Павел Корнев - Без гнева и пристрастия
— Сущий пустяк, — выразительно звякнул я стальными браслетами. — Ваши руки, будьте добры.
— Вы с ума сошли? — вскинулся Мориц. — Прекратите ломать комедию!
Я молча подступил к возвышавшемуся надо мной кандидату в прокуроры и защелкнул наручник на его правом запястье.
— Перестаньте!
Саймон попытался высвободиться, пришлось применить силу. Легкий тычок в печень заставил хозяина кабинета согнуться пополам, лицо его налилось дурной кровью. Я защелкнул второй браслет на левой руке и отошел к вешалке, давая задержанному прийти в себя.
— Вы пожалеете! — прохрипел Саймон. — Я вас уничтожу! Вы отправитесь за решетку до конца дней своих!
— Вамсветит пожизненное заключение за убийство, не мне, — хмыкнул я, снимая с вешалки пошитое на заказ пальто.
— Какое еще убийство?! — рявкнул Мориц, выпрямился и уставился на свои скованные запястья. — Какое убийство? Что за бред?
Я накинул на руки хозяина кабинета пальто, скрыв тем самым наручники, и подтолкнул его на выход.
— Вам придется ответить за убийство Шарлотты Ли.
Кандидат в прокуроры дернулся, пытаясь высвободить руку, но я удержал его, распахнул дверь и выпихнул в приемную.
— Это полицейский произвол! — заявил господин Мориц. — Политическое преследование! Меня не запугать! Я не сниму свою кандидатуру с выборов!
— Как вам будет угодно.
— Вам конец, комиссар! Вы сами подписали себе приговор! Газетчики распнут вас!
Я только рассмеялся.
— Скорее они распнут вас. Ревнитель нравственности завел интрижку с племянницей члена городского совета и убил ее, заметая следы! О, им это понравится!
— Вы ответите за клевету!
— Умерьте громкость, — попросил я, выводя кандидата в прокуроры, правда, ныне уже бывшего, в коридор. — Не стоило вам так усердно пытаться утопить советника Гардина. Анонимное послание было совершенно излишним.
— Какое еще послание? — без заминки спросил Мориц.
Мы начали спускаться по лестнице, и я слегка приоткрыл свои карты:
— Помните записку, в которой фигурировало ваше имя? Ту, написанную фиолетовыми чернилами? Я, как человек порядочный, после нашего разговора никому ее не показывал, а сегодня мой шеф получил еще одну, точно такую же. Одинаковый почерк, одинаковые чернила, даже бумага одинаковыми духами пахла. Как такое может быть, скажите мне?
— Спросите у автора!
— Хотел бы, да не могу.
— Так найдите его! Что за бред вы несете? При чем тут я?
— А я нашел, господин Мориц. Автор первой записки ко второй не имеет никакого отношения. Написать вторую могли только вы. Насколько помню, у вас талант к подделке подписей…
— Вы идиот, комиссар, раз верите на слово непонятно кому!
— Я никому не верю на слово, но мне представляется крайне маловероятным, что человек в состоянии комы был способен провернуть подобный трюк.
— В состоянии комы?
— Уже третий день.
— Бред какой-то, — пробормотал Саймон Мориц. — Это недоразумение!
Мы спустились по мокрым ступеням крыльца и подошли к служебному автомобилю.
— С киноафишей тоже прокол вышел, — усмехнулся я, распахнул дверцу и запихнул задержанного в салон. Сам уселся рядом и скомандовал сержанту: — Поехали!
Движок негромко рыкнул, и автомобиль покатил по дороге.
— А что с киноафишей? — угрюмо поинтересовался господин Мориц.
— Она связывает вас с местом преступления.
Саймон надолго замолчал, но минут через пять не выдержал и горестно вздохнул:
— Какой-то бред! Без всяких улик и веских оснований вы хватаете уважаемого человека, кандидата в прокуроры города! Ни один судья не подпишет постановление об аресте! Да ваше собственное начальство спустит с вас шкуру, комиссар! Одумайтесь, пока не поздно! Или вам заплатили за этот скандал?
— Никакого скандала не будет. И я ничего не говорил об аресте.
— Что? — встрепенулся Саймон Мориц и выглянул в окно. — Где мы? Зачем мы приехали в мэрию?
— Кое-кто хочет с вами поговорить.
— Так вас прислал мэр?!
— Именно ваш отказ встретиться с мэром и поставил всех нас в столь… неудобное положение, — пожал я плечами и распахнул дверцу. Перехватил в зеркальце заднего вида озадаченный взгляд седого сержанта и покачал головой.
Сержант вздохнул и предупредил:
— Схожу позавтракать. — Он взял бумажный пакет с пончиками, выбрался из-за руля и зашагал к кофейне через дорогу.
— Не имеете права! — взвился тогда задержанный и отодвинулся от меня на противоположную сторону сиденья. — Вы не имеете права меня туда вести! Либо везите в управление, либо немедленно отпустите! Мне нужен адвокат!
— Прекратите истерику, — досадливо поморщился я и ухватил задержанного за плечо, — или мне придется тащить вас силой. На пользу вашей репутации это точно не пойдет.
— Оставьте меня!
Я усилил хватку и потянул кандидата на себя, Мориц уперся и выдохнул:
— Вы не понимаете, что творите!
— Вас так пугает аудиенция у мэра?
У Саймона задергалось левое веко.
— Аудиенция? Да вы просто нарисуете мишень у меня на лбу!
— Вы сгущаете краски.
— Нисколько! Это страшные люди, комиссар! Для них нет ничего святого!
У меня вырвался недобрый смешок.
— И это говорит человек, соблазнивший и убивший восемнадцатилетнюю девушку? Ах нет — вы соблазнили Шарлотту еще до ее совершеннолетия!
— Я никого не убивал! — крикнул Мориц. — И я не спал с Шарлоттой! Я ее и пальцем не тронул!
— Улики говорят об обратном.
— Нет никаких улик! Это лишь косвенные подозрения, порожденные вашим больным воображением!
— Так и мы не в суде, — хмыкнул я и вновь потянул Саймона из автомобиля.
Тот уперся, но сразу обмяк и обреченно выдохнул:
— Подождите…
— Не вижу смысла.
— Я не убивал Шарлотту!
— Вот и скажите это мэру. Я не судья вам… всего лишь конвоир.
Саймон Мориц болезненно поморщился и выдохнул:
— Это я написал письмо вашему капитану. Вы были правы: второе анонимное послание — моих рук дело. И насчет киноафиши я тоже солгал…
Я замер на месте, обдумывая услышанное, затем взглянул на хронометр и решил выслушать неожиданное признание. До одиннадцати тридцати оставалось еще десять минут.
— Продолжайте! — поторопил задержанного. — Если вы не убивали Шарлотту, к чему это все?
— Я пытался защитить… — Саймон Мориц замялся, поник и глухо произнес: — Да какой смысл обманывать самого себя? Себя я хотел защитить, свою репутацию и карьеру! — Он покачал головой и, пряча от меня взгляд, заявил: — Шарлотта доверяла мне, а я предал ее доверие…
