Брент Уикс - По ту сторону тени
— Смотри сам не обмочись. Опять кто-то нарыгал. В толк не возьму, где это девицы умудряются раздобыть вина. — Хоппер поднял по очереди обутые в сандалии ноги и пошевелил большими пальцами. Кроме них, других пальцев на ступнях не осталось. Как-то раз его застигли за весьма неблаговидным занятием. Хоппер решил обучить танцам скучающих обитательниц гарема и отделался так легко только потому, что нравился Зурге, а во время танца он не прикасался к женщинам и не заводил с ними разговора. По словам самого Хоппера, других евнухов убивали и за куда менее серьезные провинности. — Прошло двадцать два года с тех пор, как меня некстати потянуло в танцы. Все это время я выношу ночные горшки и буду коротать с ними век до самой смерти. А теперь помоги мне разделаться с пустыми горшками. Надеюсь, ты помнишь процесс?
— Одной порцией чистой воды ополаскиваем десять горшков из-под мочи или четыре из-под дерьма.
— Ишь какой сообразительный! Помоги ополоснуть первые сорок штук, а потом можешь их уносить.
Они работали в полном молчании. Дориан так и не напал на след женщины, которая станет его женой. В Цитадели имелось два не сообщающихся между собой гарема, а несколько женщин вообще содержались отдельно. Недомерка приставили к обычному гарему.
Здесь жило более сотни жен и наложниц Гэрота Урсуула. Женами считали женщин, родивших сыновей, а наложницами — тех, которые родили девочек или вообще остались бесплодными, что рассматривалось как одно и то же. Если учесть, что Гэроту Урсуулу было около шестидесяти лет, его женщины поражали молодостью. О том, какая участь постигла старших жен, никто не упоминал.
Дориан испытывал странное чувство, находясь в гареме отца. Он наблюдал за неизвестной, очень личной стороной жизни человека, который во многом способствовал формированию его характера. Подобно большинству халидорцев, король отдавал предпочтение упитанным женщинам с пышными бедрами и ягодицами. У жителей севера пользовалась популярностью пословица: «Мужчине нужны лошади и невесты, на которых можно ездить верхом». Большинство публичных женщин были халидорками, но в гареме короля собрались девушки всех национальностей, за исключением фейри. Все они были красивы, с большими глазами и пухлыми чувственными губами, и, по словам Хоппера, король предпочитал делить с ними ложе, как только они созреют.
Жизнь в гареме имела мало общего с историями, которые рассказывают южане. Жизнь, полная роскоши и страшной скуки.
Каждый день, вынося горшки из комнат наложниц, Недомерок украдкой поглядывал на женщин. Первое, что бросалось в глаза, — они всегда были полностью одеты. Короля-бога в городе не было, и стремительно приближалась зима. Женщины знали, что их услуги в ближайшее время не потребуются, и некоторые перестали даже причесываться и переодеваться после сна. И все же они опасались общественного порицания, которое служило сдерживающей силой и не давало совсем опуститься.
— Раньше они сидели там всю зиму полуобнаженные, раскрашенные, как шлюхи, ежились от холода возле камина и дрожали, словно выброшенные на снег щенки, — рассказывал Хоппер. — Сейчас, как только мы узнаем о прибытии короля-бога, сразу подаем им сигнал. Подожди, сам увидишь, как они забегают. В жизни не встречал такой резвости. А если одну из них потребуют к его величеству и назовут по имени, все остальные бросаются к ней и окружают плотным кольцом. Клянусь кровью Хали, минут пять ее совсем не видно, а когда девушка выходит из круга, можно подумать, что перед вами предстала сама богиня. Конечно, они ненавидят друг друга, плетут интриги и сплетничают, но когда король-бог призывает одну из них, девушки всеми силами стараются помочь друг другу. Одно дело — злословить и собирать сплетни… — Хоппер опасливо оглянулся и заговорил шепотом: — И совсем другое — стать причиной того, что кто-нибудь из девушек попадет в руки этелингов.
Внутри у Дориана все сжалось. Итак, им известно о развлечениях этелингов. А как же иначе? Он помнил, как королевских отпрысков обучали сдирать кожу с дерзкой наложницы. Дориану, как первому из клана, досталось лицо. Никогда не забыть чувства гордости, которое он пережил, предъявляя наставнику Нефу Даде совсем не поврежденное лицо, на котором сохранились даже веки и ресницы. Десятилетний Дориан надел его, как маску, и пришел на ужин, где они шутили и смеялись вместе с другими отпрысками короля-бога, а Неф смотрел на них и ободряюще улыбался. Господи, спаси и помилуй! Ему доводилось совершать и более страшные вещи.
Что он делает здесь, в этом гиблом месте? Как только народ все терпит? Как можно поклоняться богине, которой страдания людей приносят наслаждение? Дориан иногда и сам начинал верить, что каждая страна имеет вождей, которых заслуживает. Как это характеризует Халидор с его насквозь прогнившим племенным строем и местными предрассудками, который держится только на страхе, испытываемом перед людьми, провозгласившими себя королями-богами? А как это характеризует самого Дориана? Это его страна, его народ и культура, которые должны были принадлежать ему по праву первородства. Ему, Дориану Урсуулу, удалось выжить, уничтожив по очереди всех соперников. Он натравливал сводных братьев друг на друга, пока не остался в одиночестве. Дориан исполнил уурдтан, священный обряд коронования, и подтвердил свое право называться королевским сыном и наследником. Все вокруг могло принадлежать ему, но Дориан ни секунды не жалел о потере.
Дориан любил в Халидоре многое: музыку, танцы, гостеприимство бедноты, мужчин, которые от души смеются и плачут, не скрывая чувств, и причитающих женщин, когда они оплакивают покойников. В таких случаях южане хранят молчание, как будто им все безразлично. Он любил картины, изображающие животных, татуировки, которые живущие на равнинах племена наносят синей краской из дикой вайды, и холодных, голубоглазых девушек с молочно-белой кожей и неистовым темпераментом. Дориану многое нравилось в соплеменниках, однако порой ему казалось, что мир станет гораздо лучше, если их всех поглотит морская пучина.
Сколько первенцев, надрывающихся от плача, оставили у погребального костра Хали голубоглазые женщины, принося новорожденных сыновей в жертву, чтобы домашний скот не болел и давал приплод? Сколько чувствительных мужчин в надежде собрать богатый урожай сажали своих престарелых отцов в гробы, сплетенные из ивовых прутьев, и смотрели, как они тонут в болоте? Совершая убийство, они рыдают, но продолжают убивать и дальше. Когда умирает мужчина, закон чести требует, чтобы его жена, если ее не захочет взять глава клана, взошла на погребальный костер супруга. Дориан стал свидетелем, как четырнадцатилетняя девочка не выдержала; в решающий момент мужество ей изменило. Она была замужем меньше месяца за стариком, которого никогда не видела до свадьбы. Отец избил ее до крови и сам швырнул в костер, проклиная за позор, который дочь навлекла на его голову.
— Эй, — окликнул его Хоппер, — ты начал думать! Перестань. Здесь это не нужно. Работай больше и ни о чем не думай. Понял? — Недомерок послушно кивнул. — Тогда давай привяжем тебе эту штуку на спину, и берись за дело.
Вместе они принялись прилаживать сплетенную из ивовых прутьев корзину Недомерку на спину. К корзине были приделаны ремни, которые перекидывались через плечи и закреплялись вокруг бедер, чтобы они выдержали немалую тяжесть заполненного нечистотами глиняного чана. Хоппер пообещал подготовить еще один чан, когда Недомерок вернется после первой ходки.
Он медленно тащился по холодным и темным базальтовым коридорам, которые освещались всего несколькими факелами, чтобы рабы не столкнулись друг с другом.
— Мне надоело колотить беззубых рабов, — послышался впереди чей-то голос. Группа людей стояла на пересечении двух коридоров. — Я слышал, в Тигриную башню привезли новую девушку. Говорят, она — красавица.
— Тави, ты же знаешь, башню запрещено так называть! — ответил другой голос.
Бертольд Урсуул, прадед Дориана, совсем рехнулся, решив, что вознесется на небеса, если построит высоченную башню и украсит ее исключительно шкурами гаранских саблезубых тигров. Безумное желание отца не вызвало восторга у Гэрота Урсуула, и он приказал называть это сооружение Бертольдовой башней, и никак иначе.
Дориан остановился. На перекрестке горел факел, и проскользнуть незамеченным или повернуть назад было невозможно. Этелинги, которых Дориан сразу же узнал, так как никто больше не мог позволить себе такой надменный тон, шли прямо на него. Избежать встречи с королевскими отпрысками не представлялось возможным.
И тут Дориана осенило: ведь окружающие видят в нем всего лишь раба-евнуха. Вобрав голову в плечи, он стал молиться, чтобы этелинги прошли мимо. Хорошо бы превратиться в невидимку!
— Говорю все, что пожелаю, — огрызнулся Тави, подходя к перекрестку одновременно с Недоноском.
