Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — граф
— Я не опасная, — возразила она. — Я не обязана спать со Шварцем, потому что я свободная женщина.
— Дай женщине неограниченную свободу, — согласился я, — и она тут же ограничит твою.
Женщина — это человеческое существо, которое одевается, болтает и раздевается. Кларисса уже наболталась, дунула на свечу, в полной темноте я слышал шуршание сбрасываемого платья, пахнуло теплом и запахом молодого горячего тела, одеяло дернулось, доски тихо и стеснительно заскрипели. Она скользнула под одеяло несмело, замерла, я тоже некоторое время не двигался, потом вспомнил, что вообще-то и то подвиг, что она сама пришла ко мне в чулан, а так инициатива должна исходить от меня.
— Иди сюда, — сказал я и притянул ее к себе. — Иди-иди. Положи голову мне на плечо…
Она с некоторым испугом опустила голову, но тут же освоилась, забросила ногу, защебетала, как ночная птичка:
— А я тебя сразу заприметила!.. Ты тогда переносил мешки в подвал, помнишь? С тобой был еще этот… ну, кривой на один глаз!
Я порылся в памяти, в самом деле тогда прошла мимо какая-то девчушка, рассмотреть ее не рассмотрел потому, что и не старался: что-то типично крестьянское, приятное только свежестью и молодостью. Если на всех приятных даже во всех отношениях бабс оглядываться, то Кристалл Огня уведут более целеустремленные.
— Помню, — ответил я, не солгав. — Мы тогда разгружали… не помню, что-то разгружали.
— Мешки с зерном! — напомнила она.
— Да-да, — согласился я. — именно мешки. Да еще и с зерном.
— Вот-вот, — обрадовалась она. — Вспомнил? Я сразу обратила на тебя внимание, ты был такой печальный и даже грустный!.. Давай я расскажу тебе, как я тебя увидела и что подумала, а потом ты мне расскажешь поподробнее, как ты меня увидел и что подумал…
Она щебетала уже весело и беззаботно, напряжение ушло из ее тела сразу, как только поняла, что не буду хватать грубо и подгребать под себя, аки всякий зверь. Я слушал щебет и сказал мысленно: господи, и эта такая же дура, если не круче! Благодарю тебя, господи. Теперь вижу, что ты обо мне помнишь и заботишься.
— Потом расскажешь, — пообещал я, убеждаясь в который раз, что мой могучий и замечательный мозг, полный возвышенных мыслей, всего лишь сопливый, вчера родившийся мальчишка на побегушках огромного и всемогущего инстинкта, за плечами которого двухмиллиардный опыт и которому мозг даже не решается перечить. — Иди сюда… да не дрожи, расслабься!.. Расслабься, а то прибью…
Рано утром, еще только чуть-чуть порозовело небо, она выскользнула из-под одеяла, белая в полумраке, вскинула руки и подвязала волосы лентой, так что я разглядел темные подмышки, заросшие длинной шерстью. Груди поднялись, я невольно засмотрелся, никогда не видел таких громадных и темно-коричневых ореолов, широких, как блюдца, а нежной белизны кожи осталось совсем немного.
Нисколько не стесняясь ни наготы, ни такой необычной груди, она туго затянула волосы, от чего разрез глаз сразу стал как у лани, что очень необычно и загадочно, лицо оставалось спокойным и милым, она держалась без кокетства, не покачивала бедрами, настолько крутыми, что руки сами тянутся похлопать по заду, как коня по крупу.
Она быстро скользнула в платье, двумя быстрыми движениями вставила ступни в башмачки.
— Я побегу, — сообщила она деловито, — а ты еще полежи!
— Мне тоже надо, — ответил я и начал медленно подниматься, — тебе растапливать печь, мне помогать всем, кому смогу помочь. Я хочу отплатить лорду Лангедоку! Надеюсь, я отплатить ему сумею.
Это прозвучало двусмысленно, но Кларисса ничего не заметила, сказала щебечуще:
— Встретимся вечером! Если, конечно, Шварц не затащит меня к себе.
— Ты не только пользуешься успехом, — похвалил я, — но и настоящим спросом!
Я проводил ее долгим взглядом, так как на женщин, как и на медаль, нужно смотреть спереди и сзади, неспешно оделся, а когда вышел, ноздри защекотал запах гари.
Я заорал: «Пожар!» — ухватил ведро с водой и понесся по лестнице, все время держа все чувства нацеленными на запах и фигуру предателя-кастеляна. Едва не столкнулся с Лангедоком, он ревел, как разъяренный бык, но на меня с ведром воды в руках взглянул благосклонно. Наверху я обнаружил, что горящие гобелены уже сорвали со стен и затоптали: пьяные стражи ухитрились поджечь, опрокинув большой масляный светильник.
Лангедок велел высечь чересчур загулявших соратников и объявил всем грозно, что замок принадлежит ему, как и все хозяйство бывшей хозяйки земли. Кто причинит ущерб в замке, тот причинит ущерб лично ему, графу Лангедоку.
Только в обед обнаружили, что загнанные в самую последнюю комнатку защитники таинственным образом исчезли. Рассвирепевший Лангедок прибыл, все осмотрел и сразу обнаружил выломанные в проеме окна прутья. Пятерых, что залили кровью пол на три пальца толщиной, велел вынести и закопать, а потом добавил, что выдаст пособие их семьям, чтоб все знали о его великодушии и справедливости.
Я, играя услужливого дурака, совался всюду, ведь меня спасли, спасли, это же какое счастье. Я всем прожужжал уши, как меня пытали эти мерзавцы, как мучили, как жгли каленым железом, как протыкали прутьями, а потом проклятая колдунья — гореть ей в огне! — приходила и залечивала мне раны, чтобы с утра вновь наслаждаться моими мучениями.
Все ахали, ужасались, это ж какое коварство, чисто женское, ни один мужчина до такого не додумается. Если и нужно у кого выпытать секрет, то такого будут пытать, пока не ответит, а потом либо отпустят, либо дадут быструю смерть. А вот так мучить только для того, чтобы мучить… бр-р-р-р, это могут только женщины.
Но при таком отношении я автоматически получил право доступа во все помещения, сам Лангедок покровительствовал, я своими рассказами лью воду на его мельницу, освободитель, защитник угнетенных, осталось только возить меня по регионам с агитацией.
Лангедок в первые же минуты захвата замка послал отборную группу на захват знаменитой сокровищницы леди Элинор. Возглавлял ее Тимоти Корказан, колдун, изгнанный в ряде королевств за чересчур прямолинейные попытки добиться непомерного могущества в области магии, из-за чего он совершал массовые жертвоприношения. При Лангедоке он прижился, как-то сумели договориться, а я из подслушанных разговоров понял, что Лангедок за помощь в захвате замка пообещал отдать ему все накопленные прежними лордами острова-замка сокровища.
Трое погибли в коридоре, прежде чем Корказан сумел понять природу чар и создать защиту, еще один сгорел в огне, что выметнулся прямо из каменного пола. Говорят, лишь горстка пепла осталась да несколько капель расплавленного железа. Колдун остановил отряд, повозился с заклятиями, дальше сам пошел впереди, а остальные, устрашенные, двигались на расстоянии.
