всего-то и нужно, что повыбрасывать к чертовой матери все барахло, отправить его в секонды и вспомнить, какого это бегать голышом, как карапузы, выпятив маленькие пузики, всегда готовые как следует порезвиться. Во-вторых, убив Багровую Ведьму, я отправлю свою вину гореть в ад, где ей и самое место. Проблема в том, что я застряла на этой стадии и это делает меня даже более вспыльчивый, чем гормоны. Мне до чертиков не нравится чувство ответственности за это дерьмо. Словно удерживающие меня на месте маленькие якоря в моем счастливом море, где новое приключение еще круче прежнего поджидает как раз за следующей волной.
В пакетах чего только нет. Щепки дерева с церковных скамей, осколки витражного стекла, волосы, кусочки костей, ковра, кожи, земли, пластика, продуктов, частей тел людей, Невидимых. Так же фрагменты белого хрусталя и ошметки коврика для йоги, детали телефонов, зубы, украшения, фрагменты разной электроники, куски железных плит, стиральной доски, часть ногтя с фалангой пальца, слуховой аппарат, половинка водительских прав, и прочего. Мы ведем перепись содержимого с каждой сцены, сопоставляем с местом происшествия и вычеркиваем все, что не повторялось в каждом пакете.
Остались «фрагменты - Х» — так мы окрестили остаточный мусор в каждом пакете — из металла и пластика.
— Не находишь в этих вещах… не знаю, ничего странного, Мега?
Я беру осколок хрусталя в ладонь и держу секунду:
— Он холоднее, чем должен быть, как будто до сих пор частично заморожен. Он не греется, неважно, сколько его держать в руке.
— Нет, тут есть что-то еще. И это что-то ускользает от меня.
Я жду. Я не ходила в школу, и всегда восхищаюсь тем, как много знает Танцор. Если он говорит «что-то еще», значит, так оно и есть.
Он размышляет вслух:
— Если оно ищет не жизненную силу, то как выбирает себе новые места? Это явно не сам металл или пластик, которых везде полно в той или иной форме, но вот какой-то в них ингредиент. Оно может гнаться за бесконечно малыми следами чего-то.
Я сгребаю кучу останков с края каменной плиты, растягиваюсь рядышком, закидываю руки за голову и пытаюсь мысленно восстановить сцены такими, какими они были до заморозки. Может, проще будет найти в них что-то общее до того, как все в пух и прах разлетелось.
— К примеру, за каким-то витамином или минералом, который ему необходим, чтобы завершить то, что он делает?
— Или за каким другим общим во всех случаях элементом, который его привлекает и заставляет быть именно там, — продолжает Танцор.
— А?
— Это как морская вода для рыбака, потому что он надеется поймать в ней кита. Нам не обязательно искать кита. Достаточно найти морскую воду. Если сможем выяснить, что его привлекает — мы на полпути к тому, чтобы его остановить.
— У нас есть три сцены, откуда еще нет образцов. Те две, о которых говорил Р'Джан, что обледенели в стране Фейри, и клуб, под Честером.
— Можешь попросить Риодана помочь с образцами? Судя по тому, что я слышал от кучи народа, этому парню много кто чего задолжал.
Все мои мысленные образы рассыпаются, как только Танцор произносит его имя, и вдруг я вижу два изображения одновременно: Риодана, смеющегося и занимающегося сексом на четвертом уровне, более живого, чем все, кого я когда-либо знала — за исключением меня, конечно; и Риодана, истекающего кровью в переулке, со свисающими со здания кишками, отпускающего в это время шуточки, пока умирает; и самая дрянная мысль: я даже не попыталась поближе его узнать!
— Да, так и есть, — бормочу я, мысленно отвешивая себе подзатыльник, потому что, если меня вырвет шоколадками, я не успею даже отвернуться, делая это.
— Что так и есть? — спрашивает Танцор.
Я всегда боролась с ним и повторяла, как я его ненавидела.
— Он это заслужил. Он был самым высокомерным, раздражающим ублюдком, которого я когда-либо знала!
— Заслужил — что? И — кто?
Похоже, мне теперь и Риодана придется звать ТП. Звучание его имени тоже вызывает у меня кишечные спазмы. Ненавижу его, хоть его уже и нет на этом свете.
— Значит ли это, что мой контракт автоматически аннулирован, или права перешли к кому-то из других чуваков? — Вы просто не имели дела с такими ребятками, как они. У меня навечно отпало желание заходить в «Честер», и в КиСБ — если бы теоретически это было возможно — потому что теперь это просто КиС, без самых важных составляющих элементов, что делали оба эти места захватывающими и значимыми.
— Какой контракт?
Теперь, когда эти важнейшие составляющие ушли навсегда, у меня плохое предчувствие — о Дублине, о мире в целом. Словно я смогла отклонить планету со своей траектории в какую-то странную, новую и совершенно неустойчивую позицию их устранением.
— Мега. — Танцор стоял передо мной. — Поговори со мной.
— Мы теперь ничего не попросим у Риодана, — говорю я ему.
— Почему это?
Я протерла глаза и вздохнула:
— Потому что я убила его.
Я просыпаюсь с одеревеневшей шеей и приклеенным к щеке слюнями пакетиком от улик. Я поднимаю голову сантиметров на пять и выглядываю из-под волос, надеясь, что меня не видит Танцор. И когда обнаруживаю его, уставившегося на нашу «доску-головоломку», я смущенно-облегченно выдыхаю, мол «пронесло».
