Игры богов - Анисимов Александр
— Кто знает, кто знает… Надеюсь, ты понимаешь, что ни слова из того, что ты здесь услышал, не должно выйти за стены этих комнат?
Дагмар жестом попросил Халиока замолчать, он и без того знал, что нужно делать, иначе ему не удалось бы удержаться у власти три десятка лет.
— Я зайду к тебе на днях. — Король машинально взял в руки кубок, но, сообразив, что тот пуст, вернул его на стол, даже не заметив, как конвульсивно сжавшийся кулак оставил на серебре глубокие вмятины. — А пока составь гороскоп этого ребенка. Я хочу знать, что с ним будет дальше.
Халиок не ответил. Продолжая сидеть в кресле, он взглядом проводил уходящего Дагмара и, когда тот был уже у самых дверей, едва заметным движением руки открыл выход. Массивные створки неслышно разошлись, а затем снова сомкнулись. Маг остался один. Глядя на тусклый свет свечей, уже почти догоревших и заливших канделябр мутным воском, он прошептал, ни к кому не обращаясь:
— На него невозможно составить гороскоп. Если бы я только знал почему…
* * *
Паррот стоял возле лестницы, ведущей в подземные помещения дворца, размышляя, выполнить ли сначала приказание Главного Советника или же спуститься в хранилище и проверить, не взбрело ли королю в голову снова заняться казной лично. Сообщить людям, верным Маттео, о скором выступлении заговорщиков, конечно, стоило, но это все же было не срочно, тем более что любая оплошность в работе, которая могла выдать в казначее изменника, повлекла бы за собой неотвратимую казнь, Дагмар не стал бы разбираться — он всегда принимал решения быстро.
Решившись, наконец, Паррот уже шагнул на первую ступеньку, когда к нему выскочил из ближайших дверей слуга-уборщик. Казначей знал его — это был один из тех, кому поручалось следить за передвижением Дагмара по дворцу. Как ни странно, но слуги всегда вызывали меньше всего подозрений и среди них искали виновных в самую последнюю очередь, хотя они-то как раз были в курсе всех дворцовых событий. Порой слуги могли рассказать такое, что не удавалось узнать даже лучшим шпионам.
— Господин! — Уборщик остановился возле Паррота, почтительно склонив голову, давая понять, что он узнал кое-что важное. Казначей настороженно огляделся, но не заметил поблизости никого из тех, кто мог бы заинтересоваться разговором.
— Я слушаю. — Паррот понизил голос до шепота, хотя и был уверен, что в этот миг их никто не подслушивает.
— Король разговаривал с магом Халиоком. Только что, — так же тихо ответил слуга, не поднимая головы, чтобы не встретиться взглядом с Парротом: за это он мог переведаться с плетью.
Казначей задумался, пытаясь понять, что может крыться за этим поступком короля. Дагмар без веской причины не встречался с Халиоком, а значит произошло что-то очень важное. Встреча короля и мага накануне начала боевых действий настораживала, поскольку смысл ее был Парроту совершенно неведом.
— О чем они говорили? — живо спросил казначей, все еще продолжая обдумывать услышанное. Известия, принесенные слугой, были слишком важны, чтобы от них можно было просто так отмахнуться.
— Не знаю, господин. Разговоры в комнатах мага невозможно прослушать, — с ноткой некоторого сожаления в голосе ответил слуга. Паррот невольно усмехнулся: уборщик проявлял излишнее рвение и готов был, наверное, предать собственную мать, лишь бы заслужить похвалу хозяев.
— Что делал король перед тем, как отправился к Халиоку? — полюбопытствовал Паррот, нервно теребя край плаща и, время от времени, бросая по сторонам настороженные взгляды, чтобы лишний раз убедиться, что этот разговор не станет достоянием чужих ушей.
— До встречи с придворным магом король некоторое время находился в покоях своей супруги, — охотно произнес слуга. — Но они почти не разговаривали.
— Уверен? — на всякий случай спросил казначей, хотя и не сомневался в правдивости речей слуги: тому было врать — себе дороже.
— Да, господин, — последовал ответ. — Король направился к магу сразу же после посещения супруги, никуда более не заходя.
Паррот внутренне напрягся. Происходящее нравилось ему все меньше и меньше. Кивком отпустив слугу, он в задумчивости сделал несколько неторопливых шагов по лестнице, а затем замер, облокотившись на щербатые мраморные перила, оказавшиеся неожиданно холодными. Что же таится за этим визитом? Неужели Дагмар как-то прознал о заговоре и решил предварительно посоветоваться с Халиоком, прежде чем что-то предпринять? Нет, король не стал бы этого делать — он давно научился принимать решения сам, ни с кем не советуясь. Тут, кажется, что-то другое…
— Ну конечно… — пробормотал Паррот, торжествующе прищелкнув пальцами. — Он беседовал с магом о Кефре или наследнике, не иначе.
Оторвавшись от перил, казначей резко развернулся и стал подниматься обратно: следовало обсудить ситуацию с Главным Советником. Все, что касалось королевской семьи и, в особенности, будущего ребенка, было слишком важно, чтобы относиться к этому как к досадной помехе в делах. Пока не выяснится, о чем беседовали маг и король, успокаиваться рано.
— Простите, господин, забыл вам сказать: когда король вышел из комнат придворного мага, он был обескуражен, зол и задумчив, — раздался над ухом голос слуги. Паррот, дернувшись от неожиданности, резко повернулся, но увидел лишь спину быстро удаляющегося уборщика.
* * *
Дагмар никого не хотел видеть. Разговор с Халиоком оказался тяжелым, оставившим в душе неприятный осадок. Раньше он никогда не думал о том, что его сын может сделаться чуть ли не богоравным, как написал безумный монах. Дагмар хотел бы поверить, что все это бредни сумасшедшего, но услышанное от Халиока не позволяло этого сделать. Сейчас Дагмар ненавидел всех и вся, он злился даже на самого себя. Как мог он быть столь слепым, чтобы не замечать измен Кефры? Хотя чему здесь удивляться — много ли он уделял жене внимания? Он постоянно пропадал то на заседаниях Совета, то на охоте, то… да мало ли где он проводил время? В итоге его провели, как последнего дурака, превратили в посмешище! Собственная жена снюхалась с каким-то паршивым десятником, будь он трижды проклят, да еще и ребенка от него зачала! Но ведь не был Дагмар природой обделен, не был: два десятка внебрачных сыновей уже заимел, которые живут и здравствуют кто где, а этот… Король Мэсфальда мог простить Кефре многое, но и его терпение имело границы. От немедленной расправы королеву спасало лишь то, что Дагмар не мог погубить ребенка. А Кефра и так должна умереть, если верить пророчествам отшельника. Но оставлять безнаказанным гвардейца-десятника Дагмар не намеревался. Халиок верно подметил, что расправляться с Хангом лично королю нельзя, а посему Дагмар решил воспользоваться услугами мага, тем более что тот сам предложил ему это.
Впрочем, с Хангом можно разобраться и позже, а сейчас надо успокоиться и взглянуть на сложившуюся ситуацию без предвзятости. В конце концов, все не так плохо, как могло быть. Ребенку предсказано многообещающее будущее — он должен объединить города смертных и создать величайшую из когда-либо существовавших Империй. Но что имел в виду монах, написав «если только не случится…»? Что было на тех сожженных листах? Что может остановить посланного богами ребенка? Дагмар не находил ответа, и это раздражало его все сильнее.
Он даже не заметил, как поднялся в Западную башню дворца, где под самой крышей находилась большая комната, где Дагмар любил уединяться, когда никого не хотел видеть. Давно отработанным движением задвинув стальной засов, король прошел в глубь помещения и опустился в глубокое кресло с резными подлокотниками в форме мощных когтистых лап. Дагмар надавил на едва заметный выступ на одном из деревянных пальцев, и потайная крышка откинулась, открыв неглубокий ящичек, на дне которого лежало несколько зелено-бурых скрученных в трубочки листьев. Взяв один из них, король отломил половинку и бросил лист в рот, а другой кусок отправил назад — в ящичек, который миг спустя вновь закрылся, будто его никогда в не было.
Под языком возникла неприятная горечь, которая, впрочем, вскоре исчезла. Дагмар исподлобья смотрел в окно, лениво пережевывая лист. В голове зашумело, и стало неожиданно легко, все проблемы отдалились. Все, что так злило и волновало его, куда-то ушло. Дагмар улыбнулся — листья гуанары всегда действовали безотказно и быстро, вот только добыть их было весьма трудно. Этот кустарник произрастал у подножия Реанских гор, вокруг единственного места, где располагались ворота, ведущие на Изнанку Мира — родину Вечных и Великих Змеев. Немногие из тех, кто отваживался отправиться туда за листьями гуанары, возвращались обратно. Кое-кто из них потом рассказывал, что не видел там ничего необычного — только голые скалы, покрытые каменной крошкой, да еще пару-другую кустов гуанары. По словам этих людей, никаких ворот они не видели. Однако другие вспоминали неведомые огромные тени — живые, но не отбрасываемые никем и ничем, оглушительные голоса, говорящие на непонятном языке. Люди видели высокие радужные мосты и башни, тающие в облачной дымке… Однако пути назад никто не запомнил. Те, кто получал шанс лицезреть волшебное действо, приходили в себя только в ближайшей деревеньке — кто с пустыми руками, а кто и с вожделенными листьями в руках.
