Сергей Шведов - Белые волки Перуна
Среди прочих гостей скальд упомянул и ярла Ската, воспев его прошлые подвиги и пожелав успехов в новом походе.
- Ты идёшь в Новгород с Владимиром? - удивился ярл Гольдульф, поворачиваясь к соседу.
Ярл Скат растерянно хлопнул ресницами и бросил рассерженный взгляд на скальда. В этом году у него уже была неудача, а этот седой безумец, похоже, собирается накаркать ему другую. В Новгород ярл не собирался, во всяком случае не решил для себя этот вопрос окончательно, хотя Добрыня его звал, обещая золотые горы. Но громкие слова скальда поставили Ската в неловкое положение: нельзя отказываться от объявленного похода, это не понравится Одину и тот не пошлёт нерешительному удачи.
- Фарлаф, быть может, ты пойдёшь со мной в Новгород? - спросил Владимир, не дождавшись ответа от ярла Ската.
Изрядно хвативший за бражным столом Фарлаф с оторопью посмотрел на поскучневшего лицом ярла Гольдульфа, поскольку вопрос был в большей степени адресован ему, а не простому викингу. Как ни хмелен был ярл, а всё же не в его привычках обижать гостя, даже если тот слегка нарушил обычай. Впрочем, вина самого Гольдульфа в промахе новгородца тоже есть: не сказал "нет", а значит - обнадёжил.
- Я отпущу с тобой Фарлафа, князь Владимир, - сказал Гольдульф. - И пусть вам с ярлом Скатом сопутствует удача.
Побуревший Скат открыл было рот для возражений, но в этот рот уме смотрели глаза чужих викингов, наслышанных о его неудаче, и отказ от нового похода они встретят дружным смехом.
- Я пойду в Новгород с князем Владимиром, - прошипел злобно ярл Скат. - И горе тем, кто станет на нашем пути.
Добрыня улыбался, скорее всего, это именно он подговорил скальда объявить о новом походе ярла Ската. Во всяком случае, Владимир его в этом заподозрил, и не приходилось сомневаться, что обиженный Скат тоже отметил коварство новых союзников.
Несколько раз Владимир встретился глазами с Улой, вдовой Ульфа, которая среди прочих женщин прислуживала за столом. В последний раз она взглянула на него от дверей. Князь поднялся со своего места и сошёл с помоста. Никто не обратил внимание на его уход. Все были слишком пьяны, чтобы следить за тем, куда исчез сидевший одесную собеседник.
На дворе уже была ночь, тихая и на удивление лунная, во всяком случае, силуэт женщины Владимир различал без труда. Слабое пофыркивание за стеной указывало, что увлекла она его на конюшню. Запах свежескошенной травы ударил Владимиру в нос, как только он осторожно приоткрыл двери, а потом его рука наткнулась на упругое бедро женщины, и жадные губы потянулись к его губам. Ложе из душистого сена способно закрутить голову любому человеку, особенно если рядом с ним женщина, изголодавшаяся по любовным утехам. Много месяцев она ждала своего мужа, чтобы насладиться его теплом, а он ушёл в Валгаллу, даже не попрощавшись с той, что теперь вечно будет печалиться о несбывшихся надеждах.
- Я рожу ребёнка от тебя, - сказала Ула Владимиру. - Ты здоров и крепок, как скала.
Кажется, они провели на сеновале довольно много времени, хотя Владимиру было не до того, чтобы считать угасающие звёзды, уж слишком страстно любила эта женщина, так страстно, что её дыхание пугало настороженных вознёй лошадей.
- Поедем со мной, - предложил Владимир.
- Нет, - она поднялась, отряхивая одежду. - Мой сын должен вырасти среди этих скал.
Сказала и ушла первой, оставив Владимира в раздумье и грустном недоумении, почему жизнь человеческая так извилиста и горька, а счастье так кратковременно? Впрочем, спросить об этом он мог только у жеребца, который безнадёжно фыркал ему в лицо, беспокойно переступая передними копытами.
От Гольдульфова горда до великого стола путь был так же далёк, как до звёзд, что гасли сейчас над головой Владимира. Но до тех звёзд ему никогда не подняться - не за что ухватиться рукой и не на что опёреться ногой. А вот до града Киева путь известный и хоженый, а потому и помешать Владимиру до него добраться может только собственная слабость, которая есть в любом сердце и которая шепчет испуганно - не ходи, не ходи. Умереть, что ли, боязно князю Владимиру? Так ведь смерть, она для всех - и для князей, и для мечников, и для простолюдинов, и для Гольдульфовых рабов. Можно верить в Валгаллу, можно - в страну Вырай, но вряд ли там найдётся достойное место слабому духом, как нет его и на родной земле. А значит, нет Владимиру иного пути, кроме как на великий киевский стол. Либо князь, либо вечный изгнанник, приблуд за чужим столом. И князь не всегда достигает цели, в этом нет его отличья от простых смертных, но стремиться он к ней должен, чтобы, в конце концов, достичь её, если не здесь, то хотя бы в другом мире.
Глава 4
Боярин Хабар
Боярин Хабар занемог с вечера, а к утру ему и вовсе так скрутило поясницу, что ни встать, ни сесть. Оставалось только охать да стонать, призывая громы Перуновы на головы нерасторопной челяди. В последнее время боярину Хабару не везло: то зятя его пожгли, боярина Збыслова (и хоть тому уже год минул, а всё лыко в строку), то градом всходы попортило, тут уж совсем беда, такой убыток в хозяйстве, что хоть криком кричи. Неделю назад гнедой жеребец пал, ну тут ум точно не без причины - порчу навели. Сказывали холопы, что шастал какой-то мужик у подворья, косил на конюшню звероватым взглядом. Вот и сглазил. Проглядели челядины, ну нет на них никакой управы! А тут ещё поясница - ни камень горячий, ни травы пахучие, ни заговоры старой баяльницы не помогли. Хоть ложись да помирай. А какие у боярина Хабара годы - тьфу.
- Тот человек, сказывают, перунов ведун, - шепнул на ухо боярину старый Пестун, шевеля седыми густыми бровями. - Надо бы послать кого-нибудь в священную рощу с дарами, а то как бы и в наше подворье разгневанный Перун тоже молнию не метнул.
Ссориться с Перуновыми ведунами боярину Хабару не хотелось. Особенно если взять на ум горестную судьбу боярина Збыслава, которого спалили вместе с усадьбой. Поговаривали, что гордый боярин не столько Перуна прогневил, сколько князя Владимира, слишком поспешно переметнувшись на сторону Ярополка. Так ведь и боярин Хабар в этом деле не без греха, хотя и свершил сей поступок со скорбью, согнув выю перед силой и обстоятельствами. Но если Владимир-княж вернётся в Новгород, то может и спросить за нечаянную робость. Человек он молодой, горячий, а тут ещё Добрыня, древлянский леший, подскажет, что с боярина Хабара можно три шкуры снять за измену. Хорошо если только златом да серебром снимать будут, хотя и в этом ничего хорошего нет. Слушок идёт о скором возвращении Владимира, сказывают, что с дружинами нурманским. А боярин Привал, Ярополков наместник, сидит хлипко - дунет Стрибог посильнее, и полетит он пушинкой до самого града Киева. А серчает ли Перун на бояр новгородских по наущению Владимира или просто с дурного настроения - особой разницы нет.
