Сергей Петренко - Апрель (книга 3)
Мы учились ловить рыбу, смеялись друг над другом, потому что рыбёшки оказывались быстрее нас, потом Ивенн ложилась на дно ручья, пока какая-нибудь любопытная форель не заплывала сама в её руки.
Мы хватали Ивенн за ладони и летели всё выше, пока земля не начинала качаться под нами отражением в капле росы. Рассвет или закат, невозможно угадать, как будут растекаться краски в этот раз, разведённые в облаках. Но самым удивительным оказался восход полной луны, показавшейся над горизонтом на востоке в тот миг, когда солнце коснулось края земли на западе... Мне было больно от радости.
...Пошёл дождь. Он был тёплым сперва, мы долго стояли под деревьями, вдыхая запахи сырого леса, и не заметили, как промокли. Вдруг похолодало. Ивенн побежала в темноту, где деревья смыкались.
Когда мы догнали её, она стояла у провала в холме, пещеры, закрытой корнями. Дождевые струи так стекали по лицу Ивенн, что мне казалось, будто она плачет.
— Он хочет поговорить с вами, — сказала она. — Твой опекун...
* * *
— Не собирался вам мешать, гуляйте хоть сто лет, да и не могу я вам помешать...
— Конечно, не можешь, — сказал Нимо.
— Я тут всё рылся в старых книгах... Ветряной маг Ирис и его друг Тидэй изучали свойства стэнции и лебеа. Тидэй хотел найти заменитель стэнции, на всякий случай. Чтобы помочь ему в опытах, Ирис надолго переставал принимать стэнцию. Заменитель так и не нашли, но Тидэй написал в заметках, будто Затмение Лебеа преодолимо, если "два мага живут в одном ветре". Точный смысл фразы я не расшифровал, а Тидэй добавлял, что практической пользы в этом мало, потому что и первый, и второй должны быть магами воздуха, но если один из них не примет лебеа — он скоро перестанет быть магом, а если примет — то хотя бы одному из них всё равно необходимо использовать стэнцию.
— Значит, я вижу потому, что со мною Альт?
— Да, Нимо. Это самое правдоподобное объяснение. Я очень надеялся, что наблюдения Тидэя окажутся верными... Жаль, что среди Ветряных было так мало настоящих учёных. Во всяком случае, у вас есть время... не много, может быть, два года, вряд ли больше, пока Альт не подрастёт... Если вам... нам... повезёт, за это время можно попытаться исправить ошибки.
— Какие ошибки, Троготт?
— Во-первых, мои. Когда собирали на корабли самое необходимое, запасы стэнции распределили по всем кораблям. Наши учёные писали, что стэнция очень капризна, и заставить её семена прорасти очень трудно. Семена я разделил на две части, одну оставил у себя, вторую — на корабле, который потерялся в Волне. Мне так и не удалось добиться, чтобы семена взошли, может быть, они переохладились зимой или слишком долго лежали в сухом контейнере — не знаю. Но пока вас двое и вы оба способны летать и видеть — вы можете попытаться сделать то, что Нимо не сумел в одиночку. Что не сумел я. Найти Острова, узнать наверняка, погибли они окончательно или всё-таки нет. Вы можете попытаться найти народ алуски — мне это не под силу. Вы можете попробовать отыскать те корабли, что считаются погибшими. Времени у вас не много — скоро Альту придётся или принять Букет Лебеа — или перестать летать.
* * *
— Ты пробовал раньше?
— Да. И один. И снаряжали корабль. В одиночку я не мог найти это место — то ветер относил меня назад, когда я засыпал, то я терялся в звёздах и не мог понять, насколько приблизился к цели. Первый год после Волны я был слишком слабым, чтобы летать. А потом... потом исчезла Ивенн и начинались эти приступы страха... страха высоты. И в конце концов закончилась стэнция. Корабль посылали дважды. И чем дальше, тем труднее лететь и плыть. Там ветра и течения будто взбесились. Первый раз мы не смогли одолеть даже трёх четвертей пути, я уставал, и ветер меня почти не слушался. Во второй раз с нами был Ниньо и ещё один взрослый, который пытался говорить с ветром амулетами. По расчетам штурмана мы оказались в том самом месте и ничего не нашли. Но Троготт, когда мы вернулись, сказал, что, возможно, приборы обманули нас. Правда это или нет, разобраться мог только сам Троготт, но ему нельзя надолго уходить в Океан.
— Нельзя?
— Это его тайна. Он не говорил прямо, но я догадался. Он знает, что я это понимаю.
— А водяные? Они не могли позвать алуски?
— Наших магов воды не осталось с нами после Волны. А к тому народу, что живёт здесь, на Болотах, мы не обращались... я не знаю, почему. Я про них даже не знал очень долго. А Троготт, наверно, избегал иметь с ними дело. Про местных водяников Троготт сказал, что они не слышат Океан. Но если это правда, мне кажется, так стало именно после Волны. Тогда многое изменилось... Думаю, Троготт вообще боится ведьм и водяников, боится, что они узнают о нём что-то опасное. Он прячет самые опасные тайны даже от меня, хотя я не очень-то лезу в его дела.
— Получается, у нас очень мало времени, да, Нимо? Пока я не перестану летать... А стэнции не будет... Нимо, значит я смогу стать таким же, как ты, но перестану видеть и... расти...
— Не думай об этом пока, Аль. У тебя ещё есть время. Не приняв лебеа, нельзя повелевать ветром и летать свободно, без тэллио. Но впереди целый год, а может, и больше, ты будешь летать и видеть... Со мной или на летучке. Мы что-нибудь придумаем, Аль! Обязательно! Это раньше у меня не было надежды. Теперь... я буду драться изо всех сил!
* * *
Большая Ха по-настоящему удивилась, обнаружив неподалёку от Нор Гниленя с детьми. Пронзительно пахло дымом. Это был запах тоски и утраты. Запах шёл от подземных ручьёв, которые питали силой Норы, ручьи струились, омывая корни старого водяного, и сама Ха не знала, куда деться от этой отравы.
— Свинья найдёт болото! — зло прошипела ведьма. — Во что тебе хватило мозгов влезть, гнилая колода, я не чуяла такой дряни с тех пор, как три века назад от чумы подохла целая человековская долина! Ты не смог ИХ сберечь?!
— Тоника цела... Посмотри, что с ним случилось...
Ха присела перед закутанным наглухо в плащ мальчиком. Отвела край, содрогнувшись ещё до того, как увидела... Руки задрожали, обхватила костлявыми пальцами голову Тони, притянула, впилась губами в губы...
Тоника закрыла руками лицо.
— Что ты делаешь? Ты его вылечишь?
— Не знаю! — Ведьма отстранилась, положила Тони на землю. — Давай воду, водяник, тащи её откуда хочешь, настоящую, хрустальную, быстро!
Собиралась вокруг мальчика большая капля, а он будто уснул, лежал, и одежда на нём растаяла, а вместо неё тело спеленали серебристые паутинки. Опустилась капля, словно в чашу, на дно пещеры, опустилась — и застыла.
Большая Ха устало опустила руки.
— Не трави себя, дед... — прошептала она. — Ты не виноват. Кто знал... Давным-давно я сама вот так же попалась в ЕГО сети.
