Сара Бет Дерст - Лед
— Мы проделали долгий путь, — внезапно сказал медведь за ее спиной. Она вздрогнула от неожиданности и обернулась. — Ты, наверное, желаешь есть.
Когда она вновь повернулась к залу для банкетов, огромный стол, что ожидал в молчаливом великолепии, теперь ломился от еды. Фрукты падали из ледяных хрустальных ваз; от бело-голубых блюд поднимался пар. Пирамидами высились горы хлеба. Она вдохнула аромат сотни специй.
— Я не понимаю… — сказала она.
Тут не было ни официантов, ни поваров — ничего, что объясняло бы внезапное явление пиршества.
— Это еда, — ласково сказал он. — Ты ее ешь.
Будто показывая ей, как это делать, полярный медведь проглотил целую буханку хлеба. Касси потрясла головой: само действие противоречило его свирепой наружности.
— Медведи не едят хлеб, — сказала она. — Ты хищник.
— У всех есть свои недостатки.
Это что, шутка? У него есть чувство юмора. Она уставилась на него и сказала:
— Нет, это просто не может быть правдой.
Он ткнул носом стул:
— Прошу. Это твое место.
И он отступил, давая ей пройти. Ее трон. Сняв варежки и перчатки, Касси прикоснулась к изогнутым ручкам.
— Не холодно, — заметила она.
Это был ледяной замок. Либо ей должно быть холодно, либо трон должен таять. Но ей было тепло, как было тепло на станции.
— Даже ни чуточки не подтаивает.
— Не может. Во всяком случае, пока я здесь. Я не позволяю.
Она отдернула руку:
— Что ты имеешь в виду? «Не позволяешь»? Снег не спрашивает разрешения.
— Такова уж работа мунаксари, — ответил он.
— Му-на-кса-ри, — повторила она. — Похоже на слово из инугшакского.
— Да.
— Это значит «говорящий медведь»?
— Это значит «охранник», — ответил он. — Мы приглядываем за душами. У всего, даже у каждой незначительной мелочи, есть душа; когда мы умираем, то отдаем душу. Мунаксари переводят, переправляют такие души.
Касси снова уставилась на него.
— Замена молекул. Это одна из… «способностей»… слово не самое подходящее, но лучшего я не нашел… это одна из способностей, которой одарила нас природа, чтобы мы могли выполнять свою роль. На льду я использую ее, чтобы общаться со своими медведями. Здесь же она мне нужна, чтобы придавать форму моему дому, иметь еду на столе, согревать твое тело.
Касси словно вращали на центрифуге: голова у нее кружилась от мерцающего света подсвечников, аромата специй и причудливых слов медведя.
— Ты переправляешь души, — повторила она. — И другие — другие мунаксари — тоже переправляют души.
— Мы — незримый способ продолжения жизни.
— Но ученые должны были найти тебя, — возразила она. — Как это ты можешь… переправлять души… так, чтобы никто не заметил? Как тебе удается находиться в этомзамке так, чтобы тебя никто не заметил? Как ты можешь быть говорящим медведем… — Она остановилась, услышав, как задрожал ее голос.
— Люди видели нас и раньше, — ответил он. — Встречи с мунаксари вдохновляли их сочинять сказки. Ты ведь слышала об оборотнях и русалках? О Седне и Бабушке Жабе? О Хоре и Сехмет?
— Сказки — да, но ведь это не наука, — сказала Касси. — Совсем как сказка о Короле Полярных Медведей и дочери Северного Ветра.
— Ты права. Сказки не очень точны. Седна, например, появляется в них как богиня русалок, но на самом деле она — главная мунаксари Арктического океана. Она руководит всеми мунаксари в этой области, как Ветра руководят всеми мунаксари воздуха… — Он остановился. — Семья не объясняла тебе этого?
— Русалок не существует. И в волшебство я не верю.
Произнося эти слова, она уже знала, что звучат они нелепо. Она разговаривала с Медведем в его волшебном замке, что стоял в несуществующей части Арктики.
— Мы не волшебные. Мы — часть природы. Мы… механизм, благодаря которому продолжается жизнь. Все, что мы делаем — преобразуем материю, передвигаемся на высокой скорости, чувствуем приближающиеся рождения и смерти — все это является частью замысла природы. Замысла, который позволяет перемещать души от умирающих — к новорожденным.
— Я не верю в души, — сказала она со всей решимостью. — Мозг — это набор химических реакций. Сложная система нейрохимических элементов.
— Ладно, как тебе угодно, — мягко ответил он.
Ей было угодно быть дома, где ей самое место и где мир был логичен и упорядочен. Или только казался таким, потому что папа и бабуля ей лгали? Вдруг это изменилось бы, если бы она встретила маму?
Касси поела. Медведь рявкнул, и еда, к которой она не притронулась, просто растаяла: блюда потекли разноцветными лужицами и разлились по столу, застыв узорчатой скатертью. Хлеб, супы, — все исчезло, будто лопнувшие пузыри. Касси попятилась.
— Пойдем, — сказал медведь. — Ты, наверно, устала после долгой дороги. Я покажу тебе спальню. Тебе стоит отдохнуть, пока я договорюсь об освобождении твоей матери.
Она не представляла, как сможет заснуть здесь и сейчас, но все равно проследовала за медведем в глубины замка: из цветистого великолепия банкетного зала в царство синей тишины. Касси хваталась за его слова, как за спасительный якорь: договорюсь об освобождении твоей матери. Медвежьи лапы неслышно ступали по льду. Коридор сужался, света становилось все меньше, и тишь постепенно обволакивала Касси. В надвигающихся тенях силуэт медведя казался невероятно огромным. На позолоченных стенах в свете свечей танцевали изображения звериных морд. Их пустые ледяные глаза смотрели прямо на Касси. Она съеживалась под их взглядами. Все инстинкты кричали, чтобы она возвращалась обратно в свет. Темно-синий лед надвигался на нее; девушке казалось, что ее похоронили заживо. Может, именно так чувствовала себя ее мать в замке троллей? Там она упала на землю, и ее схватили тролли. Касси попыталась представить свою маму в замке, но у нее не получилось. Что за жизнь вела ее мать? И какова она сама, мама? Жаль, что она ее совсем не запомнила. Мать была бы для нее сейчас такой же незнакомой, как… как этот медведь. Внезапно мысль о том, чтобы познакомиться с ней, показалась девушке пугающей.
Медведь остановился у подножия лестницы. Янтарный свет свечей лизал ему шерсть; темные глаза были непроницаемыми тенями. В темноте он казался диким.
— Спальню ты найдешь наверху, — сказал он. — И, может, тебе лучше прихватить с собой свечу.
Она вынула свечку из стенного канделябра. Даже воск был изо льда, как и все остальное в замке. Из теплого льда.
Медведь пророкотал:
— Надеюсь, ты будешь здесь счастлива.
Но она не собиралась оставаться здесь надолго и выяснять, ждет ли ее счастье или несчастье. Как только она убедится, что ее мама свободна, она потребует у медведя вернуть ее назад. Но пока что она просто промолчала: просто посмотрела на хозяина замка, крепко зажав в руке свечу.
