Стивен Дональдсон - ЗОЛОТНЯ-ОГОНЬ (ДОПОЛНЕНИЕ К КНИГЕ II)
Змейкой, один за другим, всадники просочились в тенистые владения Зломрачного Леса.
Шипы дергали и иногда кололи их, но ранихины с такой легкостью и даже изяществом прокладывали себе путь, что длинные голубые одеяния Лордов лишь кое-где пострадали от цепляющихся за них сучьев и колючек. Однако же путь им предстоял долгий, тропа все время петляла, и Корик трепетал при мысли об уязвимости их компании. Если куманика в Лесу была живой, то всадники находились в смертельной опасности. Корик послал предостережение Стражам Крови, что ехали ближе всего к Лордам, и они собрались с духом и силами, чтобы чуть что сразу ринуться на защиту Гирима и Шетры.
Но кусты хранили молчание и оставались недвижимы: тихий ветер не доносил ни звука сквозь темную зелень и колючие заросли. И чем глубже продвигались они в лес, тем все более сухими и тонкими становились стебли куманики, а вскоре она и совсем исчезла как вздох, оставляя всадников на попечение самого Леса.
Воздух в лесу был плотным, насыщенный удушающими испарениями и вгоняющий в дремоту; он медленно подрагивал в тусклых серых тенях, словно тревожный сон, исполненный леденящих кровавых видений. Повсюду витал тяжелый запах мха и лишайников, сырой земли и разлагающегося перегноя, так что было очень трудно дышать: казалось, лес вступил в борьбу с легкими всадниками. Густые развесистые ветви преграждали путь солнечному свету: лишь редкие случайные лучики проникали внутрь под зеленые купы дерев, что казались погруженными в черные мрачные думы и замышлявшими погибель.
Теперь прежнее безмолвие леса изредка нарушалось. Время от времени раздавались жалобные вскрики птиц, зловещее уханье. Над головами путников то и дело сновали стремительные черные белки. И порой до Стражей Крови доносились шорохи, издаваемые обитателями леса, поспешно уносившимися прочь от непрошеных посетителей.
Однако путь становился все легче. Деревья словно расступились пред ними: тропа стала шире, как если бы лес охранял ее менее тщательно; звериные тропки вились и петляли вдоль нее. Вскоре они смогли даже возобновить свой прежний строй, теперь Лорды и Корик ехали по траве, а остальные Стражи Крови продвигались между деревьями, окружая их. Ранихины ускорили свой шаг, перешли почти на рысь, и их небольшой отряд по-прежнему стремился вперед, направляясь в самое сердце Зломрачного Леса. И уже после наступления темноты они ехали по-прежнему не замедляя шага своих лошадей, словно спешили через мечту – хмурую и унылую задумчивость Леса. Были слышны только стоны и охи Гирима, раздававшиеся всякий раз, когда ему удавалось удерживать свое равновесие, а в остальном они хранили молчание, опасаясь в лесу всего, что могло бы услышать их. И даже стонущий от боли Гирим не разу не подал и вида, что желает остановиться и передохнуть. Он тоже был под впечатлением настроения Леса. Но все же немного времени спустя Корик остановил отряд. Темные росчерки ночи, казалось, пышно расцветали под кронами дерев, и хотя ранихины все еще могли находить путь в этом кромешном мраке, Стражи Крови уже плохо различали в темноте, чтобы избежать любую засаду, могущую поджидать их впереди. Однако, странное нежелание владело им, когда он дал команду устраиваться на ночлег на небольшой лесной прогалине. Но все же Корик не хотел полагаться на милость леса.
Непроглядная ночь царила в Зломрачном Лесу, и даже парящие в свободном полете, беспорядочно мечущиеся меж деревьев целые рои жуков-светляков не делали ее ничуть светлей. Они мерцали, кружились и танцевали, словно маленькие путеводные звездочки для мириад жителей темноты – они струились легким завораживающим дуновением, но были бессильны осветить хоть что-нибудь вокруг себя. Когда Лорды приютились на ночлег на плоском покрытом мхом камне, а Стражи Крови распределились по поляне, оберегая сон Гирима и Шетры, их ночной дозор был несколько омрачен суетливым порханием жуков-светляков. Эти юркие холодные искорки словно сгущали темноту, окружая их плотной стеной. Они отвлекали внимание Стражей Крови, словно бы помогали сокрыть от их взгляда все остальное. В конце концов Корик и его товарищи были вынуждены нести дозор, закрыв глаза полагаясь на свой слух, обоняние и ощущение земли под своими босыми ногами.
Заря еще не занялась, а они уже сидели верхом на ранихинах и продолжали свой путь. Поначалу Лорд Гирим словно хотел наверстать упущенное, болтал без умолку, казалось, он изо всех сил стремился рассеять обволакивающий их саван тьмы. Зацепкой ему послужила его верховая езда: он то и дело утверждал, приводя всевозможные доводы, что несмотря на все его трудности и боль, он явно преуспел в этом искусстве. Хотя он безостановочно цеплялся языком и за любую другую мысль, пришедшую ему в голову, и говор его не смолкал пока зарождался новый день, словно все вокруг зачарованно внимали ему. Но постепенно его красноречие таяло, вскоре стало под стать его поистрепанному широкому одеянию. Когда же взошло солнце, он заговорил уж совсем как-то неуверенно, потом от него доносилось одно лишь невнятное бормотание, и еще через некоторое время воцарилось молчание. Несмотря на пробивающиеся сквозь густую зелень солнечные лучи, Зломрачный Лес, окружавший их, был по-прежнему уныл и зловещ, и Гирим более не мог отрицать, что чувствует это.
Они приближались к самому сердцу Леса, и там же, казалось, жил его бессловесный гнев. К полудню настроение леса пропитывало собой все вокруг. Даже уже знакомые путникам суетливые его жители, казалось, погрузились в собственное безмолвие: не слышалось ни щебета птиц, ни стрекотания жуков, ни беспокойной беготни, словно весь шум лесной жизни стих, покорившись глухой страсти деревьев. Вместо этого воздух наполнился странным запахом, в нем было что-то мускусное и зловонное. Он раздражал ноздри Корика как запах горячей крови, пробуждая в нем желание резко отдернуть голову, словно во избежании удара.
Лорд Шетра коротко бросила:
– Волки! – И Корик знал, что она права. Волчий дух парил в воздухе, как если бы огромная серая стая неслась, опережая ранихинов. Запах тревожил Брабху. Он встряхнул своей густой гривой, сердито всхрапнув. Но когда Корик спросил у старого мудрого ранихина, близко ли волки, Брабха показал ему, качнув головой, что нет. Корик все подгонял и подгонял их компанию, пока они не заспешили вперед настолько быстро, насколько это позволяли наболевшие места Гирима.
Все время после полудня они неизменно продвигались дальше вглубь Зломрачного Леса. Немного позже вонь от волков перестала усиливаться, и поэтому тревожила всех уже чуть меньше. Однако дух деревьев немало не пострадал, а наоборот, превратился в глубокое море душевных волнений. Хотя сонное сознание Зломрачного Леса порой опускалось до тупоумия и древней бойни и кровопролитий Всеединого Леса, теперь он мало-помалу раздражался, наливался зноем и жаждой отмщения. Вечером ветер крепчал, вздувая язык деревьев, что казались шепчущими слова проклятия – Зломрачный Лес словно боролся со своей дремотой, с негибкими занемевшими конечностями и оковами древних времен, раскрываясь в своей вышедшей из глубины веков ненависти.
