Аня Сокол - На неведомых тропинках. Шаг в пустоту
Я скрипнула зубами, что не укрылось от Пашки, но заставила себя продолжать.
— Тогда скажи мне, чего ты ерзаешь? Пафос про защиту «доброго» имени Седого оставь для его секретаря и прочих. Туда же отправь переживания по поводу моего и Алисиного будущего. Что не дает тебе, и только тебе, завалиться на траву и глядеть в облака?
Она не ответила, взявшись за лоток с мясом. Я, решив не настаивать, рассеянно оглядывала зал. В главном зале столы стояли в четыре ряда практически впритык друг к другу, разделяясь проходом по центру шириной метра в два и стойкой самообслуживания, тянущейся через всю столовую. С двух сторон к большому залу примыкали два поменьше, куда вели арки с разных сторон вытянутого помещения. Даже отсюда мне были видны столики с кремовыми льняными скатертями, полным набором столовых предметов и горячими чайниками на столах. Надо ли говорить, что те, кто стоял в очереди за мясом неизвестного происхождения, не осмеливались переступить незримую границу, усаживаясь за столы неподалеку. По ту сторону были те, кто оплатил обучение, по эту — кто нет.
— Это я виновата! — выдала вдруг Пашка. — Вернее, не виновата, я же не знала. Но хозяин скажет, что все из-за меня…
Явидь зарычала, стиснув мясо в кулаке так, что на стол брызнул сок и разлетелись волокна, кость тихо хрупнула.
— Помнишь, я говорила, что ненависть ушла и filii de terra меня впустит? — Она бросила измочаленный кусок обратно в лоток. — Я врала. Я бы с удовольствием оторвала Угриму голову и сейчас.
— Я заметила.
— Этот… этот… отказался от возможности стать отцом, можно подумать, я каждому встречному это предлагаю. Словно ему не честь оказали, а ярмо на шею повесили. «Не думаю, что это необходимо», — передразнила она ледяным голосом наставника, — вырвать язык за такое мало будет.
— У тебя получилось убедить и меня, и filii de terra в обратном. Мы же здесь.
— В том-то и дело, — явидь поникла, — я знала, что Угрима не будет.
— Откуда? — Я отодвинула чугунок с остатками картофеля.
— Я попросила хозяина отозвать его на время посвящения. — Она опустила голову. — Я хотела видеть, как моего Невера посвятят высшим и низшим, не поручать это другим, а принести его самой, понимаешь? Хозяин услышал и помог. Что я скажу ему теперь? Что из-за моего каприза его дочь в пяти минутах от обвинения в убийстве младшего Видящего?
— Н-да. — Я покачала головой.
Банальное стечение обстоятельств. Но показалось бы мне оно таким банальным, если бы в результате него пострадал не Варлаам, а Алиса? Нет! Я бы нашла, кого обвинить, и не была бы к явиди столь снисходительна. И они не будут.
Я думала об Алисе, оставленной на попечении Угрима, о том, какую роль суждено сыграть детям в этой недетской партии. Я думала, кожей ощущая навязчивые чужие взгляды. Они всегда смотрели, куда бы я ни пошла. Человек — чужак, и внимание в нашей тили-мили-тряндии мне обеспечено. Я оглядела зал, кто-то шептался, кто-то продолжал нахально разглядывать диковинку, кто-то замирал на месте, как этот кареглазый пацан, забывший, зачем подошел к стойке с подносами. В голове закрутилось воспоминание. Я видела этот испуг, от которого сердце наверняка бьется в горле, раньше видела эти карие глаза. Но у воспоминания не хватало какой-то детали, я не могла сказать какой.
Пашка фыркнула, ее развлекали эмоции паренька. Точно так же, как они развлекали толпу, собравшуюся у замороженного тела лишенного разума. Третий раз встречаю мальчишку на своем пути, и каждый раз он пугается до судорог. Льщу себя надеждой, что еще не настолько страшна, чтобы пугать детей. Я не ищу подобного внимания, и пора бы уже свести с необычным поклонником знакомство, даже если он лешак, наслушавшийся сказок дремучей бабки о страшных человеках, вырубающих леса.
Я встала, и одновременно с этим парень бросился бежать, сбив по дороге двоих с подносами и раскидав их несостоявшийся обед по полу, поскользнулся, вскинул руки, едва сохраняя равновесие, и выскочил за дверь. Чтоб так бегать, надо иметь вескую причину.
Я отстала от мальчишки не более чем на несколько секунд, но, когда выскочила за дверь, дорожка была пуста. Пацан, в отличие от меня, знал тут каждый куст.
— Зачем тебе пугливый щенок? — Пашка вышла следом и принюхалась. — Думаешь, он имеет отношение к лишенному?
— Не имею ни малейшего представления. — Я, поколебавшись, взяла правее. — Я пугаю этого ребенка до судорог и хочу знать почему.
— Значит, узнаешь.
Она втянула теплый полуденный воздух и, махнув мне рукой, указала в противоположную сторону, следопыт из меня никакой.
— Он может позвать хранительницу, наябедничать, что большие нехорошие тети и змеи преследуют его, маленького и несчастного, — предупредила я, когда мы обошли столовую.
— Не позовет.
Явидь быстрым шагом пересекла лужайку, плавно переходящую в спортивную площадку с лестницами, канатами и перекладинами. За ней стоял вполне современный коттедж из толстых брусьев цвета солнечного теплого меда, такому место не в нашей тили-мили-тряндии, а на рекламной картинке, белых овечек да семьи с улыбками не хватает.
— Ты неплохо научилась читать по лицам, толковать движения, жесты, следить за интонацией. — Змея обогнула коттедж со светлыми, в тон дереву, занавесками, поморщившись от запаха смолистой, согретой солнцем древесины. — Хорошо, но недостаточно. Иначе бы знала, что, помимо страха, в парне полно вины. Никого он не позовет. Он виноват и не хочет, чтобы это вскрылось.
За деревянным домом стояли каменные, напоминавшие двухэтажные лагерные корпуса, сложенные из панелей с темными неаккуратными швами. Три дома, построенные на сторонах равностороннего треугольника, отгородившие часть леса в качестве внутреннего дворика. Между постройками сохранились широкие проходы, вытоптанные в густой траве. Компактные, напоминающие буханку хлеба как формой, так и цветом, корпуса опоясывали длинные балконы как по первому, так и по второму этажу. Сквозные подъезды, пожарные лестницы, плоские крыши.
Троица мальчишек постарше у торца крайнего дома проводила изящную фигурку явиди свистом. К счастью для подростков, она не обратила на это внимания.
Мы пробежали сквозь двор, оставив за спиной жилые корпуса треугольника за спиной. Начался лес, тропинки, расходящиеся стежками во все стороны света, сейчас совершенно бесполезные — Мила закрыла входы и выходы на остров безопасности. Я видела, как Пашка принюхивается, приглядываясь к толстым стволам и кронам. След уводил туда.
Я успела сделать десяток шагов под кроны, когда земля и небо поменялись местами. Меня подняли, перевернули и хлопнули об землю, выбивая воздух.
