Людмила Астахова - Бабочки в жерновах
Согретая этим решением, она даже мурлыкала себе под нос навязчивый мотивчик песенки, под которую третьего дня вдова Матэи пыталась затеять танцы. Не самая лучшая идея не самой умной из женщин, по правде-то сказать. Соседей больше занимал не новенький патефон, а запах рыбы на решетке и свежее пиво. Единственной, кто проявил интерес к развлечению, оказалась Лив, но и то лишь потому, что от музыкального аппарата и модных пластинок так и веяло мурранской республикой и контрабандой. Легкомысленный мотив пах ночными вылазками под носом у береговой охраны, табаком, солью, мужским потом и углем пароходной топки. Бертом. Наверняка он и привез запретную вещицу, больше некому. То-то вдова Матэи отводила глаза и криво улыбалась. Лив ухмыльнулась в ответ и погрозила нарушительнице пальцем. За столько лет соседи могли бы и привыкнуть, что она — не таможня и не патруль, и до всего, что рыжий контрабандист творит за пределами острова Эспит, даме Тенар и дела нет. Вот когда его быстрые ноги ступают на главный причал или шлепают по мелководью в Косой бухте — тогда другое дело!
Она улыбалась над чашкой, вспоминая тот «танцевальный» вечер. Дам не пришлось разнимать — уже хорошо, хотя все шло к драке. Но хитрец Хил Рэджис опять прикинулся глухим, а затем так вовремя разыграл очередной припадок, что островитянки не успели всерьез сцепиться из-за единственного кавалера. Умник Хил! Вот уж кто выжимает все возможное из романтического ореола, что окружает покалеченных на войне героев. В том случае, конечно, когда они не слишком сильно покалечены. Пара интересных шрамов, легкая глухота на одно ухо и выборочная потеря памяти — следствие контузии. Это совсем не то же самое, что оторванная рука или протез вместо ноги! Тем паче, что столь своевременное расстройство памяти, равно как и глухота, подтверждается лишь словами самого Хила. С героя сталось бы и слукавить!
Во всяком случае, когда они уже за полночь возвращались вдвоем по домам, никакой глухоты Лив не заметила, да и припадки с Хилом случались лишь в присутствие женщин из семьи Тэранс. Впрочем, крышу чинить даме Тенар сосед отказался, отговорившись все тем же недугом, так что кто знает, кто знает… Может, и впрямь контуженный? Однако велосипед оседлал лихо и пылит по дорогам Эспита не хуже, чем сама Лив, когда-то первой оценившая этот дар прогресса. Служба эмиссара такова, что иногда требуется быть сразу в нескольких местах, и хоть разорвись, а содержание лошади сожрало бы не только жалованье, не к ночи будь помянуто, но и весь доход из «прочих» источников. Велосипед же окупился за один сезон, особенно после того, как лорд Эспит убедил подданных собрать средства на ремонт дорог и покрытие их асфальтом.
Лив глотнула остывшего чая и потрепала по холке пса, который подошел и положил ей голову на колено.
— А что, Перчик, заслужили мы с тобой маленькую компенсацию за все горести наши, а? И крышу менять все-таки надо… Вот приплывет эта рыжая морда, а тут мы его и сцапаем… и склад его накроем… Найдется у Берта в норе пара-тройка роскошных вещичек, как думаешь? Вот мы его и прижмем… и штрафик возьмем… и в казну возьмем, и себя не обидим. А?
Перец чуть вильнул длинным хвостом, заслышав знакомое имя. Именно Берт когда-то привез на Эспит щенков редкой «оленьей» гончей. Нескладные длиннолапые малыши приходились внучатыми племянниками любимой суки Ее Императорского Величества и родословную имели посолидней, чем у иного графа. Рядом с таким псом презренным смердом почувствовал бы себя и принц-консорт, не говоря уж о всякой мелкой дворянской сошке вроде графов и маркизов. К несчастью, из трех щенков один оказался бракованным. Недопустимым изъяном для стандартов породы считалась даже узкая белая стрелка на лбу Перца, что уж говорить о разноцветных глазах. Когда «молочная» синева стала янтарем отрочества, выяснилось, что Перец — злополучный обладатель «волчьих», зеленоватых глаз. Хотя насчет удачи можно бы и поспорить — щенок в итоге достался Лив, и все сложилось как нельзя лучше. Лорду Эспиту для престижа хватило и пары «императорских» собак, а даму Тенар мало волновали стандарты экстерьера, лишь бы человек, то есть пёс, был хорошим. Тем паче, что самого Перца ничуть не тяготили ни недостатки внешности, ни «плебейская» кличка.
Рыжего контрабандиста пёс любил настороженной любовью ревнивого самца, который в каждом встречном кобеле видит соперника. А потому на охоту за Бертом вдоль линии прибоя выбегал всегда с радостью, предвкушая удовольствие погоняться, настичь, повалить на влажный песок, прижать лапами и с гордостью предъявить добычу запыхавшейся хозяйке. Весил Перец едва ли меньше, чем взрослый мужчина, зато бегал гораздо быстрее.
Впрочем, и Берт бывал куда как прыток. Если Рыжий не хотел, чтобы его поймали, проделать это было непросто. К счастью, обычно он все-таки хотел. А еще чаще — сам появлялся словно из ниоткуда: только что горизонт был чист, и вдруг негромкая скороговорка мотора, и вот же он, лавирует, неся на борту очередной сюрприз. Чутье у него на сюрпризы, что ни говори. А точнее — на «своих». А здесь чужие не выживали. Либо ты становишься одним из обитателей острова навечно, либо отправляешься прочь. Но покинуть Эспит, когда ты уже пророс в его каменистой земле, невозможно. Лив не смогла бы назвать ни единого островитянина, кто уехал бы и не вернулся. Да и сама имперская эмиссарша по прошествии первых, самых тревожных, пяти лет не унесла ноги подальше с этого заброшенного на край света клочка суши, а твердо, можно сказать — каллиграфически, вывела на желтоватом листке писчей бумаги прошение о продлении ее пребывания на Эспите. А спустя еще пять лет — снова. После второго раза в департаменте, видимо, вздохнули с облегчением, убедившись в том, что Скайра, к тому моменту ставшая владелицей башни Тенар и соотвествующего титула, накрепко пришвартована к историческим развалинам, на радостях прибавили жалованье и сделали должность пожизненной. Теперь уже и захочешь, а не уедешь. Только она не хотела, и вряд ли уже когда-нибудь испытает желание покинуть это место.
Верэн Раинер. Мурран
До станции пришлось пешком идти, на своих двоих. А всё потому, что мать с вечера подговорила водителя грузовика ехать с фермы в город другой дорогой. Верэн постояла на обочине, постояла, да и потопала в сторону станции. Рассчитывать на попутную машину в окрестностях славного города Озанн было просто смешно.
Верэн Раинер шла, не оборачиваясь, хотя точно знала, что ей прямо сейчас в спину смотрят двенадцать пар глаз. Отец специально ушел из дому еще засветло, полагая, что лишение родительского благословения — это ужасная кара. Кому-то может быть и страшное наказание, а Верэн вздохнула с нескрываемым облегчением. Говорено уже переговорено и про то, что она — дурища набитая и бесстыжая, и про то, что обратно «такую дуру» не примут, даже если на коленях приползет. Ползти, если ноги откажут, Верэн собиралась только в одном направлении — куда подальше от Озанна и родительского дома, главное, чтобы в сторону острова Эспит. Правда, о конечной цели своих устремлений девушка никому не говорила, как если бы собиралась поселиться в жерле действующего вулкана. Остров у местных кумушек считался местом проклятым, а островитяне, конечно же, только тем и занимались, что колдовали и злобничали против всего рода человеческого. Во всяком случае, массовый рыбий замор так и назывался — эспитская болячка.
