Не выпускайте чудовищ из шкафа (СИ) - Демина Карина

Не выпускайте чудовищ из шкафа

Глава 1. Покойник

Глава 1. Покойник

Карта «Смерть» относится к старшим арканам и, как правило, свидетельствует о логическом завершении некоего явления или же жизненного этапа.

«Малый толкователь карт и гадальных арканов», выпущенный под редакцией Общества любителей Предсказаний и рекомендованный для домашнего применения лицам, не обладающим истинным даром Прозрения.

В то утро первым на стол лег Покойник. Точнее, Смерть, потому как Софья страсть до чего не любила, когда карту Покойником именуют. Хотя казалось бы, разница?

Ан нет.

Она хмыкнула и подвинула карту к самому краю. Слева от нее опустилась фарфоровая чашка с недопитым кофе. Справа, на блюдце, легла тонкая сигаретка, которую Софья и прикуривать не стала.

- Опять бросаешь? – я с трудом подавила зевок.

До сих пор ненавижу просыпаться рано, особенно когда за окном такая вот стылая морось. До весны еще пара недель, а потому погода радует.

- Брошу, - Софья отпила кофею, качнула чашку и перевернула содержимое на блюдце. А ко мне подвинула стопку карт. – Бери.

Отказываться смысла не было.

И я вытащила. Поглядела на криворотую королеву мечей и бросила на стол.

- Перемены, - Софья повернула тарелку влево.

Вправо.

- Скоро. Старое закончится. Новое… что-то новое определенно ждет.

И замолчала.

Я ждала продолжения, потому как обычно Софья была куда многословнее, но она застыла, вперившись немигающим взглядом в стену.

Понятно.

Провалилась.

Я собрала карты, сунув треклятую даму в самую середину колоды. Уж больна рожа у нее довольною была. Да и сама она напоминала…

Не думать.

Покойника покрутила в пальцах. А ничего так… главное, что прежде я его не видела. Новый, что ли? Карты Софья рисовала сама, а талант у нее имелся.

Обнаженная дева лежала на берегу, и сквозь тело её прорастали тонкие стебли. Она казалась насаженной на них, словно на копья. И жемчужное ожерелье отчего-то яркое, выделялось на горле её алой полосой.

Алого жемчуга не бывает. Но… Софье видней.

Кофе я тоже убрала.

И себе сделала. Прислушалась. Есть не хотелось. Снова. Но надо. Я уже большая девочка. Я уже давно большая девочка. А потому могу есть даже тогда, когда не хочется.

От кофе неуловимо несло болотом, а это, мать его, куда более верный признак грядущей беды, чем все карты с покойником вместе взятые. И главное, привкус этот знакомо оседает на языке, оттого и не чувствую ни вкуса хлеба, ни масла.

- Скоро, - произнесла Софья и покачнулась. – Не выпускайте чудовищ из шкафа.

А потом моргнула и очнулась.

- Будешь? – я поставила чашку перед ней.

И отказываться не стала. Белые пальцы мелко подрагивали, а из-под слипшихся век выкатилась слеза.

- Закурить? – предложила я, когда Софья протянула руку. И сигарету вставила меж пальцев. – Может, ну его?

- С чем?

- С бросанием.

Она хмыкнула и пустила тонкую струйку дыма в потолок. И закрыла глаз. Правый. Левый, пусть даже веки расшили, оставался недвижим. Софья надвинула повязку и вздохнула.

- Должна же быть у меня хоть какая-то цель в жизни?

- Ну тогда да.

Кто бы спорил.

Я доела хлеб с маслом, запоздало подумала, что сверху можно было бы и сыру кусок бросить, но вставать было лень. А второй бутерброд в меня точно не влез бы.

- Зима, - Софья облизала губы. – Будь… осторожно.

- Ты что-то видела?

Я замерла, потому как только дурак станет игнорировать предсказание Пророчицы. Пусть и полуслепой, давно не пророчествовавшей, но… Софья покачала головой.

- Темно, - пожаловалась она. – Как… тогда. Но я просто чувствую, что неладно будет. И карта эта.

Покойник.

Ну да, Покойник – это всегда к переменам. Я знаю.

И ведь не обманул, падла этакая.

До участка я добралась пешком, благо, недалеко. Вот только погода, кажется, решила, что хватит мороси, и сквозь сизую дымку облаков, что спустились до самого моря, зарядил дождь. Такой вот ледяной, хлесткий, который пробивает и заговоренную кожу плаща.

Дождь стучал по крышам, скребся в окна и ненадолго вымывал тот самый рыбный запах, что пропитал наш треклятый остров, кажется, от флюгера на ратуше до самых подвалов. Как ни странно, но дождь успокаивал. Он словно запирал меня, отделял от мира, которые пусть и не исчезал совсем, но оставался где-то там, вовне.

И далекие желтые пятна окон казались глазами диких зверей.

И я сама почти становилась таким зверем. Дождь, словно размывая границы, дразнил, обещая, что еще немного и я не просто сменю обличье, а сумею вернуться. Полностью. Но оба мы слишком давно играли друг с другом, чтобы поверить в эту ложь.

Не важно.

Я добралась.

И отряхнулась под крышей. Толкнула дверь из темного дуба. Вяло звякнул колокольчик, отвлекая Никонова от колонки брачных объявлений. Но убедившись, что это всего-навсего я, а не какая-нибудь весьма обеспеченная, хорошенькая и при этом не обремененная лишней родней вдова, жаждущая помощи и любви, Никонов вернулся к газете.

- Тебя Медведь спрашивал, - буркнул он.

Я отряхнула воду с волос.

И зацепила плащ за рога.

Участок на острове был небольшим, что и понятно. Полицмейстер, помощник такового, сиречь я, заодно уж и по розыску числимся, пара околоточных надзирателей да жандармы.

И то градоправитель то и дело вздыхает, что очень уж нас много.

Дескать, бюджет.

И расходы.

А остров-то тихий. Тут, может, свой участок и вовсе не надобен. И главное, он ведь на самом-то деле не особо надобен. Такой. Сыск? Что тут искать? Лодку, которую один рыбак у другого спер? Или вон, кто сети деду Макару попортил?

Драки и те в трактирах случаются редко. Да и… сами разбираются. Нас уже зовут, если вдруг покойник случился. А такое на моей памяти дважды было. Нет, не покойники, те случались частенько, но чтобы эти покойники нашего участия требовали.

Вот и…

Покойник.

Опять он. Не к месту. Я провела рукой по волосам, которые снова поднялись, норовя завиться мелким бесом. Надо было вчера пастой смазать. Или поутру еще. Я ж на той неделе прикупила. Уж не знаю, чего ради, порой и у меня приступы блажи случаются.

- Уволят тебя! – Никонов ткнул пальцем в газету, видать, какое-то из брачных объявлений тронуло его сердце, скорее всего суммой указанного доходу невесты, потому как на иные параметры Никонов разумно не обращал внимания. – Поглядишь тогда!

- Тогда-то я тебе точно шею сверну, - сказала я, чувствуя, как нехорошо сжимается сердце в груди. Не уволят.

Меня не могут уволить.

Договор.

Был.

- Ты… ты того! – Никонов поспешно вытащил серебряный крест на цепочке. Крест был внушительным, такой священнику носить бы. А потому лучше не думать, откуда он у Никонова взялся.

Откуда и все.

- Не действует это на меня, - я ткнула в крест пальцем, поглядела, убеждаясь, что ожога нет. И палец Никонову же продемонстрировала. – Так что чего другого выдумай.

- Вот что ты за баба… - проворчал он, крест, однако, убирая. – Ни рожи, ни обхождения… ты так замуж точно не выйдешь!

- Я уже была.

- И как? – он аж подобрался, и глаза так блеснули, предвкушающе. А то, о моей личной жизни в конторе еще те сказки ходили.

- Не понравилось.

- Это просто у тебя мужик неправильный был…

Что-то он еще говорил. Никонов в целом мужик не плохой, но болтливый безмерно. И сволочь. Как одно с другим сочетается? Не знаю. Но мы с ним еще на большой земле встретились, когда банду Севки Хромого брали.

Та еще погань. Но спину я Никонову прикрывать позволю.

Сволочь, да. Но своя. Проверенная.

Ладно, не о том.

Я поднялась по скрипучей лестнице. Ступенек всего десяток, но у каждой свой голос. И Медведь наверняка слышит. Знает. Медведь всегда знает, когда я прихожу.