Андрей Руб - Джок. Выбравший тень.
В палец кольнуло. Я замер, прямо с поднятой ногой, медленно поводя головой во все стороны. Тихо опустив ногу назад, стал разглядывать перстень, с зеленым камнем. Кольнуло в палец, от него и теперь в камне, мерцала зеленая искра.
— О чем же, ты меня предупреждаешь? — мой взгляд, поднялся вверх.
— Ах ты, последствие, сидения на толчке, немытого гастарбайтера! — тон мой, выразил вселенскую скорбь по чуть не сожранному, '…и не пожившему совсем' природолюбу. Над местом, куда я едва не шагнул, свесилась лиана, подсвеченная тем же стрёмным, грязно-зеленым цветом. Прикинувшись 'типа, проста растением', ничуть не горящим желанием сожрать или высосать кровь, из старого натуралиста. От любви до ненависти один шаг — но сделать его надо гордо, во фраке, под марш Мендельсона. Это-то шаг, едва и не был сделан. Спасибо колечку. Вот бы загремел, под фанфары! Вместо Мендельсона. Хотя, под какую музыку тебя сожрут… это на мой взгляд, дело вкуса, пожираемого. Хватит о грустном, будем думать.
— Камень, судя по всему — это индикатор и реагирует на растительную опасность. Тогда синий, на водяную…? — сделав шаг назад, взглянул на камень. Искра пульсировала, но уже не таким ярким светом. Я протянул руку к лиане, искра стала больше и где-то за метр, опять кольнула в палец.
Между тем, с этой любимицей, местного Мичурина из желтого дома, стали происходить странные метаморфозы. Она стала вдвое толще, за счет того, что конец лианы, распушился тончайшими нитями с микроскопическими крючками на кончиках и весьма подозрительно заблестев-ших.
Плюнув на эксперименты, я пошел вперед, ориентируясь на кольцо и стараясь держаться открытых мест. Через час, на меня напала первая зверюшка, потом…, потом, я сбился со счета.
Путь через этот проклятый лес запомнился урывками. Клыки, когти, крылья, слюни… и всё это, пыталось меня сожрать или переварить. Я просто был чуть быстрее или чуточку хитрее. Эта, малость, видимо спасла мою жизнь.
Несколько часов отдыха, в каком-то грязном овраге, дали имя моему подселенцу. Сим — сокращенное, от слова симбионт. На большее, у меня фантазии не хватило. Уставший я был до изумления. Пока Сим, сторожил моими ушами (как звучит!? А…?), успел, немного придремать. В этой безумной гонке, главный приз (моя жизнь!), все-таки достался мне. Эта пародия на оружие — топор, напоминал лунный пейзаж, своими кратерами (пардон, зазубринами). А многострадальная моя, куртка — тряпку уборщицы, постеленную при входе на Московский вокзал. Ну, а я сам — чукчу, досрочно закончившего пеший маршрут Улан-Удэ — Москва, половина маршрута которого, пролегала видимо сквозь непролазную чащобу.
— Неужели сподобился выбраться? — передо мной блестела лента реки, хотя цвет воды в ней, оптимизма не прибавлял. Она была густо-коричневого цвета.
— Да уж, каким-нибудь сюрреалистам, здесь бы точно понравилось…, - мысли цеплялись одна за другую, также как и мои ноги. Пошатываясь от усталости, я добрел до ближайшей ложбинки и завалился спать. Только и успев, мысленно попросить Симу, посторожить.
— Буду бдеть, как юный пионер! Отдыхайте, Ваше Бессилие, — последнее, что услышал перед тем, как провалился в омут сна. Проснулся, я диво отдохнувшим, после этого экспрессивного марша, через лес.
Сила бурлила во мне, хотя жрать, по-прежнему хотелось неимоверно. Правильно говорят: — 'Здоровый образ жизни — самый медленный способ смерти'. В книжках пишут, про то как герой и сутки, не может потерпеть без еды. Странно, у меня на вторые сутки, обычно чувство голода притупляется. Есть хочется, но примерно, так как перед обедом и особых мук, я несколько дней не испытываю. Только вот книги читать, невозможно… ТАМ ВСЁ ВРЕМЯ ЖРУТ. Не верите? Попробуйте сами.
— Сим, как дела?
— Ничем порадовать не могу. Всё хорошо…
— У тебя появился юмор или ты еврей?
— Все слова из твоей памяти…. Приятный язык, многослов…, - прошелестел голос. — Я работал всю ночь. Организм, очень слабый. Десяток, другой циклов и смерть.
— Много слов, говорится раздельно. Кстати, долго жить, я и не планирую. Я живу сегодня. Ха…'Жизнь — это путь к смерти'. Это — из кодекса Бусидо, — интересно, ему доступен сарказм?
— У тебя в голове, очень большое количество слов. А ваше построение фраз, не лезет, ни в какие ворота. Куча идиом, а смысл половины фраз, зависит от интонации.
— Ну… вот такие, загадочные мы…, - ответил я, слегка опешив.
— Ночью работал. Укрепляю тело, где могу, — в интонации, проскочила тень укора. — Теперь надо еды.
— Я с тобой, абсолютно согласен! — совершенно искренне вырвалось у меня.
Скинув куртку, начал разминаться. Сказать, что я был поражён… ни сказать ничего!!! Тело было, словно резиновое. При попытке, сесть на шпагат… тело просто УПАЛО, на него (в смысле на шпагат.). Растяжка была, как у гимнасток в пятнадцать лет. Тело было как резиновое, без всяких болезненных ощущений…. То, чего нужно было бы добиваться, многомесячными тренировками, выходило легко и непринужденно. Было ощущение, что тело само, вспоминает удары и уходы.
В лесу, не было возможности присматриваться к моим новым возможностям. Там была только одна мысль: — Успеть бы убежать! Или выжить, в схватке. Такой физи-ческой формы, как сейчас, у меня не было и в мои лучшие годы. А тогда, я мог сильно удивить противника.
— Ну Сима… ну спасибо!!! — чувство радости, перехлестывало через край.
— То ли еще будет, оё-ёй, — в голосе проскользнула тень насмешки, — Это многое, но далеко, не все.
…??? — мои вылупленные глаза, наверное, смогли бы победить, на конкурсе больных Базедовой болезнью. — Лучше? — мое воображение отказало.
— Только помни! Ровно в полночь карета превратится в тыкву, а тебя пробьет на хавчик, — ну теперь-то, это точно, насмешка.
Глава 8. «Меланхолическая»
Лучше наслаждаться манией величия,
чем страдать комплексом неполноценности.
И попер, наш 'герой' по бездорожью, аки посуху. В общем, умылся и пошел на восток, вниз по течению реки. Сторожась, и ощупывая своим усилившимся восприятием, местность перед собой. Местность-то, не ахти, повеселей, конечно…ть и… с ними лесочка, будь он трижды проклят. Деревьев хватало, но сказать, что это лес не поворачивался язык. Речушка петляла, как опившийся маразматик, делая 'сто загибов на версту'. Припекало солнышко, комары и прочие насекомые, пока не сильно беспокоили. Через пару часов, деревья на том берегу отступили, и местность стала напоминать нашу степь.
Несколько раз, попытался 'разговорить' Сима, но потерпел неудачу. На вопросы тот отвечал односложно, а потом и вовсе умолк, мотивируя это усталостью. Хмыкнув, я сделал вид, что поверил.
