Роберт ДЖОРДАН - Властелин Хаоса
Неожиданно она ощутила на лице дуновение и поняла, что Лорэйн, склонившись в седле, обмахивает ее белым кружевным веером. С лица этой стройной темноглазой женщины не сходила жеманная улыбка.
– Наверное, вашему величеству было приятно узнать о вступлении вашего сына в ряды Чад Света. И о том, что он уже получил чин.
– Это и не диво, – подхватила Алталин, обмахивая веером пухленькое личико. – Сын ее величества и должен возвышаться быстро, словно восходящее солнце, во всем своем великолепии. – Она расцвела от удовольствия, заслышав гул голосов, выражавших одобрение ее неуклюжему каламбуру.
Моргейз не изменилась в лице, что далось ей с трудом. Новость, которую вчера во время как всегда неожиданного визита преподнес ей Найол, потрясла королеву. Галад стал Белоплащником! Правда, по уверениям Найола, он находится в полной безопасности. Но навестить мать не может – служебные обязанности держат его в отлучке. Однако он, конечно же, будет рядом с ней во время ее победоносного возвращения в Андор во главе войска Детей Света.
Но она-то понимала, что в действительности Галад не в большей безопасности, нежели Илэйн или Гавин. Вероятно, даже в меньшей. Ниспошли Свет, чтобы Илэйн была в безопасности в Белой Башне. О, Свет, хоть бы Гавин был жив! Найол уверял, что понятия не имеет, где он, хотя точно знает, что не в Тар Валоне. Так или иначе, Галад – это нож, приставленный к ее горлу. Найол, конечно же, и словом не обмолвился о том, что в любое время может отдать приказ и послать Галада на верную смерть, – знал, что она и так это понимает. Оставалось лишь надеяться, что он не догадывается, насколько дорог ей Галад, не меньше, чем Илэйн или Гавин.
– Я рада за него, если он получил то, к чему стремился, – промолвила Моргейз равнодушным тоном. – Но он сын Тарингейла, а не мой. Вы ведь понимаете, мой брак с Тарингейлом был заключен исключительно в государственных интересах. Странно, но я даже лица его вспомнить не могу, ведь он так давно умер. Галад волен делать все, что пожелает. Когда Илэйн унаследует после меня Львиный Трон, Первым Принцем Меча станет Гавин. – Моргейз небрежным жестом отмахнулась от слуги с кубком на подносе и усмехнулась: – Найол мог бы снабжать нас вином получше.
Дамы встревоженно зашептались. За последнее время Моргейз несколько сблизилась с ними, но ни одна из них не осмелилась бы задеть Найола даже неосторожным словом, прекрасно зная, что это слово будет ему передано. Моргейз же никогда не упускала возможности высмеять Пейдрона Найола в их присутствии. Это убеждало дам в ее храбрости, что немаловажно, коли она хотела заручиться если не их поддержкой, то хотя бы расположением. А еще важнее создать иллюзию, будто она не пленница Цитадели.
– А я вот слышала, что Ранд ал’Тор демонстрирует всем Львиный Трон, словно охотничий трофей, – обронила Маранд, миловидная женщина чуть постарше остальных. Сестра главы Дома Алгоран пользовалась достаточным влиянием, чтобы окоротить даже Айлрона, хотя, конечно же, не Найола. Прочие дамы слегка раздались в стороны, давая ей возможность подъехать поближе к Моргейз. Добиваться дружбы и верности Маранд королева и не думала.
– Я тоже об этом слышала, – беспечно отозвалась Моргейз. – Только вот охота на львов – дело опасное, а охота за Львиным Троном еще опаснее. Особенно для мужчин. Львиный Трон губит мужчин, вздумавших на него посягнуть.
Маранд улыбнулась:
– А еще я слышала, будто он возвышает тех из них, которые умеют направлять Силу.
Дамы встревоженно зашушукались. Молоденькая, хрупкая Маревин, почти еще девочка, покачнулась в высоком седле, словно собиралась лишиться чувств. Известие о провозглашенной ал’Тором амнистии породило пугающие слухи – хотелось надеяться, что это всего лишь слухи, – о том, что в Кэймлин во множестве стекаются способные направлять Силу мужчины, которые держат весь город в страхе и устраивают в королевском дворце разгульные пирушки.
– Очень уж много ты слышишь, – отрезала Моргейз. – Не иначе как целыми днями подслушиваешь у замочных скважин.
Улыбка Маранд стала еще шире. Хотя эта женщина и была вынуждена согласиться сопровождать Моргейз, она обладала достаточным весом, чтобы открыто выказывать свое недовольство, и напоминала острую, надоедливую занозу, от которой невозможно избавиться.
– Увы, удовольствие служить вашему величеству занимает почти все мое время, так что и подслушивать некогда, но я стараюсь не упустить ни одной новости из Андора, дабы поделиться ею с вашим величеством. И я слышала, будто Лжедракон каждый день беседует с андорскими вельможами. С леди Аримиллой, леди Ниан, лордами Джарином и Лиром. И с другими, их друзьями.
Один из сокольничих поднес королеве серую с черными крыльями птицу с надетым на голову колпачком. Сокол шевельнулся на перчатке, и на его путах звякнули серебряные колокольчики.
– Благодарю, но на сегодня с меня хватит охоты, – сказала Моргейз и, возвысив голос, обратилась к Гиллу: – Мастер Гилл, собери эскорт. Я возвращаюсь в город.
Гилл встрепенулся. Он прекрасно знал, что находится здесь лишь для видимости, но тут же принялся кричать и размахивать руками, будто верил, что Белоплащники станут выполнять его приказы. Моргейз, со своей стороны, повернула вороную кобылу, но пришпоривать ее, разумеется, не стала – заподозри Норовин попытку побега, он налетит как ветер. Белоплащники, вынужденные сейчас обходиться без белых плащей, мгновенно перестроились, и не успела вороная кобыла проскакать и десяти шагов, как они уже образовали эскорт. Норовин ехал рядом с королевой, дюжина солдат впереди, остальные сзади. Слуги, сокольничие и музыканты суетились, спешно собираясь в обратную дорогу. Гилл и Пайтр заняли свои места позади Моргейз, за ними следовали фрейлины. Маранд торжествующе улыбалась, но некоторые дамы недовольно хмурились. Не слишком явственно, ибо, хотя Моргейз и вынуждена была уступить Найолу, она оставалась королевой, и с этим в Амадиции не могли не считаться. А дамам приходилось заниматься тем, к чему их принудили. Правда, многие, наверное, и сами ничего не имели бы против зачисления в свиту андорской королевы, но вынужденное пребывание в Цитадели не радовало ни одну из них.
Моргейз же улыбалась бы и сама, будь она уверена, что Маранд того не заметит. Единственная причина, по которой она до сих пор не потребовала отослать эту женщину, заключалась как раз в ее невоздержанности на язык. Маранд получала удовольствие, указывая Моргейз на то, как уплывает из ее рук Андор; она и представить себе не могла, что слова ее звучали бальзамом для королевы-изгнанницы. Ведь все поминавшиеся Маранд лорды и леди – все! – являлись ее противниками еще до восшествия на престол, а потом стали прихлебателями Гейбрила. Назови Маранд другие имена, иным мог быть и результат. Моргейз очень не хотела бы услышать об отступничестве лордов Пеливара, Абелля, Луана, леди Арателле, Эллориен или Аймлин. И некоторых других. Но Маранд ни разу не помянула их, а не преминула бы, долети до нее из Андора хотя бы шепоток на сей счет. А раз Маранд молчала, оставалась надежда, что они не преклонили колен перед ал’Тором. Некогда они уже помогли Моргейз взойти на трон и, коли то будет угодно Свету, пособят ей вернуть его.