Джон Толкин - ДЕТИ ХУРИНА (НАРН И ХИН ХУРИН)
Турин взглянул на тело в потоке и подумал: "Несчастный дурень! Ведь тут бы я отпустил его обратно в Менегрот. А теперь из-за него я без вины стал преступником". И он обернулся и мрачно посмотрел на Маблунга и его товарищей — они догнали его и стояли рядом на обрыве. Все молчали. Наконец Маблунг сказал:
— Увы! Турин, теперь ты должен вернуться с нами, дабы король рассудил твои деяния.
Но Турин ответил:
— Будь король справедлив, он признал бы меня невиновным. Но разве?? убитый не был его советником???Как может справедливый король осудить своего друга? Я не признаю его законов и его суда.
— Нет мудрости в речах твоих, — возразил Маблунг, хотя в глубине души ему было жаль Турина. — Что же ты, бродягой сделаешься? Прошу тебя как друга, идем со мной. Есть ведь и другие свидетели. Может быть, когда король узнает правду, он простит тебя.
Но Турин устал от эльфийских чертогов, и боялся, что его заточат в темницу; и сказал он Маблунгу:
— Не пойду я с тобой. Не стану я просить у Тингола прощения, не будучи виновным. Лучше отправлюсь я туда, где его приговор не настигнет меня. Выбирай же: либо ты отпустишь меня, либо тебе придется убить меня, если ваш закон это разрешает. Вас слишком мало, чтобы взять меня живым.
Они увидели по глазам Турина, что он не шутит, и расступились перед ним. Маблунг сказал:
— Довольно одной смерти.
— Я этого не хотел, но не жалею, — бросил Турин. — Пусть Мандос судит его по заслугам; если же суждено ему вернуться в земли живых, пусть будет мудрее. Будьте счастливы!
— Будь свободен, — ответил Маблунг, — ибо этого ты желаешь. Но не стану я сулить тебе счастья, если ты продолжишь как начал. Тень лежит на сердце у тебя. Да не будет она темнее в тот день, когда мы встретимся снова!
На это Турин ничего не ответил. Он повернулся и скрылся, и никто не знал, куда он ушел.
Говорят, что когда Турин не вернулся на северные границы Дориата и никаких вестей о нем не было слышно, Белег Могучий Лук сам пришел в Менегрот искать его. Тяжко было у него на сердце, когда узнал он о делах Турина и о его бегстве. Вскоре после того вернулись в свои палаты Тингол и Мелиан, ибо лето было на исходе; и когда король узнал о том, что случилось, он воссел на свой трон в главном чертоге Менегрота, и вокруг собрались все вожди и советники Дориата.
Тогда было рассказано и выслушано все, вплоть до прощальных слов Турина; и наконец вздохнул Тингол и сказал:
— Увы! Как могла эта тень пробраться в мое королевство? Верным и разумным считал я Саэроса; но, будь он жив, испытал бы он на себе мой гнев, ибо жестокими были его насмешки, и он виноват во всем, что случилось на пиру. Турин же неповинен в этом. Но то, что он опозорил Саэроса и затравил его до смерти — злодеяние, превосходящее оскорбление, и этого я простить не могу. Это знак жестокого и надменного сердца.
Тингол умолк, но наконец снова заговорил, и печально произнес:
— Неблагодарным оказался мой приемный сын, и слишком высоко возомнил он о себе. Могу ли я быть покровителем того, кто презирает меня и мой закон, и простить того, кто не желает раскаяться? Потому изгоняю я Турина сына Хурина из королевства Дориат. Буде же попытается он проникнуть сюда, надлежит привести его на мой суд; и до тех пор, пока падет он к ногам моими и не попросит прощения, не сын он мне более. Если же кто считает это несправедливым, пусть скажет об этом.
Все молчали. Тингол уже поднял руку, дабы произнести приговор. Но в этот миг вбежал Белег и крикнул:
— Государь, прошу слова!
— Ты опоздал, — ответил Тингол. — Разве тебя не позвали вместе со всеми?
— Воистину так, государь, — отвечал Белег, — но я задержался. Я искал одну свою знакомую. И вот наконец я привел свидетеля, которого следует выслушать, прежде чем ты изречешь свой приговор.
— Все, кто имел, что сказать, были вызваны ранее, — сказал король. — Что она может сказать такого, чего не знают те, кого я уже выслушал?
— Суди, когда услышишь, государь, — возразил Белег. — Прошу, сделай это ради меня, если только я заслужил твою милость.
— Ради тебя я сделаю это, — ответил Тингол. Тогда Белег вышел, и ввел за руку девушку Неллас, что жила в лесах и никогда не бывала в Менегроте; она была испугана огромным залом с каменными сводами и бесконечными колоннами и множеством глаз, что устремились на нее. И когда Тингол велел ей говорить, она пролепетала:
— Государь, я сидела на дереве,… — и запнулась, смутившись перед королем, и не могла произнести ни слова.
Улыбнулся король, и сказал:
— Многие сидели на дереве, но не считают нужным рассказывать мне об этом.
— Воистину, многие! — воскликнула она, ободренная его улыбкой. — И Лютиэн тоже! И в то утро я как раз думала о ней и о человеке Берене.
На это Тингол ничего не сказал, и улыбка исчезла с его лица, и он ждал, что еще скажет Неллас.
— Потому что Турин похож на Берена, — сказала она наконец. Мне говорили, что они родичи, и что это заметно — заметно, если присмотреться.
Тингол нахмурился.
— Может быть, — сказал он. — Но Турин сын Хурина пренебрег мною, и ты больше не увидишь его, так что нет тебе нужды до его родства. Ибо теперь я произнесу приговор.
— Подожди, государь! — вскричала она. — Прости меня. Дай мне сперва сказать. Я сидела на дереве и смотрела, как Турин отправился в путь; и я видела, как Саэрос выбежал из леса с мечом и со щитом, и напал на Турина врасплох.
В чертоге зашумели. Король поднял руку и сказал:
— Твои вести важнее, чем казалось. Думай же, что говоришь; ибо здесь зал суда.
— Белег так и сказал, — ответила она, — только потому я и решилась прийти, чтобы Турина не осудили несправедливо. Он отважен, но милосерден. Они сражались, государь, сражались между собой, и Турин лишил Саэроса и щита, и меча, но не убил его. Поэтому я думаю, что он все-таки не хотел его смерти. Он, конечно, опозорил Саэроса, но Саэрос это заслужил.
— Мне судить, — сказал Тингол. — Но то, что ты рассказала, повлияет на мой приговор.
И он подробно расспросил Неллас; и наконец повернулся к Маблунгу и сказал:
— Странно, что Турин ничего не сказал об этом тебе.
— Но ведь не сказал же, — пожал плечами Маблунг. — Расскажи он все как было, по-иному простился бы я с ним.
— И приговор мой будет иным, — сказал Тингол. — Слушайте все! Прощаю я все провинности Турина, ибо его оскорбили и не он начал бой. И поскольку его обидчик на самом деле был одним из моих советников, Турин не должен просить у меня прощения, но я сам пошлю за ним, чтобы его нашли и привели сюда, где бы он ни находился; и пусть призовут его вернуться в мои чертоги с почестями.
