Апокалипсис (СИ) - Васильева Анжелика

Следует отметить, — продолжал Сэр Дардион, — что вся потреблённая скверна никогда не выходит наружу, она просто бесследно исчезает. Вероятно, растворяется в крови и испаряется с дыханием, но точно не переваривается желудком и кишечником.

Тело белки стало темнеть, начиная с головы, и через неделю зверёк стал полностью чёрным, с длинной жёсткой шерстью и бешеными белёсыми глазами. Это назвали четвёртой стадией, однако в поведении ничего не изменилось. Дальше стоит дата, когда белке перестали давать скверну: чуть больше двух месяцев назад.

Дедры начинают постепенно видоизменяться, — гласила следующая страница. Шерсть, какой бы она ни была до этого, становится жёсткой и меняет свой окрас на угольно-чёрный, когти удлиняются и приобретают особую прочность. Некоторые животные увеличиваются в размерах.

Стадии стали проходить быстрее, и чем больше скверны, тем скорее. Вплоть до суток.

Затем набеги резко прекратились, а все заражённые животные ушли глубоко в лес. Охотники предполагали, что они все подохли, удалившись, как собаки, в «долину смерти». Но поскольку белка оставалась жива, предположение не оправдало себя.

А потом они вернулись. Огромной стаей. Ни с того ни с сего. Напали на селения и выгрызли всех, кто не успел убежать или спрятаться. Больше не боялись огня или воды — вообще ничего. Полностью подчинялись только неведомым инстинктам. Возвращались обратно в лес, словно по какому-то зову, не добивая тех, кто остался в живых или защищался, а затем надолго пропадали.

Далее Сэр Дардион описывает данные первого вскрытия видоизменённого животного. Следом записи предположений, почему животные не избегают этой скверны, а наоборот, лижут кристаллы.

После того, как заразился первый человек, стало понятно, что запах, источаемый вироточинами, привлекает и дурманит. В дневнике только сухо написано, что первым заразился маленький мальчик, нашедший кристаллы. Но я помню, как это было в реальности: наевшись кристаллов, ребёнок вернулся домой и отказывался ужинать, а утром ускользнул из дома, предположительно, чтобы поесть ещё. Но к вечеру всё равно вернулся. Мать переволновалась и кричала на него за это.

Со слов отца, приведшего мальчика к священнику, этот демон, вселившийся в его сына, убил его жену, перегрызя ей ночью горло. Прервавшийся крик и разбудил его. Крик его жены. Мужчина вышел в кухню и увидел, как это чудовище с окровавленным лицом стояло на четвереньках над своей матерью.

Я не понимала, почему крестьянин не убил его на месте. Возможно, моё сердце затвердело, но любого заражённого можно считать уже мёртвым и нужно избавить его душу от страданий, с которыми она смотрит на своё бесчинствующее тело.

Тут мне невольно вспомнилось, как я сама была растеряна, когда Сэр Дардион со страшным хрипом потянул ко мне руки. Но этот крестьянин, в отличие от меня, не оцепенел — он как-то поймал мальчика и потащил его в церковь. Наверное, верил, что ему там помогут...

Когда тело мальчика попало к Сэру Дардиону, оно не претерпело никаких изменений. Кто-то убил его до того, как золотистые локоны ребёнка начали темнеть. Наверное, это была самозащита. Тогда мой учитель предположил, что люди, вероятно, не будут меняться, но предположение так же не оправдалось. Как и то, что заразиться можно, только съев достаточное количество кристаллов.

Бледное тело мальчика, лежавшее на столе в новой лаборатории Сэра Дардиона, стояло у меня перед глазами. Волосы, в которых раньше отражалось солнце, выцвели и прилипли к белоснежному лбу, лицо умиротворено, даже блаженно, как будто он видел приятные сны. Одеждой и покрывалом ему служил грубый холщовый мешок, босые ноги перепачканы в крови и грязи. Мой учитель не хотел, чтобы я присутствовала и уж тем более ассистировала при вскрытии, но я настояла. Этот мальчик стал первым мёртвым человеком, к которому я прикоснулась, и первым осквернённым, которого я вскрыла.

Захлопнув дневник, я отложила его на край стола. Торопливо погасила светильник и попыталась прогнать все дурные мысли прочь, смотря на звёзды, мерцавшие за окном.

V

В крепости было тихо и спокойно. Все, кроме ночных стражников, уже спали, и мне тоже нужно было позволить себе отдохнуть, но я никак не могла расслабиться и, вдобавок ко всему, боялась, что мне будут сниться дедры и вироточины. К счастью, этого не случилось. Я уснула прямо в кресле у окна, и мой сон не таил в себе кошмаров реальности.

Утро было таким же свежим, как и вчерашнее, и мне совсем не хотелось никого видеть, разве что только, своего брата. Но он правил далеко на севере, на другом конце королевства, охраняя наши владения от недружественных морских соседей. Хотя они с прошлого лета так и не приплывали к нашим берегам, и даже вдалеке их корабли никто не видел. Интересно, у них тоже появились вироточины? Скорее всего.

Я умылась и надела на себя свободные шёлковые штаны, привезённые торговцами из Асфринийи в дар «северной белой принцессе». Это было ещё до этой войны, до вироточин, до уроков Сэра Дардиона… в прошлой жизни. Помню, как я беспечно радовалась целому сундуку экзотических обновок, пёстрому ларцу с разнообразными украшениями тонкой работы и негранёным самоцветам, лежащим рядом с ним на бархатных подушечках. Мы с Карин несколько дней перебирали камни и одежду, и я многое подарила ей. Хотя бы потому, что цвет ткани подходил ей больше, чем мне, или размер и крой украшали её фигуру, а на моей, недостающей в груди и бёдрах, болтались, как мешок. Всех этих даров было слишком много лишь для одной меня, поэтому я только радовалась, видя, как Карин носит эти украшения и вещи.

Поверх простой рубашки я надела короткую безрукавку и убрала волосы, надеясь, что ни одна из служанок не застукает меня за этим. И вообще, что они не узнают, что я ушла из своих покоев.

Сложив записи в сумку, я выскользнула во двор и, озираясь по сторонам подобно вору, прошла на кухню. Есть хотелось, но не хотелось ждать или приказывать. Просто попросить и сесть за стол вместе со стряпухами и их маленькими помощниками.

Детей в крепости было очень много — крестьяне привозили их со всех окрестных деревень надеясь, что здесь, при королевском дворе, они будут в сытости и безопасности. Так и было, но никто из них просто так не ел свой хлеб — для каждого находили работу. Надолго ли? Как долго мы сможем держаться?

— Принцесса Орфелана. — Старшая повариха лишь оторопело развела руками, не смея ничего сказать мне ни по поводу моего вторжения, ни по поводу внешнего вида.

— Можно я посижу здесь?

Моё желание убежать от всего непреодолимо душило меня, но здравый смысл умолял не покидать крепость. Поэтому я пришла сюда. В место, где круглый год жарко от неугасающих печей и огромных котлов и где всегда пахнет сушёными травами и свежеприготовленной едой.

— Я не смею указывать вам, госпожа, — ответила она, боязливо поклонившись. — Желаете, я подам завтрак? Или, может, приготовить что-нибудь для вас?

— Спасибо, есть что-нибудь уже готовое? — спросила я, устраиваясь за столом для замешивания теста. Повсюду была мука и казалось, что белое крошево настолько уже въелось в дерево стола, что не вытрешь никакой щёткой, не смоешь никакой водой, но меня ничего не смущало.

— Да, госпожа.

Кухарка подозвала расторопную девочку в белом фартучке и косыночке, и та ловко вытерла стол передо мной, а затем принесла мне добрую кашу на молоке с хлебом на кромке и большим куском масла, тающем посередине, а также тыквенный сок.

— Благодарю, — вежливо отозвалась я.

Тщательно пережёвывая хлеб с зёрнышками, я чувствовала, что своим присутствием нарушаю их привычный порядок. Что же, мне больше не десять лет, чтобы все слуги относились ко мне, как к родной дочери, а не как к принцессе.

Закончив с едой, я ещё раз поблагодарила стряпух и вышла из душного помещения, ощущая, будто мне нет места в замке. Воздух на улице приятно холодил мои щёки, румяные от горячего воздуха в кухне; солнце стояло высоко в небе, безразлично наблюдая за ничтожными смертными, не смеющими прямо взглянуть на него, как на единоправного царя всего сущего; лёгкие белые облака лениво плыли по синему летнему небу.