Хоуп Миррлиз - Луд-Туманный
– Успокойся, сынок! – сказал мастер Натаниэль примирительно. – Я думаю, мы не позволим тебе уйти.
Но сердце его налилось свинцом.
– И с тех пор… с тех пор, как я попробовал волшебные фрукты, – продолжал Ранульф, – все пугает меня… наверное, не только с тех пор, потому что мне было страшно и раньше, но сейчас это намного хуже. Как с этим сыром сегодня вечером… Все, что угодно, может внезапно оказаться странным и ужасным. Но с той поры, как я попробовал фруктов, мне иногда кажется, что я понимаю, почему все это так ужасно. Вот как сегодня с этим сыром: я так испугался, что просто не мог больше выдержать ни минуты.
Мастер Натаниэль застонал. Он тоже испытывал страх из-за вполне обычных вещей.
– Отец, – сказал вдруг Ранульф. – Что ты слышишь в крике петуха?
Мастер Натаниэль вздрогнул. У него было такое ощущение, словно с ним заговорила его собственная душа.
– Что я в нем слышу?
Он замешкался. Никогда и ни с кем он не говорил о том, что происходило в его душе.
Он заговорил, и из-за огромного душевного усилия голос его слегка дрожал.
– Я слышу в нем, Ранульф, я слышу… что прошлого не вернуть, но мы должны помнить, что прошлое соткано из настоящего, а настоящее – оно всегда рядом. И еще: мертвые жаждут вернуться обратно на Землю, и…
– Нет! Нет! – раздраженно закричал Ранульф. – Я слышу в нем совсем другое. Он говорит мне, что я должен убежать… убежать от реальности… этой пронзительной реальности. Вот что он говорит мне!
– Нет, сынок, нет, – твердо сказал мастер Натаниэль. – Он совсем не говорит этого. Ты неправильно его понял.
И снова мальчик зарыдал.
– Ах, отец! – всхлипывал он. – Они преследуют меня все эти дни и ночи! Обними меня! Ну обними же меня!
С какой-то страстной нежностью (он никогда не подозревал, что способен на это чувство) мастер Натаниэль лег рядом и обнял хрупкое дрожащее тельце, бормоча слова любви и утешения.
Постепенно Ранульф перестал плакать и не заметно погрузился в сон.
Глава 4
Эндимион Хитровэн назначает Ранульфу лечение
На следующее утро мастер Натаниэль проснулся с более легким сердцем, чем того требовали обстоятельства. К нему пришел позор, и не было сомнений, что рассудок и сама жизнь сына находятся в опасности. Но к этому беспокойству примешивалось приятное чувство обретения новой собственности – внезапно вспыхнувшая любовь к сыну, вызвавшая в нем такую же гордость и удовольствие, как когда-то в детстве покупка нового пони. Сюда примешивалось ощущение зыбкости реальности и пластичности фактов, похожих на ядовитые растения, которые можно срывать исключительно по собственному усмотрению. Но даже сорвав, их можно тут же выбросить за ненадобностью.
Ему бы хотелось излить свой гнев на Вилли Виспа. Но прошлой зимой Вилли исчез при загадочных обстоятельствах. И хотя он не получил жалованье за целый месяц, его никто больше не видел.
Однако чувство ответственности, которое родилось вместе с любовью к Ранульфу, заставило его действовать, и он решил пригласить Эндимиона Хитровэна.
Эндимион Хитровэн появился в Луде-Туманном неизвестно откуда тридцать лет назад.
Он был врачом и вскоре приобрел самую большую практику в городе в среде торговцев и беднейшей части населения, так как все семейства из высшего общества отличались консерватизмом и всегда относились к иностранцам с некоторой подозрительностью. Они также считали, что Эндимион Хитровэн пренебрегает общественными условностями, а его чувство юмора часто приводило их в смущение. Например, он мог испугать избранное общество вроде бы нечаянно вырвавшимся восклицанием:
– Жизнь и смерть! Жизнь и смерть! Вот краски, которыми я работаю. Запачканы ли ими мои руки? – И с сухим смешком принимался внимательно их рассматривать.
Однако его искусство врача и глубокие знания были столь бесспорны, что заставляли обращаться к нему в особенно серьезных случаях даже людей, его недолюбливавших.
Среди небогатых клиентов он пользовался безграничным уважением, так как всегда был готов назначать плату, исходя из возможностей их кошелька, а тем, у кого кошелек был пуст, оказывал услуги бесплатно. Он испытывал истинное удовольствие от самого искусства врачевания. Об Эндимионе Хитровэне рассказывали, что однажды ночью его вытащили из постели и отвезли на какую-то ферму в нескольких милях от города, где обнаружилось, что пациент – всего лишь черный поросенок, единственное выжившее существо из всего многочисленного помета. Он воспринял это без тени обиды и после отчаянной борьбы за жизнь детеныша утром смог сказать, что тот вне опасности. Возвратясь в Луд-Туманный и став объектом насмешек за то, что потратил столько времени на такой недостойный объект, врач ответил, что и свинья, и мэр являются рабами одного и того же хозяина и для лечения первой искусства надо не меньше, чем для лечения другого. Затем он добавил, что хороший скрипач играет ради самой музыки и ему все равно, где играть – на деревенской свадьбе или на купеческих похоронах.
Интересы Эндимиона Хитровэна не ограничивались медициной. Родившись не в Доримаре, он, тем не менее, знал почти все о традициях приютившей его страны. Несколько лет назад его попросили написать официальную историю Палаты Гильдий – дворца герцогов до революции, самого знаменитого здания в Луде-Туманном. Этому делу он какое-то время посвящал немногие часы своего досуга.
У сенаторов не было критика более сурового, чем Эндимион Хитровэн. Он был автором большинства шуток по их адресу, ходивших в Луде-Туманном. Но к мастеру Натаниэлю Шантиклеру он, кажется, испытывал личную антипатию и в тех редких случаях, когда они встречались, вел себя почти грубо.
Возможно, его антипатия объяснялась тем, что Ранульф, будучи еще совсем маленьким мальчиком, вывел его из себя. Указывая на него своим пухленьким пальчиком, он произнес:
Когда Шантиклер закричит,
Эндимион Хитровэн убежит.
Когда мать стала ругать сынишку за грубость, он сказал, что этому стишку его научил смешной старичок, которого он видел как-то во сне. Эндимион Хитровэн смертельно побледнел – от ярости, как полагала госпожа Златорада. С тех пор на протяжении нескольких лет он не мог простить Ранульфу его детской выходки.
Но это было много лет назад, и, вероятно, его обида сгладилась.
Мысль о том, что придется рассказать этому выскочке о позоре, случившемся с Шантиклерами, доставляла мастеру Натаниэлю большое страдание. Но если кто-то и мог вылечить Ранульфа, то только Эндимион Хитровэн, поэтому мастер Натаниэль спрятал свою гордыню в карман и попросил врача прийти.
