Башня тишины (СИ) - Джафаров Рагим

У Дауда коротко прожужжал телефон. Он спешно достал его из внутреннего кармана, явно ждал какого-то важного сообщения. Руслан спокойно сидел, предполагая, что новость будет касаться и его.

— Пойдем, Октай-муэллим приехал.

— Куда?

— В кабинет к нему, — Дауд так удивился, как будто сказал исключительно очевидную вещь.

— Это он хочет со мной поговорить.

Несколько секунд царила полная тишина. Руслан не мог понять, что именно происходит. Дауд шокирован таким вопиющим игнорированием субординации? Злится, что надо уговаривать его куда-то идти, и пытается успокоиться, прежде чем открыть рот? Считает про себя до десяти?

— Если ты хочешь по душам говорить, то лучше в кабинете.

Руслану показалось, что Дауд играет на его паранойе. Что значит эта фраза? Что кабинет не прослушивается? Что Октай только там чувствует себя достаточно свободно, чтобы разговаривать? Что душа Октая спрятана в крестраже, который хранится в кабинете, и в другом месте разговор будет не по душам?

— Я первый день с вашей семьей знаком, но как вы меня уже достали, — вздохнул Руслан и встал. — Вы чокнутые все.

— С твоей семьей, — поправил Дауд, а все остальное оставил без какого бы то ни было комментария.

До кабинета они дошли буквально за две минуты. Он оказался на том же этаже, но в другой стороне. Руслан продолжал мысленно составлять карту запахов, но уже чувствовал, что не преуспеет.

— Заходи, — судя по звуку, Дауд открыл перед ним дверь, потом добавил шепотом: — Удачи.

— Себе оставь.

Руслан вошел в кабинет, прислушался. Пахнет кожей, деревом и сандалом. Шуршит ручка по бумаге.

— Садись. Прямо перед тобой стул. Три метра.

Такое ощущение, будто хозяин кабинета обладает ограниченным запасом слов и не хочет тратить их попусту. Голос сухой, экономный, похожий на звук серпа, срезающего колосья. Акцента совсем нет.

— И я очень рад тебя видеть, — хмыкнул Руслан.

— Садись, — чуть настойчивее повторил Октай.

Руслан сделал три шага, нащупал лакированную холодную спинку стула, сел.

— Как дела? — совершенно без интереса спросил хозяин кабинета. — Как работа?

— Да потихоньку. — Руслан сразу понял, что эти вопросы — дань какой-то традиции. Мол, сначала разговор на отвлеченные темы, а потом дела.

— Чай хочешь?

— Нет.

Октай перестал писать. Вероятно, ответ «нет» на самом-то деле не предполагался. Тоже часть ритуала?

— Тогда давай к делу. — Руслан услышал, что он аккуратно откладывает ручку, закрывает папку перед собой, поправляет ее. — Я хочу, чтобы ты женился.

— Здрасьте, блять, — выдохнул Руслан.

— Не ругайся, нехорошо.

— Мы не разговаривали лет двадцать пять, и ты с этого начинаешь встречу?! — вспыхнул Руслан. — С поучений и указаний?!

— Та-а-ак, — вздохнул Октай, — давай мы уладим этот вопрос до ужина.

— Ты вообще слышишь меня?

— Руслан, тебе тридцать лет. Веди себя как мужчина.

— То есть как ты?! Бросить жену и сына?!

— Успокойся. И голос не повышай.

— Ты с воспитанием лет на двадцать опоздал.

— Так, уймись. Ты чего хочешь?

Руслан растерялся. Что за вопрос вообще? Что за абсурдная ситуация? Хуже того, он понимал, что ведет себя как истеричный подросток, но поделать с этим ничего не мог.

— Какого-нибудь другого отца!

— Другого нет. Что еще?

— Ты серьезно?! Ты… Да ты нас кинул, а теперь…

— Никто вас не кидал, — перехватил инициативу Октай. — Вы в чем-то нуждались? Жили плохо?

— Какой мрак, — заключил Руслан. — Ты, наверное, вообще считаешь, что все в порядке?

— А что у тебя не в порядке? — Голос стал еще суше, резче, как будто серп не резал, а рубил колосья.

Руслан молча снял очки и открыл глаза. Уловил в привычной мути совсем размытый силуэт напротив. Вопросительно развел руки.

— И? — спокойно спросил Октай.

— Это можно было вылечить! Хирургически!

— Нет. Очень большой риск. Врачи давали девяносто процентов, что ты навсегда потеряешь зрение.

— И поэтому ты решил вообще отказаться от операции?!

— Нет. Не решил. Врачи сказали, что ситуация может улучшиться. Вероятность благоприятного исхода операции повышается к определенному возрасту. Если делать специальную гимнастику для глаз. У тебя был бы шанс процентов в тридцать.

— И что же пошло не так? — иронично протянул Руслан.

— Это не ко мне вопрос. Почему твоя мать не стала делать операцию в нужное время, я не знаю. Я к тому моменту уехал.

— Ей как-то не до того было!

— Плохо, — серьезно, но без какого бы то ни было сопереживания в голосе сказал Октай. — Это уже не исправить.

— Как у тебя все просто!

— А с чем ты не согласен? Можно что-то с твоими глазами сделать сейчас? Если да — делай операцию. Если нет — забудь о них.

Руслан медленно помотал головой, не зная, что ответить, и тупо повторил:

— Забудь о них…

— Хватит трагедию изображать. Ты уже давно привык жить без зрения. И смущать людей видом глаз тоже не брезгуешь.

— Как у тебя так выходит? Семью бросил ты, а козел я?

— Я не знаю, почему ты решил стать козлом. — Руслану показалось, что Октай усмехнулся. — Чего ты хочешь, а?

— Почему ты вообще нас бросил?

— Потому что мой отец велел мне вернуться домой и жениться.

Руслан попытался уловить хоть малейшую горечь в голосе Октая. Но нет, это лишь констатация факта.

— И зачем ты поехал?

— Потому что мне сказал отец. У тебя уши в порядке?

— Почему не взял нас?

— В качестве кого? — Теперь в голосе появилось искреннее удивление. — Тебе не кажется, что если бы я привез на свадьбу жену и ребенка, это было бы странно?

— Почему ты согласился? Ты не любил мать или как?

— Что значит «согласился»? У меня никто не спрашивал согласия. Нужен был наследник.

Руслан засмеялся неожиданно для самого себя.

— Ну прямо сказки Шахерезады! Наследники, кланы. В каком веке мы живем? Но если ты был наследником падишаха, то зачем тебя вообще отпустили в Россию?

— Я был не первым претендентом. Я вообще не хотел во всем этом участвовать.

— А потом в результате заговора ассасины убили принца и пришлось срочно готовить тебя к правлению? — снова рассмеялся Руслан.

— Ты хочешь говорить или поистерить? Если второе — сходи к психологу. — Голос Октая теперь стал хлестким, как пересушенный кожаный кнут. — Мой старший брат погиб в аварии. Поэтому мне пришлось взять на себя его ответственность.

Руслан осекся. Ему вдруг стало стыдно. Он и вправду вел себя как малолетняя истеричка.

— И про твои глаза, — резко сменил тему Октай. — Слышишь?

Руслан чуть подался вперед. Дзынь, дзынь. Как будто что-то железное по толстому стеклу стучит.

— Что это? — не понял он.

— Стальная ручка и мой левый глаз.

— Подожди, — сообразил Руслан, — это наследственное?

— Да, у меня в одном глазу было два зрачка. Но в мое время это лечить не умели. Да и люди были несколько более… суеверные. Это как-то облегчает твои страдания? Успокоишься теперь?

Руслан откинулся на спинку стула. Он только теперь попытался представить, что за человек перед ним. Это не смутные воспоминания об Октае, по большей части основанные на разговорах с матерью, это кто-то совсем другой. И, кажется, совсем не по случайности оказавшийся во главе клана. Чем бы этот клан ни был.

— Я подумаю.

— То есть зависит от того, что принесет тебе больше выгоды? — усмехнулся Октай. — Истерика или спокойный разговор. Все-таки есть в тебе что-то азербайджанское. Можем уже переходить к торговле?

— Я не это имел в виду.

— А сказал это. У меня мало времени. Я хочу, чтобы ты женился. Что ты хочешь взамен? Заметь, я не говорю тебе: «Иди и женись», я предлагаю сделку.

— От этого она не становится привлекательнее. Не собираюсь я жениться! Я даже не знаю, на ком.

— То есть варианты рассмотреть готов, — голос у Октая снова изменился, он вдруг стал мягче, бархатистее и, главное, появились намеки на акцент. — Дочка министра иностранных дел подойдет?