Шабаш Найтингейл - Стим Виолетта "ViolettSteam"
Для Хэлла Рейвена, Элизабет Старлинг и Тристана Найтингейла дела обстояли иначе.
Шута могли казнить немедленно – как человек самого низкого происхождения, он являлся фактически собственностью Абатиса Монтекью. Оставалось уповать лишь на разум барона – убивать последнего из рода Мерлина, еще способного принести большую выгоду, было бы недальновидно.
Хэлл и Элизабет тоже находились в зависимом положении. Лишенные титулов, в немилости у короля и, подчинении у Абатиса – они приходились ему вассалами, – эти двое также могли быть казнены, но уже после некоторых, чисто формальных, разбирательств. И уж от них-то точно не предвиделось никакой пользы.
Деми не видела, куда увели троих друзей, – их пути разминулись вскоре после обыска. И она успела запомнить встревоженный, полный отчаяния взгляд Тристана – юноша знал, что его ждет.
Стражники отвели посланцев с Авалона в их спальню и заперли там. После того, как дверь захлопнулась, воцарилась тишина.
В комнате было темно и холодно – свечи были не зажжены, а в камине лишь тлели догорающие угли. Дориан привычно щелкнул пальцами, чтобы разжечь его, но ничего не произошло, и он выругался. Парень не мог колдовать без своего амулета.
Печально усмехнувшись, Деметра сама подошла к камину, подбросила в него свежих дров и раздула огонь, как делала множество раз, живя в маленьком коттедже Ортруны в Хэксбридже. Эти воспоминания о времени, проведенном в нем, наполняли сердце теплом и сейчас, не позволяя с головой погрузиться в пучину отчаяния.
Переживать смысла не было – по всем признакам они уже проиграли.
Дориан смиряться с положением не спешил. Он проверил дверь и окна, убедившись в том, что теперь они оказались наглухо закрытыми, и что сбежать без магии не удастся, а затем принялся нервно ходить по комнате.
– Жалеешь, что послушал меня? – тихо спросила его Деми.
– Нет, – едва слышно проговорил он и остановился, посмотрев на нее. – Но мы определенно… поторопились.
– Давай спать, – предложила Деметра, вздохнув. – Ночью они все равно с нами ничего не сделают. А завтра, возможно, что-то прояснится.
Она вытащила булавки, скреплявшие лиф платья, развязала все тесемки и шнурки и кое-как смогла выбраться из тяжелого наряда. Бросив его на кресло, Деми в одном нижнем льняном платье залезла на кровать и свернулась под шерстяным одеялом, подтянув ноги к груди, надеясь поскорее согреться.
Глядя на Дориана, она ожидала, что он присоединится к ней, но охотник сел за стол и отвернулся к окну, больше не двигаясь. По его напряженной фигуре и сжатым кулакам можно было догадаться, что гложет парня. Он впервые позволил себя схватить, лишить оружия и амулета. Оказался в настолько уязвимом и беспомощном положении, как никогда ранее.
Во все времена и в любых мирах потеря амулета для мага или волшебника, привыкшего постоянно сражаться, означала смерть.
Деметра же испытывала подобные чувства каждый день, с того самого момента, как узнала о том, что на нее ведется охота. Она настолько привыкла, что состояние беспомощности больше не имело над ней власти. Напротив, незаметно и неожиданно оно стало ее щитом, идеальной маскировкой. Пусть другие считают ее слабой, она же использует их заблуждения себе во благо в нужный момент.
А Дориан предавался отчаянию настолько упоительно, что Деми едва сдерживалась, чтобы не спросить его: «Понимаешь теперь, каково всегда было мне?» Но это было жестоко и неразумно. Ссориться с парнем перед вероятной гибелью и вовсе не хотелось. Было бы куда приятнее уснуть в обнимку, растапливая печаль теплом друг друга…
Но в эту ночь Деметра заснула одна. Утром ее разбудил звук скрипнувшей двери.
В спальню незаметно прокралась веснушчатая горничная, чтобы принести дров для камина и поставить кувшин воды на обеденный стол. Когда она входила, дверь тут же закрылась за ее спиной, и сонным взглядом Деми сумела различить стоявших снаружи стражников. Она легонько толкнула спящего рядом в одежде Дориана и выскользнула из-под одеяла, встав между горничной и дверным проемом.
Это был единственный шанс разведать обстановку в замке.
– Мне не велено… – еле слышно пролепетала служанка явно сочувствующим голосом, сразу сообразив, что от нее хотят.
– Просто расскажи нам, о чем говорят бароны, – шепотом попросила Деметра. – Ты наверняка что-то слышала.
– Я не могу, миледи. Мне запрещено, – поморщилась она. – Потому-то меня и впустили сюда, покуда вы спите. Никому нельзя говорить с пленниками.
– Неужели мы не сможем договориться? – тихо спросил ее Дориан, с ходу просыпаясь и одновременно вникая в ситуацию. Он поднялся с кровати и, сняв с пояса кошелек, полный золота, протянул его горничной.
Девушка взяла его и, уже не притворяясь смущенной, деловито заглянула внутрь. А после ее лицо приняло скептическое, даже презрительное выражение.
– Ну уж нет, милостивый господин, так не пойдет. Волшебные монетки я всяко узнаю. Они как золото маленького народца – красиво блестят, а коль попробуй отвернуться – обращаются в угли, – сказала она и чуть приподняла голову, посмотрев на дверь, наверняка собираясь позвать стражу.
– А если так? – торопливо выпалила Деми, уже расстегивая застежки золотых сережек, подаренных Дорианом на Йоль.
На ладони она протянула их разборчивой прислуге, и та умело признала настоящий металл. Его вполне хватило на короткий, хоть и сбивчивый рассказ.
История вырисовывалась любопытной.
Абатис не просто так позвал Хэлла и Элизабет на шабаш – он уже давно подозревал их в предательстве, с тех самых пор, как друзья детства перестали одобрять его планы мести. Барон следил за ними и за шутом.
Теперь Тристана бросили в темницу, а господин Рейвен и леди Старлинг были заперты в своих комнатах так же, как и Деми с Дорианом. Абатис Монтекью планировал совершить над всеми суд завтрашним вечером, перед началом шабаша.
– Это все, что я знаю, – закончила служанка. – Мне пора, я и без того сильно задержалась…
– Постой, – проговорила Деми, бросая быстрый взгляд на Дориана. – Передай Ноэлин Эмброуз, что я хочу с ней попрощаться и попросить прощения перед судом. Скажи это тайком, и большего от тебя не потребуется.
Подумав мгновение, горничная кивнула и постучала в дверь, чтобы ее выпустили. Дориану и Деметре пришлось поспешно вернуться на кровать.
Повернувшись к своей девушке, Дориан дождался, пока дверь закроют, и вдруг усмехнулся:
– Мы и вправду поторопились.
– Что ты имеешь в виду? – поинтересовалась Деми.
– Не стоило вмешиваться в историю, она идет своим чередом, – сказал он. – Вот как все было: Абатис собрал шабаш, намереваясь отомстить королю и создать свое утопичное королевство. Но, как и сейчас, король узнал об этом, и земли барона Эмброуза пришлось срочно отделить, чтобы спастись. Все уже пошло не по плану Абатиса, и к тому же он поймал на предательстве своих близких соратников – Хэлла и Элизабет. Он предал их суду – убил или изгнал, неважно… Но оставил при себе Тристана, чтобы использовать его способности. Благодаря шуту он явил на шабаше долгожданное чудо, и после начались обсуждения. Бароны не поддержали его идею с распространением болезни, однако всем понравилась мысль о том, чтобы основать отдельное королевство для волшебно-магического сообщества. Для Абатиса это был последний шанс стать королем, и он согласился. При помощи Тристана они создали Нью-Авалон, а затем вышвырнули шута вон.
– Но не знали, что Тристан уже отыгрался за причиненные ему страдания. Он поместил на душе мира свое страшное пророчество, из-за которого Нью-Авалон сразу начал умирать, – с волнением в голосе подхватила Деметра. – Да… Так все и было.
– Только мы с тобой зря влезли в ход истории, – заметил Дориан. – Теперь, если мы покаемся и согласимся признать Абатиса на шабаше новым королем… То нас, несомненно, простят и отпустят. Только в будущем Дрейк и Рубина все равно умрут.
– Ты забываешь об одном, Дориан, – не согласилась Деметра. – Мы с тобой – не настоящие посланники с Авалона. И если история идет своим верным ходом, значит, в «Хрониках» были указаны не мы. Еще могут появиться истинные жители волшебного острова, и это тоже нужно учитывать.
