Марина Ефиминюк - Ускользающий мир
— Ну, как я теперь им все объясню? Они же посадят меня на голодный паек и машину отберут, и домой вернут в придачу! — Я завыла. — Ненавижу все это. Ну, как ты мог попасться им на глаза? Господи, зачем ты, вообще, появился?
Он постоял мгновение и бесшумно вышел из кухни, кажется, раздраженно сморщившись. Буквально через минуту, я, задыхавшаяся от рыданий, увидела, его высокую одетую во вчерашнюю белую сорочку фигуру, открывавшую входную дверь.
Когда он исчез, слезы покатились еще сильнее, словно внутри сорвало какую-то заслонку. Не знаю, что за чувство боролось во мне — облегчение или разочарование, что идеально красивый Люкка послушался и все-таки ушел.
ЛЮККА
Лифт многоэтажного дома, где он провел пару дней, восстанавливаясь и оживая, нес его на первый этаж, недовольно по-стариковски гудя. Ловец на запястье Лукки, наполненный энергией, переливался красным. Индустриальный мир, куда его вытолкнул прыжок, конечно, отсталый, но зато энергию в нем можно было черпать ложкой. В первой параллели любая свободная капля вылавливалась и бережно пряталась в ловцы.
Идеально очертанные губы мужчины сложились в кривую усмешку. Он вытащил из кармана мешочек, сорванный с шеи Ии, и открыл его. На ладонь выпала отшлифованная деревянная стрелочка. Неожиданно она крутанулась вокруг своей оси и повисла в воздухе, вертясь, как волчок. Люкка поймал стрелку, глянув на свет.
Из-за этого предмета хранители перешагнули через все законы, за которые сами и цеплялись. Когда они увидели его автомобиль (тут Люкка недовольно сморщился, совсем новая спортивная машина с мощным волновым движком нравилась ему сильно) и повели себя, как безумные. Эта девочка Ия вызывала настоящее восхищение. Но она слишком глупа, чтобы понять — геройству нет места там, где на кон поставлена жизнь — жемчужина, бесценное сокровище.
Он бы мог прикончить их всех, быстро, но подвело любопытство. В злости он действительно жаждал забрать их жизни, но пожалел, заставил себя сдержаться.
Люк усмехнулся еще шире, спрятав стрелку в мешочек.
Кто же знал, что светловолосый ангел Ия подло ударит его в живот, вывернувшись, как змея.
Это было бы забавно, если бы не было так больно! Красивое лицо Люка превратилось в холодную маску. Безумцы! Открыто нарушить закон! В этом есть непонятный скрытый шарм, но это не значит, что когда он вернется в Первую параллель, то не раздавит напавших на него хранителей. Всех. По очереди.
Он от всей души надеялся, что Семья еще не успела устроить по нему поминки. Люк прекрасно помнил, как Рада, жена Оскара, Главы Семьи, три раза устраивала поминки по "вновь погибшему" Невезунчику Петру, и каждый раз бедолага возвращался в особняк в разгар веселья. Напивался со всеми и не понимал, по кому скорбит Семья.
Люкка засунул руки в карманы. От хорошего настроя не осталось и следа. Голова гудела. Что за неудачная неделя!
Еще эта девчонка, дверь в квартиру которой единственная оказалась открытой нараспашку, надоела ему, как зубная боль. Худосочная нервная мышка с мужским именем Евгения. Люк ненавидел невзрачных истеричных особ. Хотя, не смотря на сущий ад, в который она превратила его восстановление, возможно, именно она спасла ему жизнь. С ума сойти, девушка Евгения действительно решила, что он вампир! Идиотка, начитавшаяся глупых фантастических романов. Он слышал, что в этом отсталом, Индустриальном мире, где люди умели лишь вырабатывать энергию, но не поглощать, половина населения зачитывалась безумными историями о несуществующих чудовищах, а половина писала о них.
Наверное, здесь бы хранителей назвали волшебниками, благородными и добрыми, следившими за порядком во всем их разделенным Городами мире.
От собственных мыслей Люка скривило.
А как бы назвали его, превратившего свою способность дарить и отнимать жизнь в страшное оружие? Вероятно, ведуном, выбравшим черный путь. Звучало, по крайней мере, очень романтично.
Правда, нет никакой романтики в осознании, что хранители разнятся с ним лишь красивыми предлогами для подлых дел. Сущность-то одинаковая. Отличие лишь в том, что он, Люкка, не лгал ни себе, ни миру.
Наконец, лифт остановился. Мужчина быстро спустился к выходу на улицу и нажал на кнопку замка, тот неприятно запищал. Люк спокойно открыл дверь и сделал твердый шаг. Волосы обдуло ветром, желудок неприятно свело, и еще сильнее загудела голова. Через мгновение он вышел из подъезда заброшенного дома, куда ввалился той черной ночью. Остов его сгоревшего автомобиля убрали с дороги, и покореженные железные контуры очень удачно вписались в окружающий пейзаж. Накрапывал мелкий дождь, желтая умирающая трава, заваленная уже пожухлыми листьями, пропиталась осенней влагой. В его мире времена года были смещены относительно брата-близнеца. В Первой параллели давно хозяйничала осень, в Индустриале она только-только давала о себе знать ночной прохладой. Он поежился от капель, попавших за шиворот и, осмотревшись, направился пешком к Городу.
У Люка с детства легко получалось переходить из параллели в параллель. Возможно, потому что в его крови бурлило слишком много энергии, и медальон-ловец он носил больше для отвода глаз. Многие попадали во вторую, Индустриальную, параллель только с помощью «ворот». Способ безусловно удобный, но не надежный — по дороге путешественники ухитрялись исчезать. Наверное, поэтому их запретили, официально «ворота» остались только в конторе хранителей. Люди месяцами ждали разрешений и виз, чтобы посетить Индустриальный мир, наполненный свободной энергией, курорт для страждущих. Люку было достаточно сделать один шаг. К сожаленью, его талант ограничивался помещениями и автомобилями. Хотя на машинах он не любил пересекать границу — разрядится двигатель, и приехал. В Индустриале он оставил уже парочку отличных новеньких седанов.
Таксист сжалился над ним и подобрал на границе Города. Уже через час Люкка выходил из машины на мощеную мостовую одного из самых фешенебельных районов города. Огромный трехэтажный особняк с одной стеклянной стеной, а другой, увитой сейчас пожелтевшим плющом, казался сказочным. Калитку открыл охранник с каменным лицом, он же расплатился с водителем.
По выложенной оранжевыми плитками дорожке между молоденькими яблоневыми деревьями Люк прошел к черному входу в особняк, а оттуда, не вытерев ног, в светлую теплую гостиную Главы Семьи.
Оскар, почти старик, полный, невысокий, с большими седыми усами, пожелтевшими от табака, скрестив худые ноги в тапочках в виде плюшевых медведей, наряженный в вязаный жилет развалился в глубоком кресле и внимательно изучал свежий номер «Новостей» через тонкие стеклышки узких очков. В большой пепельнице дымилась толстая сигара, на ветке огромного фикуса, упиравшегося зелеными листьями-опахалами в потолок, сидел волнистый попугай, снизу за ним плотоядно следил очень похожий на Оскара кот, такой же седой и тучный.
