Анастасия Вихарева - Черная книга колдуна
— Сохрани нас, Сварог Небесный! — помолились впереди.
— А как с шилом-то? От резкой перемены климата люди болеют, а тут душу с мясом вырвали! — заступился за людей старик, упрекнув богатыря. — Ни к Богу, ни к себе не оставляет оно любви. Что-то помнит человек, а ума в памяти нет. Не так-то это просто из темницы выйти, и волхвы, бывает, спотыкаются! Здесь только труд да терпение, а их человеку всегда будет недоставать.
— А куда нас ведут? — поинтересовался Кирилл.
— В полон. Похоже, в Орду. Раньше она была Хазарским каганатом, а столицу называли, как реку, Итиль. Или в Константинополь. А уж там по всему свету распродадут: грекам, римлянам, евреям, арабам, германцам и этим… кривоногим. Да не дойдут многие, забьют плетьми на кораблях. Тут свои пока, а там своих не будет. А девкам и вовсе не позавидуешь, кочевники до девиц наших охочи, — он кивнул вперед. — насильников нынче много развелось. Горько усмехнулся. — Раньше-то торговали мы с этими народами: коней, мед, мех, древесину, зерно и лен, а теперь сами вместо товара…
— А дома еще горше судьбинушка: ни земли, ни воли не осталось, — заговорил с Кириллом богатырь, который шел рядом со стариками. — Уж не понять, кто правит, то ли Ярославичи, или Всеволодовичи… Орда князя выбирает, Орда им в помощь, за то и расплачиваются народом. Поначалу выбирали девиц пригожих, да мужчин сильных, кто к работе пригоден, но больше убивали, а теперь уж некого. Народа-то, почитай, не осталось, чужеземцы одни. Под шилом здоровые не родятся, а людьми торговать выгодно, и собирают всех подряд — и калек, и малых, и старых. Кого схватили, того и погнали.
— А как это произошло? — удивился Кирилл.
— Знамо как, — усмехнулся богатырь. — Раньше-то мы без царя в голове жили, свободно, как Родом написано. Выбирали править мудрых и делами прославившихся. Надо, вставали и защищали землю свою. Богато жили, гордо, всего было вдоволь. Конечно, обидно стало грекам. Они народ исподтишка обращали в свою веру. Мытарей, разбойников, и тех, которые ленились жертву перед Родом ложить, а жить, как волхвы хотели. А кто же их править народом поставит?
— Они поначалу-то под нас подстраивались, — объяснил старик. — У нас Ильин день, у них Ильин день. Наши траву собирают, венки в реку бросают — они хлеб да вино раздают, на колени народ ставят. Мы Коляду, они рождество Христово. Весело у нас, все на стол да по людям, что от старого года осталось, и они радуются — и опять на колени народ, и хлеб и вино раздают. У нас Ярило, у них Никола, у нас Купала, у них Иоанн Креститель.
— Вроде не разделили народ, а подмена вот она, — горько усмехнулся второй старик.
— Тут, конечно, волхвы наши спохватились, разобрали веру их, вызывать стали бесов прилюдно, разбирая и показывая и человеку, и народу. И тогда собрались оне и стали тайно просить помощи на стороне. Письма слали, кого в первую очередь убивать, дороги готовили, своих на каждой деревне оставляли, на каждый город поселили, чтобы в спину ударить. Долго готовились, всем миром войной собирали разбойников с греческой, германской и скандинавской стороны, имея помощь от Константинополя. А возглавили их Рюрик, Синеус и Трувор. И шли, и умерщвляли людей, завоевав Новгород, Белоозеро и Изоборск. А за ними орды несметные хлынули. В крови топят. Уходим вглубь на восток и на север, а они за нами идут. А как утвердились те трое, Рюрик убил двух братьев и сам стал княжить.
— Разбойники, они на то и разбойники, без чести, без совести, — усмехнулся старик за спиной. — Все они кровью промышляют. Убивают друг друга, ведут на землю чужеземцев. Ставил он над народом самых жестоких и кровавых разбойников. Кровь рекой полилась, на кол сажают, кожу снимают, в землю живьем закапывают, жгут, вешают, в болотах топят, головы рубят, глаза выкалывают, языки отрезают, на чужбину в полон отправляют, чтобы там нас усмиряли.
— А вы? — удивился Кирилл. — Почему же вы сразу не сопротивлялись, пока можно было?
— Я человек, и оне с виду люди. Поселился рядом, ведет себя как человек, не бросается на людей, масла масленей, — горько усмехнулся богатырь. — Оне тайно над костями нашими молятся. Вот и спасителя ихнего не сразу распознали! Слова-то у них, ровно мед. Что же, изувер я, чтобы головы рубить ни про что? Как после в глаза людям смотреть, как вести за собой? Вера наша человеколюбивая, душа среди народа ходит, как же руки на душу поднять? А у них душа, кто перед человеком. Она тебе козни, а ты не смей, она к кресту прибила, а ты помолись, она рукой в карман, а ты ручки-то облобызай.
— Нет, чужих-то, конечно, мы побивали, и не раз, — оправдался второй богатырь. — А со своим народом, это только оне воевать умеют. И вроде побили, но года не прошло, а оне снова наплодились и расползлись. Легко проткнуть человека, легко сделать его мертвецом — и опять брат на брата, дети на родителей. Души у них нет, там только воля чужая.
— Наша вера человеку дана на счастье, мертвецу ее не поднять, — поучительно заметил один из стариков. — Все-то у них хорошо, все-то гладко да сладко — и снова обманывают народ. Вот, например, как же в иную веру меня в один день переманить, если я голос Рода слышу? Ну, воткнули шило, крестили огнем, а я Сварога позвал — и вот она муть, все демоны дасы тьмою беспросветной на глаза легли и болезни вышли. А если знаешь, откуда болезнь, станешь ли перед ворогом на колени? Мы народ не слабый. Врут, все врут, славят себя, а нас чернят и грязью поливают день деньской. Мол, мы и людей убиваем, и скотину режем, и вера наша жестокая, а теперь уж внушают, будто грамоты прежде их не было, идолами попрекают, что, мол, нет человека, а истукан есть.
— Так то не истукан, то место отмеченное, где сила из земли выходит, — поддержал его второй старик. — И людей убиваем, но не живых, а мертвых, которые ум человека делают черным и говорят во тьме, чтобы головой человек думал и о прошлом, и о будущем. И животных режем, но не тех, которые из сырой земли. Бога ими не сытить. Демоны дасу — пища Богов, благоуханная, желанная, приятная. И плодами жертвуем, чтобы и сироты, и вдовы имели. Своими плодами, в поте лица добытыми.
Кирилл сумрачно промолчал. В общем-то, сам он ни в Бога, ни в черта не верил. С такими мыслями можно в школу не ходить. Странная и страшная бессмысленная война вызывала у него удивление. Он никогда не задумывался, как мог народ креститься в один день, вдруг отправившись на реку, сметая на своем пути всех старых идолов. Крестился и крестился. Историю он знал не так хорошо, как сейчас хотелось бы, но помнил, что старого языческого Бога Перуна разбили в щепы и пустили вниз по реке, проводив до самых порогов, где он и исчез в глубине вод.
