Александр Рудазов - Дети Судного Часа
Самая большая и организованная группа в конце концов явилась сюда – в научный городок под «Искусственным Небом». ГИОТ оказался одним из немногих мест, где что-то удалось спасти. К тому времени он представлял собой нечто вроде осажденной крепости – его окружила кольцом целая орда мародеров из столицы и окрестных городов. Однако с прибытием мутантов из бригады Мадеклекороса с блокадой удалось покончить. Мародеров разогнали и начали понемногу восстанавливать утраченное.
Но на этом ничего не закончилось. Жизнь в мертвом мире с каждым годом становилась все тяжелее, и относительно благополучный ГИОТ постоянно подвергался атакам. Вынужденные за каждый кусок хлеба сражаться с собственными согражданами, люди все больше ожесточались. Жизнь утратила всякую ценность и отбиралась с поразительной легкостью.
У Лакластороса сердце обливалось кровью. Он всей душой желал помочь каждому хайгондийцу, но прекрасно понимал, что это не в его силах. Порой приходилось прибегать к таким мерам, которые вызывали у него отвращение. Но профессор Лакласторос, в мирное время бывший безобиднейшим из смертных, в огне великой войны обнаружил новые качества – и ГИОТ под его управлением выжил и выстоял. Даже закаленные в битвах с куклусами десантники не сразу, но позволили кабинетному червю собой командовать.
За минувшие сто лет колония научного городка, этот крохотный островок стабильности в океане хаоса, пережил немало. Не единожды ему случалось стоять на грани уничтожения. И сам он, в свою очередь, не оставлял попыток возродить цивилизованное общество. Гиотцы всеми силами старались расширять границы, восстанавливать технологии, раздувать ту искорку, что с огромным трудом сберегли сами – но все тщетно. Проклятая искорка упорно не желала разгораться.
– Нами было перепробовано м-множество разных проектов в-возрождения, – грустно рассказывал Лакласторос. – Но в-все оканчивались провалами. В-в м-мире слишком м-мало людей, и в-все они полностью поглощены собственным в-выживанием. А когда в-все силы уходят на в-выживание, для цивилизации остается довольно м-мало. Наш ГИОТ – последний очаг, понимаете ли…
– Неужели совсем ничего нельзя сделать?
– Понимаете, в-все упирается прежде в-всего в-в сконь. Она буквально умерщвляет планету, лишает нас пищи и в-воды, а наши в-возможности слишком скудны, чтобы с ней бороться. Она в-ведь в-везде… ну, в-вы сами в-видели.
– Но артефакт Креола…
– Именно об этом я и думаю с самого утра, – перебил Ванессу профессор. – Если этот в-ваш господин Креол не преувеличивает своих в-возможностей… у нас появилась надежда. Это м-может сработать… это действительно м-может сработать… это должно сработать. Обязано просто. Иначе я уже и не з-знаю, как м-можно в-вернуть в-в этот м-мир з-закон Человека…
– Закон Человека? – не поняла Ванесса.
– Ну да, хотя бы Человека… ах да, в-вы же не з-знаете. В-вы в-ведь не з-знакомы с учением Лизторобо, да?
Ванесса покачала головой. Лакласторос поскреб громадный лоб, на котором запросто могло уместиться еще одно лицо, и снова принялся рассказывать. Вообще, делал он это с явным воодушевлением – чувствовалось, что у профессора немалый опыт в чтении лекций. Вот только дикция хромала.
Как выяснилось, учение Лизторобо до Судного Часа было государственной философией Хайгонды, названной по имени своего основоположника – великого мудреца, жившего почти три тысячи лет назад. Согласно ему, в мире существует три великих закона – Зверя, Человека и Бога. Это своего рода краеугольный камень мироздания, всеохватывающая триада, которой подчиняется все живое и мыслящее.
Законом Зверя назывался основной принцип дарвинизма – выживает сильнейший. Низшие инстинкты, животное начало – самый могучий и самый гнусный из трех законов. В отличие от двух остальных, закон Зверя присутствует везде и всюду, но нет хуже мира, в котором он царит безраздельно. До Судного Часа считалось, что закон Зверя оставлен человечеством в прошлом и лишь изредка проявляется в виде уродливых атавизмов.
Законом Человека назывались основные гуманистические принципы, формирующие этический образ жизни. Считалось, что закон Человека – это настоящее человечества. Не идеальное, но вполне удовлетворительное, а главное – доступное и реальное. Своего рода компромисс между наихудшим и наилучшим, между Зверем и Богом.
Что же до закона Бога, то им назывался некий недостижимый идеал, к которому, однако же, надо всеми силами стремиться. Под Богом в нем не имелось в виду какого-то конкретного божества – лишь гипотетическое понятие, абсолютное совершенство, находящееся за пределами человеческого восприятия. В отличие от первых двух законов, закон Бога формулировался довольно расплывчато и толковался очень широко. Предполагалось, что по воцарении в обществе закона Бога наступит всеобщее благоденствие.
– Эти з-законы описывали прошлое, настоящее и будущее, – грустно говорил Лакласторос. – Никто и не подозревал, что в-в будущем м-мы снова в-вернемся к з-закону З-зверя… Нынешнее поколение уже не помнит той, прежней жизни. Судный Час произошел больше ста лет назад. Тогда наш м-мир был процветающим, переживающим небывалый расцвет. М-мы победили почти в-все болезни, создали сверхбыстрый транспорт и уникальную информационную систему. М-мы даже основали первую колонию на Кигаре…
– А что с этой колонией стало? – полюбопытствовала Ванесса.
– Скорее в-всего, давно погибла. Строительство еще только начиналось – они не м-могли долго просуществовать автономно.
Ванессу это заинтересовало, и она стала выпытывать подробности. Лакласторос отозвался с готовностью – он сам внес ощутимый вклад в космическую программу Хайгонды, и с удовольствием предавался воспоминаниям.
Выяснилось, что в довоенные времена на Плонете было две могущественных сверхдержавы – Хайгонда и Седвавия. Обе занимали по целому материку, обе насчитывали сотни миллионов граждан, обе обладали громадными армиями и передовыми технологиями. Все мало-мальски значимые открытия совершались либо в Хайгонде, либо в Седвавии.
Разумеется, между странами-гигантами постоянно шло соперничество. На Плонете этот процесс назывался «дружеской войной». Там не было никакой враждебности, не было гонки вооружений и нацеленных друг на друга ракет. Просто непрекращающееся соревнование во всех возможных областях. В науке, в культуре, в спорте. И Хайгонда, и Седвавия считали делом чести перещеголять соперника – пусть даже в какой-нибудь ерунде.
У этого соревнования были свои положительные стороны. Правительства обеих держав щедро вкладывались в дорогостоящие проекты, способные повысить государственный рейтинг. Тот же купол над ГИОТ, бесподобное «Искусственное Небо», первоначально был создан именно с этой целью – как объект престижа. А сколько других потрясающих зданий было воздвигнуто лишь из желания похвастаться!
