Евгений Малинин - Драконья ненависть, или Дело врачей
Я не услышал щелчка тетивы, но мне было ясно видно, как короткая черная молния ударила из чердачного окошка точно в голову даны Хольны и… с противным визгом ушла в сторону, отброшенная окружавшей женщину дымкой.
Дана Хольна снова расхохоталась, запрокинув лицо к уже потемневшему небу, к проблеснувшим на нем звездам, и в этом хохоте слышалась бесконечная уверенность в своих силах, в своей необоримой мощи! И длинный рубиновый жгут магической плети выписывал завораживающие узоры над ее головой.
– Что у нее в руках?.. – Прохрипел я, обращаясь неизвестно к кому, и неожиданно получил ответ:
«Это магический жезл… Мой магический жезл, подаренный мне вар Фритором… Я не знаю, как она смогла его найти!» – В бестелесом голосе призрака звучало отчаяние!
– Ах так! – В хриплой ярости воскликнул я и вскочил на ноги, – тогда попробуем сразиться на равных!!
Одним движением я сдвинул пластину на левом предплечье доспехов, и в моей руке оказался жезл вар Экома! Он словно ожидал, чтобы его взяли в руки, и сквозь зачарованную сталь перчатки я ощутил мгновенно пробуждающуюся мощь. Мы сразу же поняли, почувствовали друг друга – человек и одушевленный магией кусочек дерева.
Изумруд довольно сверкнул и из его середины вытянулась к небесам тонкая, ясно видимая зеленая игла. Нет, она не изгибалась, подобно чудовищной плети, она была пряма и тонка, словно невероятно длинный клинок чудесной рапиры.
Бледное лицо, обрамленное чудесными белокурыми волосами опустилось от звезд к земле, и смех замер на изящно изогнутых, чуть припухлых губах. В следующее мгновение по лицу даны Хольны скользнуло изумление, немедленно уступив место ярости.
– Ты!!! – прошипела она, сверля взглядом личину моего забрала, – ты пытаешься противостоять мне?!! За это!..
И она снова плавно взмахнула рукой.
Рубиновая плеть, свиснув в воздухе роняющим искры кончиком, рванулась в мою сторону словно разъяренная змея, но узкий, светящийся зеленью клинок встретил ее в полете и четырежды коротко перечеркнул извивающееся рубиновое свечение. Одно мгновение казалось, что ничего не произошло, и вдруг длинный рубиновый жгут распался на пять коротких кусков, бессильно потянувшихся к земле и теряющих в этом последнем полете свое яростное свечение.
Нет, дана Хольна не растерялась, она снова мгновенным движением левой руки огладила свой жезл, и снова длинная змея рубиновой плети взметнулась у нее над головой, но не сделав и двух витков, умерла, иссеченная изумрудным клинком.
И снова дана Хольна выбросила из своего жезла жгут рубиновой плети, только на этот раз он был мутен, и по всей его длине тянулись темные неопрятные пятна. Да и движения жгута были какими-то неуверенными, дерганными, словно он ни видел цели, не чувствовал управляющей им руки.
Когда и этот жгут был уничтожен, дана Хольна не успела поднять левую руку для очередного поглаживания жезла. Длинный изумрудный клинок, управляемый моей рукой, рухнул на короткий стержень ее магического жезла, и обрубил его, у самых пальцев женщины. Обрубок не успел еще коснуться земли, как взамен исчезнувшей призрачной дымки фигуру даны Хольны окутал плотный рубиновый ореол, который в следующее мгновение взметнулся к небу холодным, сыплющим искры факелом и… исчез, оставив призрачные блики.
Дана Хольна несколько мгновений стояла, чуть покачиваясь на ослабевших ногах, а затем медленно осела на землю, притулившись вялой спиной к колесу коляски.
Долгую секунду над двором висел тонкий изумрудный луч, словно некое грозное предупреждение, а затем и он исчез, втянувшись в магический камень.
Я спрятал жезл в кармашек на левом предплечье доспехов и, повернувшись к замершим гвардейцам, хрипло рявкнул:
– Мне что, повторить свой приказ?!!
Мечи, луки, колчаны со стрелами, кинжалы посыпались на землю. Затем посреди двора вдруг выросли темные фигуры дана Хорлоха и Дули. Они начали по двое, по трое отводить безвольных людей в темно-коричневой форме за дом, в предназначенный для них подвал. А я шагнул к жене дана Тона. Когда я наклонился над безвольно сидевшей фигурой, из коляски выметнулась стремительная, темная тень, и короткий тонкий клинок взвился над моей головой!.. Но сухо стукнула арбалетная тетива, и звякнул о плечо доспехов обессиленный клинок, а к моим ногам скатился темный бесформенный ком, в который превратилась старуха-камеристка.
Хват отлично знал свое дело и не расслаблялся до конца… хотя чем мог угрожать моим доспехам короткий клинок в старческой руке?..
Я медленно вытащил из ножен свой кинжал и кончиком клинка приподнял подбородок даны Хольны… подбородок белокурой красавицы, только что жаждавшей моей смерти.
«Одно короткое движение, и с ней будет навсегда покончено!» – Мелькнуло в моей голове, и я не понял, была ли это моя мысль, или мне подсказал ее призрак дана Тона.
– Одно короткое движение, – сведенными судорогой губами едва слышно повторил я, и моя рука начала это движение… во всяком случае, я отчетливо видел, как острие короткого клинка дернулось вперед под мило очерченным подбородком. Но… я удержал свою руку.
«Ее надо добить!» – Напористо прозвучало в моей голове, и теперь уже я точно расслышал интонации Блуждающей Ипостаси.
– Нет, – я покачал головой, – не хватает еще, чтобы я убивал беспомощных женщин!..
«Когда она придет в себя, она убьет тебя! – Рявкнула Блуждающая Ипостась, – и правильно сделает!»
– Нет! – Повторил я тверже, – я не буду ее убивать… И ей не дам такой возможности…
Я убрал кинжал в ножны, выпрямился и огляделся.
Во дворе все было кончено. Гвардейцев даны Хольны не только разоружили, но уже успели отвести в подвал и надежно там запереть. Двух ее юных камеристок сотник черных извергов поместил в одну из спален. А дану Хольну я на руках отнес в тот самый погреб, в котором меня самого продержали почти сутки. Теперь и она могла насладиться прелестями жизни без магии!
После этого я ушел на второй этаж дома и завалился спать в первой попавшейся спальне, полностью полагаясь на своих черных извергов.
И не было сновидений, ни цветных, ни черно-белых… И не было ни покоя, ни тревоги. А была тишина и темнота… Долго-долго была полная тишина и полная темнота! А потом темнота начала размываться, и тишину спугнул странный звук за светлеющим пятном окна… И я не сразу понял, что этот звук – слабая попытка невидимой птицы поприветствовать наступающее утро.
Я открыл глаза и понял, что лежу на кровати поверх покрывала, что на мне кровавые доспехи, и их забрало опущено, словно перед поединком, и только оружие сложено рядом, на ковре, покрывавшем пол. С трудом сгибая ноги и поворачивая тело, я соскользнул с кровати и выпрямился перед окном, за которым в серых рассветных сумерках лежал серый истоптанный двор усадьбы. И брошенная коляска даны Хольны, уложив оглобли на серую землю, проступала сквозь утренний туман. Рядом с коляской, похожая на кучу промокшего в тумане тряпья, лежала старуха-камеристка, а в двух шагах от нее раскинул руки сотник коричневых гвардейцев сияющей даны… И черная стрела торчала из его лба, словно знак ударения…
