Лана Тихомирова - Легенда о Красном Снеге
— Я слушаю вас.
— На востоке провинций, в самых непроходимых лесах стоит замок. В замке обитает дух мальчика, это последний король людей. У него был брат. Два ребенка. Один жесток,
второй тих и безобиден. Однажды они играли в балюстраде, и случайно младший брат толкнул своего старшего, тот упал с балюстрады и умер. Добрый брат отрекся от трона и
ушел в эти края, где женился на лебедь-девице, а его сын основал род Теорга, победив людей в долгой кровопролитной войне. Бендос I Теорга согнал людей в леса и оставил
там. Дух мальчика, обитающий в замке, не успокоится, пока род Теорга будет на троне. У нас считается, что разбойники, приходящие с востока, идут именно из этого замка
направляемые этим мятежным, злобным духом.
— Спасибо, что просветили меня, — задумчиво сказала Занка.
— С ним нельзя договориться.
— Но можно дать ему желаемое.
— Но в легенде не сказано, что будет. У нее нет конца.
— По логике вещей это дитя, забрав желаемое, уйдет туда, откуда взялся.
— Возможно, — сказал Микаэлос, — а возможно и нет.
— За это я не люблю легенды, в них конец всегда не прописан.
Бесконечный менуэт никак не собирался подходить к концу. Сорокамос менуэтов не любил, но сейчас он по достоинству оценил преимущество менуэта — его длину. Он решил поговорить с Аланкой, так как обстановка располагала к душевной беседе. Но горничная будто испарилась после мазурки.
"Наверное, хлопочет по делам", — подумал герцог.
Он вышел на узенький балкончик, по бокам зала и поигрывал костяным шариком, когда заметил приближающуюся к балкону Аланку. Она летела со стороны парка. Подлетев, она встала на перила и спрыгнула на балкончик, и только потом заметила Сорокамоса.
— Простите, ваше сиятельство, — она сделала книксен.
Сорокамос поигрывал шариком и соображал. Что же ему всегда нравилось в Аланке? Не красива, в полном смысле этого слова, не сдержана на язык. Правда, сильная,
преданная, как собака, ядреная, как в деревне говорят, и бедра у нее широкие, что прекрасно. Но… было еще какое-то неуловимое "но", которое влекло его к горничной
сильнее всего — грациозность, выдержка, ясность мыслей, рассудительность, которых он больше ни у одной женщины никогда не встречал, и очень доброе сердце, и еще
бешеное чувство долга.
Он полюбил ее в тот самый вечер, когда она оставила его в своей комнате, заботясь не о себе, а о его репутации "сердцееда". При дворе рассудили, что уж если он, корн-
принц, смог "сломать" Аланку, то равных ему нет. В тот вечер он полюбил заботливую женщину с нежными руками и прекрасными глазами. Он любил не только ее тело, но и ее
душу.
Аланка смотрела на него, ожидая указаний. Ей неловко было под его теплым взглядом, внутри нее все дрожало.
— Аланка, — наконец сказал он.
— Да, сир.
— Я хотел бы поговорить с тобой.
— О чем, сир? Я слушаю, вас, сир.
Сорокамос оперся на перила и тряхнул медными крыльями.
— О тебе Аланка Таргасса.
По спине горничной пробежали мурашки, ее передернуло.
— Тебе холодно? — заботливо спросил он.
— Нет, сир. Тема разговора показалась мне несколько неожиданной.
— Ты очень жестокая. Аланка, так нельзя. Ты жестокая и холодная, — тихо сказал Сорокамос.
— Как будет угодно вашей светлости, — покраснев, отвечала она.
Сорокамос приобнял ее за плечи и прошептал:
— Зови меня как в ТОТ вечер.
Аланка дернулась, но руки корн-принца были очень сильными. Она подняла на него испуганные глаза. Перед герцогом стояла хорошенькая девушка, в простом сером платье с
мощными серыми крыльями и огромными серыми глазами. Напуганная хорошенькая девушка.
— Сари? — шепотом ответила она, — ТЫ слышал? — на нее нахлынули стыд, страх, нежность, волнение, все липким комком окружило ее.
— Да, Сари, меня так никто кроме тебя не называл, мне нравится это.
— Чего ты хочешь? — плавясь, на грани сознания и обморока проговорила Аланка.
Сорокамос разглядывал ее лицо.
— Ты любишь меня?
Аланка мгновенно собралась, она снова стала собой. Сорокамоса буквально откинуло от той силы, которая появилась в ней. Аланка напряглась словно пружина.
— На этот вопрос есть два ответа, — отступая, проговорила она, — но я не могу дать вам ни одного.
— Я выслушаю оба! — недоумевал Сорокамос.
Аланка подумала.
— Я не люблю вас, сир. Я забочусь о вас, как велит мне мой долг. Это мой первый ответ, — отвернувшись, проговорила она.
— А второй?
Сорокамос схватил ее за плечи и резко повернул к себе. Глазами он сверлил ее.
— Я не скажу, — почти закричала Аланка.
— Говори, — перешел на крик Сорокамос, его била ярость.
Аланка вдруг обмякла и приникла к нему.
— Почему? — тихо спросил он.
— Если я скажу… я… ты… Я потеряю тебя, — сильнее прижимаясь к нему, сказала она, — если я скажу, ты победишь. Мой лед, единственное средство удержать тебя рядом.
— Есть еще один вариант, — гладя ее по голове, сказал он.
Аланка сильно оттолкнула его. Пружина разжалась. — Нет, — сказал она, пытаясь уйти, но Сорокамос силой заставил ее остаться.
— Дурочка, — сказал он, прижимая ее к себе. Аланка не сопротивлялась, — Ты не дослушала. Ты единственный человек, который верен мне, и сердцем и разумом, ты не предашь
меня. Настал момент и от меня требуют, чтобы я женился. И я… я… я хочу, чтобы моей женой была ты. Аланка дернулась, но Сорокамос держал ее.
— Не только потому, что ты верна мне, но и потому что я… люблю тебя, — прошептал он, — Я знаю разницу между увлечением и любовью. Я люблю тебя всем сердцем, — слова
лились из души свободно. Аланка дрожала. Он отстранил ее и держал за плечи. Аланка вся сжалась в комок. По ее щеке стекала слеза.
— Мне страшно, Сари. Я боюсь тебя и люблю тебя, — прошептала она.
Сорокамос еще раз обнял ее и поцеловал в макушку. Затем заторопился.
— Подожди меня здесь. Я… я скоро вернусь. Он снял камзол и накинул на ее плечи. Поцеловал в щеку и оставил Аланку, стоявшую, как каменную статую.
Аланка долго стояла замерев. Очнувшись, она с диким смехом забилась в угол балкона и села там. Через минуту оттуда донеслись всхлипывания. Так она просидела минут пятнадцать, пока не успокоилась. Она поднялась и поправила платье, накинула по удобнее камзол. На балконе появился Темрас.
— Его светлость просил развлечь тебя, пока он будет в кузнице, — сказал он, — Ба! Ее стальная железность плачет, — удивился он.
— Что? Какая кузница? — спросила Аланка.
