Анатолий Бочаров - Легенда о Вращающемся Замке
— Признаю, — согласился Эдвард. — Вы же меня победили. В честном бою.
Гэрис оглядел зрителей — те, казалось, позабыли, что им дышать положено. Ну еще бы, прямо сейчас на их глазах был побежден человек, которого они уже начинали считать непобедимым. И который, может быть, и в самом деле был непобедим, но предпочел на этот раз не побеждать. Именно это вызывало сейчас у Гэриса тревогу. Это, а еще спокойный, оценивающий взгляд Эдварда. Нынешний герцог Фэринтайн не мог его узнать. Без всякого сомнения, не мог. Но эта мысль была способна успокоить Гэриса лишь в очень незначительной степени.
Впрочем, сейчас было не до лишних раздумий — представление не совсем закончилось, и следовало играть свою роль до конца. Гэрис вскинул меч острием к небу — и публика, словно ожидавшая этого, разразилась приветственными криками.
— Да здравствует победитель турнира! — крикнул герольд. — Сэр Гэрис Фостер, герой этого дня — и герой Эринланда! Сегодня, на ваших глазах, этот человек совершил нечто немыслимое, подвиг, столь великий, что барды сказали бы…
Сэр Гэрис Фостер не слушал, чего скажут барды. Ему давно уже набили оскомину одинаковые речи, произносимые всеми герольдами на всех на свете турнирах. Гэрис вложил меч в ножны и склонился над все так же лежащим на песке Эдвардом. Протянул руку:
— Помочь вам встать, сэр?
— Если вас не затруднит.
При помощи Гэриса Эдвард поднялся на ноги. Он не выглядел ни удивленным, ни раздосадованным, ни разозленным — не выказывал ни одного из чувств, приличествующих человеку, только что потерпевшему поражение в шаге от победы. Казалось, он воспринял случившееся как должное, и уж точно не находил в своем фиаско ничего, что было бы достойно сожалений. Эдвард снял шлем, и длинные, платиново-белые как свежевыпавший снег волосы рассыпались по плечам. Гэрис замер, как громом пораженный — в этот момент ему показалось, что его сердце прямо сейчас возьмет, да и выпрыгнет из груди.
Он и в самом деле забыл за эти проклятые месяцы многое из того, чего не следовало забывать. Он забыл, как выглядел человек, стоявший сейчас в двух шагах от него. Благородное лицо с тонкими аристократическими чертами, бледная кожа, светло-голубые, прозрачные, льдистые глаза. Было нечто странное в этом лице. Древняя кровь — она отпечаталась на всех, кто принадлежал к дому Единорога. По материнской линии и сам король принадлежал к этому дому.
— Что с вами, благородный сэр? — Лорд Фэринтайн улыбнулся. — Моя внешность кажется вам пугающей? Может быть, немного не совсем человеческой? Что поделать, таким я уродился на свет.
Гэрис сглотнул.
— Прошу прощения, сударь… Я… Просто удивительно видеть кого-то… Вы очень…
— Очень странно выгляжу? — закончил за него Эдвард. — Ну еще бы. Это многие говорят. Некоторые священники даже считают меня порождением дьявола и мечтают при случае окатить святой водой. Говоря по правде, я порождение своих отца и матери, а уж кто их породил, дело десятое. Зато никто никогда не объявит меня бастардом — такая незабываемая внешность не даст ни одному сплетнику усомниться в законности моего происхождения. Но погодите. Кажется, этот петух заканчивает кукарекать. Слово за его величеством.
Гэрис кивнул и повернул голову в направлении королевской ложи. До нее отсюда было три десятка шагов. Немыслимо близко и невыносимо далеко. Хендрик Грейдан, Божьей милостью герцог Таэрверна и король всего веселого Эринланда, сидел на возвышении, облаченный в боевые доспехи. На его плечи был наброшен алый плащ, а чело венчала корона. Он совсем не изменился, точно так же, как не изменился и Эдвард. Королю от роду было немногим меньше тридцати лет. Русоволосый и статный, он унаследовал по отцовской линии широкую кость Грейданов — но такие же, как у Эдварда Фэринтайна, льдистые глаза и тонкие черты лица выдавали в нем примесь древней эльфийской крови. Его лицо казалось сдержанным и одновременно беззаботным.
— Ваше величество, я вручаю себя и свою победу в ваши руки, — Гэрис не знал, каких усилий стоило ему говорить сейчас ясно и четко. — Для меня честь лицезреть вас здесь и честью было биться в вашем присутствии. Хоть мне и неведомо, достоин ли я этой чести.
Странное чувство, порой посещавшее Гэриса, посещавшее его много лет, сколько он себя помнил — сейчас это чувство вновь овладело им. Ощущение беспредельности вселенной, возможности ловить ее ритм и двигаться с ним в унисон. Такое безумие приходило к Гэрису в бою, когда пляшут клинки и свистят стрелы, каждый раз — мимо. Такое безумие порой ему являлось ему во время близости с женщиной, в миг, в который та принимала его в себя. И такое безумие ехало с ним в одном седле, когда он только явился в Таэрверн и полной грудью вдохнул его воздух.
Это безумие говорило сейчас его устами. Гэрис знал, что любое слово, которое он сейчас скажет, и любая вещь, которую он сейчас сделает, отпечатаются на будущем и определят его течение.
— Мой король, — сказал он, — я благодарю вас за честь говорить с вами, и я прошу вас об одной милости, которую, вы, быть может, мне предоставите.
— Вы доблестно сражались, сэр рыцарь, — сказал повелитель Эринланда. — Мне понравилось, как вы одолели лорда Фэринтайна. И пусть вы дрались не очень благородно, но в настоящем бою благородства вообще мало. Так чего вам угодно?
Гэрис поднял голову. Поймал взгляд Хендрика — так ловят стрелу в полете, обжигая ладонь. Фостера всего сейчас била дрожь, как на лютом морозе. Его словно пронзал поток — ослепительный, безбожно пьяный свет. Гэрис принял этот поток в себя, позволил раскидывающему пенные брызги водопаду наполнить своим опасным волшебством его собственную пустоту — и, взяв чужой огонь, превратился в факел, горящий на милю вокруг.
— Мне угодно… — Сейчас Гэрис чувствовал их всех. Хендрика, прикидывающего, до какой степени окажется нагл этот никому не ведомый боец и каких сокровищ себе запросит. Дэрри, во все глаза следящего за происходящим действом, восхищающегося и забавляющегося одновременно. Эдварда — заключившего себя в панцирь изо льда. — Мой король, — сказал Гэрис, — мне угодно… — Поток ревел, угрожал снести Гэриса своим течением, как горная река уносит упавшее в нее бревно. Главное сейчас — выдержать, продержаться, найти в себе силы. Не рухнуть прямо на песок, отхаркиваясь кровью. По черепу стучали тяжелые молоты карликов, а глаза были готовы взорваться и вытечь из глазниц. Ему хотелось вскинуть руки и закричать, позволяя световой реке смять и уничтожить само его существо — но вместо этого он говорил. Гэрис вкладывал всю мощь пронзающего его потока в произносимые им слова, превращая их из обычных слов — в заклинание силы. Так поступали чародеи былых лет. Словам, наделенным такой силой, подчинится даже король.
