Татьяна Коростышевская - Внучка бабы Яги
А времени-то и не было. С улицы доносилась печальная песня, долженствующая поведать слушателям о тяжкой подневольной жизни исполнителя, о злых людях, заставляющих его, исполнителя, недоедать, недопивать и недосыпать — это возвращалась бабушка. Караул! Наскоро ткнув в блюдце пальцем и прошептав отпускающее слово, я спрятала артефакт на место.
Бабушка была скорбна ликом, но на удивление покладиста. Я держалась напряженно, ожидая в любой момент каверзы, но пока все шло неплохо. Мы в четыре руки принялись за уборку. Расставили по местам нехитрую мебель, перемыли уцелевшую посуду, вымели из избы сор. Занавески Яга простирнула прямо в сенях в корытце. День клонился к вечеру. Скоро на Мохнатовку опустится ночь. А после третьей звезды есть у меня дело тайное, отлагательств не терпящее.
Я растопила печь, пошарив в сенях, нашла небольшой шмат солонины и вилок капусты. Дальше просто — шинкуется это все и в чугунке томится. Для вкуса еще — горсточку соли и пару листиков дерева заморского, лавром обзываемого. Скоро по горнице поплыл густой дух тушенины. Мм… Аж слюнки текут!
Степенно с бабулей повечеряли, запивая еду крепким мятным взваром. (Все знают, что мята — трава сонная. А мне очень надо, чтоб родственница под ногами не мешалась.) Перед самым отходом ко сну, уже закутанная в одеяло и кемарящая на печи, Яга вдруг попросила:
— А расскажи мне, тетенька, сказку.
Отчего ж не поведать. Мне в свое время бабушка сказок порассказала — хоть пруд пруди. Теперь, вишь, мой черед пришел.
— Во лесу дремучем, под кустом колючим, — начала я напевно, — жила-была…
— Баба-яга — костяная нога! — донеслось с печки.
— Ну пусть Яга, — не спорила я. — Только тогда нога была у нее не костяная, а самая что ни на есть человеческая. Как-то гуляла она по лесу, грибы-ягоды собирала, травки тайные для волшбы, да только угодила ногою в медвежий капкан…
Варвара взвыла от боли, когда острые железные зубья сомкнулись на ее щиколотке. Опытная знахарка, она сразу поняла, что перебито сухожилие, и будет чудом, если ногу удастся спасти. Кожаное сапожное голенище немного смягчило удар, поэтому женщина надеялась, что кость не раздроблена. Она не металась, не пыталась руками разомкнуть мощные «клешни». Такие самоловы ставят обычно на крупного зверя и «глушилкой» не брезгуют. Цепочка, тянущаяся от приспособления, где-то закреплена к подвешенному бревну. Сдвинешь капкан с места — припечатает так, что мокрого места не останется. Хотя, может, это и наилучший выход — лучше сразу, чем медленно погибать от жажды и потери крови…
Умирать не хотелось.
— Помогите, люди добрые! — во всю силу легких закричала женщина.
Шанс, что ее услышат здесь, в глухом лесу, был ничтожно мал, но он сработал.
— Молчи, дура! — Парень материализовался, казалось, из воздуха, его ярко-синие глаза метали молнии.
— Помоги… — Варвара невольно приглушила голос.
— Всю охоту мне порушишь, селянка бестолковая, — шипел спаситель, осматривая ее покалеченную ногу. — Тут, конечно, по уму струбцина нужна…
Варваре вдруг подумалось, что он еще, в сущности, совсем пацан — лет четырнадцати-пятнадцати, не больше. А бледный-то какой! Будто сроду на солнышке не бывал.
— Позови кого-нибудь, один не управишься, — прошептала она, с ужасом думая, как останется здесь одна, пока малец пойдет за помощью.
Парень фыркнул, пружинно вскочил, срезал ближайшее деревце, ловко взмахнув выхваченным из-за пояса ножом. Кряхтя и помогая себе левой рукой, просунул палку между дуг капкана и навалился на рычаг. На лбу вздулись жилы, рот искривился в гримасе, напряглись плечи. Прилагаемые усилия делали его лицо старше и значительнее. «Клешни» медленно поддавались, неохотно выпуская свою жертву. Варвара, пытаясь не обращать внимания на боль, тянула ногу на себя. Обильно полилась кровь. Рывок. Бессильный щелчок опустевших железных челюстей, и спаситель повалился рядом на пожухлую траву, хватая ртом воздух.
— Кровь остановить срочно надо.
Женщина только кивнула.
Первую помощь парень оказывал умело. Оттащил страдалицу подальше от капкана, уложил на мягкий мох. Перетянул ногу ее поясным шнуром, аккуратно разрезал ножом поврежденное голенище, снял окровавленную ноговицу и перевязал рану тканевой лентой, оторванной от подола своей рубахи. Только сейчас Варвара заметила, что парнишка одет дорого, если не сказать — нарядно. Мягкие охотничьи сапоги отличались тонкостью выделки, порты подогнаны точно по фигуре, на поясе закреплены серебряные чеканные бляхи, а рубаха по вороту расшита богатой шелковой нитью.
— Ты что один в лесу делаешь? — спросила женщина, сглатывая горькую слюну.
— На медведя охочусь. — Спаситель мотнул головой, отбрасывая с лица длинную темную челку. — Людоед у нас в округе объявился, уже трех мужиков до смерти задрал. Местные, дурачки, на него капканы понаставили, да только зверь их за версту чует… А ты чего тут бродишь?
— Почему метки не было? — вдруг вспомнила Варвара. — Положено метку ставить при таких самоловах.
— Говорю ж, дураки. Хочешь жалобу князю подать? — кинул внимательный взгляд исподлобья.
— Перетопчется.
— Я так и думал… Значит, и в Шегешвар со мной не пойдешь?
Женщина помертвела. В цитадель ей возвращаться никак нельзя, ведь под подкладкой прострочной кацавейки зашито то, за что сразу в работу возьмут. И тогда медвежий капкан покажется не сильнее комариного укуса. Жалко мальчишку, да выхода другого нет… Рука привычно скользнула за отворот, круглая булавочная головка устроилась между большим и указательным пальцем.
— Посмотри, у меня шея что-то болит…
Парень доверчиво наклонился, и Варвара вонзила иглу. Стало трудно дышать, мир закружился на манер ярмарочной карусели и померк.
Когда женщина пришла в себя, парень сидел на пенечке, удобно закинув ногу за ногу, и внимательно рассматривал злополучную булавку.
— Какой примитив! И многих дураков ты этой штучкой в лучший мир отправила? — проговорил задумчиво, будто про себя.
Варвара решила, что терять больше нечего, и неожиданно разозлилась:
— Да у тебя все, кроме тебя, дураки! А сам? У-у-у, сопляк!
— А я умный, — сказал без тени усмешки. — И медведя я выслежу и освежую, а тебя… Тебя, пожалуй, отпущу.
— После того, что я хотела тебя убить? — растерялась Варвара.
— Ну, так не убила. Поверь, для меня одной отравленной иголки мало.
— Кто ты? — Варвара почувствовала, как от ужаса вспотели ладони.
Парень не спешил с ответом:
— Смерть от иглы… Какая древняя сказка! Можешь называть меня Кащей. Ведь так зовут самый большой страх женщин из племени ягг? Кстати, твоя богиня знает, чем занимается ее жрица? Или она покинула тебя?
