Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны.Том 18
— Почему он тебя не выпускает?
— Боится, что я его убью! И правильно делает! Зевс вздохнул:
— Ты говоришь точь-в-точь как моя дочь Артемида. Мщение, угрозы. Почему бы немного не притвориться?
— О чем ты?
— Скажи своему похитителю, что польщена его вниманием и тронута тем, что он запер тебя в ящик.
— Он не поверит!
— Попробуй. Все похитители — растяпы. Наболтай ему что-нибудь. Лишь бы освободиться.
— Ты предлагаешь мне солгать?
— Конечно.
— Но это же будет нечестно!
— После извинишься. Я всегда так делаю, если не забываю. Главное — оказаться на свободе.
— Но нам запрещено лгать, — сказала Илит неуверенно.
— Ну, милочка, поговори с этим смертным, постарайся достигнуть взаимопонимания. Выбирайся на люди. Такой красотке не след сидеть взаперти.
Прошло некоторое время. Илит успокоилась, поправила прическу и позвала:
— Уэстфолл? Ты еще здесь?
— Да, здесь.
— А тебе не надо на работу или еще куда?
— Надо, конечно. Но, если честно, я боюсь оставлять тебя без присмотра. Вдруг ты выберешься — или там заколдуешь меня.
— Я и отсюда могу тебя заколдовать, — сказала Илит томным голосом, — но неужто ты и впрямь считаешь меня такой зловредной ведьмой?
— Ну, — молвил Уэстфолл, — после того что ты мне наговорила, я приготовился к худшему.
— Я говорила в сердцах, — извинилась Илит. — Какой женщине понравится, если ее схватить, посадить в ящик и вручить кому-то, словно товар! Ведьмы, даже самые ангельские — те же люди. Мы любим, чтобы за нами ухаживали, как за настоящими дамами, а не волокли за руку, будто античных уличных девок.
— Теперь-то я понимаю, — сказал Уэстфолл, — да поздно.
— Совсем не поздно, — проворковала Илит самым своим сладким голосом.
— Правда?
— Открой крышку, Уэстфолл, и я тебя не трону. Честное ангельское. Посмотришь, как мы столкуемся.
Уэстфолл набрал в грудь воздуха и откинул крышку.
Илит вылетела в клубах дыма, приняв ведьминское обличье Гекаты. Уэстфолл завопил:
— Ты обещала меня не трогать!
Его зашвырнуло в темный уголок преисподней, а Илит полетела рассказать обо всем Михаилу. Ящик Пандоры остался открытым и тихо поблескивал.
Глава 2
Аззи прибыл к дому Аретино через одну неделю и одну минуту после первого разговора. Аретино пригласил демона в дом и провел в гостиную на верхнем этаже, где можно было уютно расположиться в креслах и полюбоваться видом венецианских каналов. Хозяин налил вина, купленного нарочно к случаю. Лакей принес пирожных.
Мягкий голубой сумрак стократ увеличивал загадочное колдовское очарование города. Снизу доносилась песня лодочника: «Гондольеру живется привольно». Человек и демон несколько мгновений слушали в молчании.
Аззи было хорошо, как никогда в жизни. С этих мгновений начнет разворачиваться новый проект. Первые же слова станут поворотным моментом в жизни многих людей, ему предстоит сделаться вершителем судеб, перводвигателем. Аззи вырастет в одного из тех, кто управляет ходом событий, а не плывет пассивно по воле волн. Власть, возвышение — вот что его ждет.
В воображении Аззи уже осуществлял великий проект. Казалось, задумай — и все немедленно свершится. Видение представлялось расплывчатым, но величественным.
Потребовалось усилие, чтобы напомнить себе: все еще лишь на стадии замысла.
— Я с некоторым нетерпением ожидаю услышать, к чему вы в конце концов пришли, дражайший Аретино. Или вы сочли, что моя пьеса вам не по плечу?
— Полагаю, работа для меня, — промолвил Аретино. — Но судите сами — после того как я расскажу легенду, которую хотел бы положить в основу сценария.
— Легенду? Превосходно! — воскликнул Аззи. — Люблю легенды. Это о ком-нибудь мне известном?
— Моя повесть о Боге, об Адаме и Люцифере.
— Все старые знакомые. Продолжайте, Пьетро. Аретино откинулся в кресле, отхлебнул вина, чтоб промочить горло, и начал.
Адам лежал у райского ручейка, когда Бог подошел к нему и сказал:
— Адам, что ты делал?
— Я? — Адам сел. — Сидел и думал о добром.
— Знаю, что думал о добром, — сказал Бог. — Я время от времени настраиваюсь на твою волну и проверяю, как у тебя дела. Это и называется Божественным промыслом. А что ты делал до того, как думать о добром?
— Точно не знаю.
— Постарайся вспомнить. Ты ведь был с Евой?
— Ну да, конечно. В этом же нет ничего дурного? Я хочу сказать, мы ведь женаты?
— Никто не собирается тебя за это ругать, Адам. Я просто хочу знать правду. Ты говорил с Евой, не так ли?
— Говорил. Она пересказывала какую-то дребедень, которую напели ей птички. Между нами, Господи, говоря, для взрослой женщины она слишком много думает о птичках.
— А что еще вы с Евой делали?
— Просто говорили о птичках. Вечно она о птичках да о птичках! Скажи мне честно, как ты думаешь, у нее все дома? Я хочу сказать, она вообще нормальная? Мне, конечно, сравнивать не приходится, я других женщин не видел. Ты даже матери мне не дал. Только не думай, что я жалуюсь. Просто когда все время слышишь про птичек, поневоле берут сомнения.
— Ева очень невинна, — молвил Бог. — Но ведь в этом нет ничего дурного?
— Наверно, — кивнул Адам.
— Так в чем же дело? Я чем-то тебя обидел?
— Ты? Меня? Не говори глупостей. Ты — Бог, как же ты можешь меня обидеть?
— Чем еще вы с Евой занимались кроме разговоров?
Адам тряхнул головой:
— Честно, я лучше промолчу. Где сказано, чтобы выражаться плохими словами в присутствии Бога?
— Я не про секс, — обиделся Бог.
— Слушай, ты знаешь, что я делал и чего не делал, так зачем спрашивать?
— Хочу прояснить ситуацию.
Адам что-то пробурчал, но так тихо, что Богу пришлось переспросить.
— Я сказал, чтоб ты не очень на меня сердился. Ты ведь создал меня по своему образу и подобию, так чего ты от меня ждешь?
— Вот, значит, как! Выходит, если я создал тебя по своему образу, это извиняет любые твои проступки?
— Ну, сам понимаешь, ты как-никак…
— Я дал тебе все: жизнь, разум, приятную внешность, преданную жену, воображение, пропитание, мягкий климат, вкус к хорошей литературе, любовь к спорту, артистические наклонности, умение складывать и вычитать и еще много всего другого. Я мог бы одним пальцем отправить тебя на Землю, где бы ты по гроб жизни учился прибавлять один к одному. Вместо этого я наделил тебя десятью пальцами и способностью считать до бесконечности. Все это я сделал для тебя. А взамен просил самую малость: играть с тем, что я тебе дал, и не трогать, чего не велено. Так или не так?
