Дмитрий Казаков - Слишком много щупалец
Жертвенный нож оказался плохо приспособлен для перепиливания веревок, но я старался изо всех сил. Кхтул-лу тоже старался, тщательно пережевывая сектантов, по-прежнему таращившихся на него, как детишки на клоуна. Пускал кровавые слюни, дергался, и глазищи его становились все более живыми и осмысленными.
Еще немного, и эта зеленая гнида начнет видеть.
Освобожденный худред принялся тереть запястья, а я рванул к Ангелике.
– Привет, барышня! – сказал я белокурой бестии. – Доблестный герой явился, чтобы спасти тебя!
– Не смею ему мешать, – ответила она. – Хотя, честно говоря, предпочла бы спастись сама.
Я повернулся на шум и обнаружил, что нокаутированный Шоррот поднимается на ноги и трясет башкой. Глянув в сторону Пожирателя Душ (и тел тоже, кстати), он взвизгнул и потащился к двери. Забытая Печать, на которой не было и следа крови, осталась лежать на полу.
– Антон, хватай его! – рявкнул я.
Бартоломью завертел головой и бросился к предводителю сектантства, но тот повел рукой, и худреда отбросило. Надо же, сохранил силы, дедуган двухсотлетний, ни дна ему, ни покрышки!
Шоррот исчез за дверью, а я справился с путами Ангелики и принялся за веревки Харальда. Сектантов в гроте осталось человек пять, прочие сгинули в пасти слизистого бога. Уцелевший во всей этой катавасии турист решил, что это все для него чересчур, и потерял сознание.
– Бегите! – крикнул я, когда коллега оказался на свободе. – Я попытаюсь его задержать!
– Каким образом? – Ангелика глянула на меня с подозрением.
– Вон Печать, вот нож, – я взмахнул клинком. – И во мне течет моя кровь, вторая группа, резус отрицательный. Мне удавалось отогнать мелких тварюшек, может быть, получится сладить с их боссом? Все, не мельтешите, выбирайтесь на поверхность и бегите отсюда!
Кхтул-лу схарчил последнего адепта Церкви Святой Воды, рыгнул так, что щупальца на его физиономии вытянулись горизонтально и обнажился черный провал рта. Глаза Великого Жреца залила глубокая, ядовитая синева, и я ощутил его взгляд, полный злобы и презрения.
– Убирайтесь! – рявкнул я и помчался туда, где лежала Печать. Схватил ее, ощутил прикосновение прохладного металла и едва не выронил, когда по руке словно хлестнуло током. – Твою мать!
Развернувшись, я обнаружил, во-первых, что Кхтул-лу приподнялся на уродливых толстых ножищах и развернул крылья, став похожим на явившуюся прямиком из наркоманских глюков помесь слона с цыпленком, и, во-вторых, что мои соратники и не думают удирать.
– Идиоты! – рявкнул я. – Уходите!
Кхтул-лу сделал шаг и ступил на бетонную плиту. Та затрещала, но выдержала, стены затряслись, а снизу, словно из неимоверной глубины, донесся полный ликования и истошной злобы вой. Несколько строений, видневшихся позади гробницы, с грохотом рухнули.
– А ну-ка стой, жаба! – я вскинул Печать и встал на дороге у мертвого бога.
И тут, клянусь чем угодно, этот огуречный урод сложил щупальца на морде в улыбку.
– Стой! – повторил я, помахивая ножом и наступая на Пожирателя Душ. – Чем ты, древняя харя, можешь нас напугать? Что ты можешь сделать с людьми такое, что они до сих пор не делали с собой сами?
Страха я в этот момент не испытывал, беспокойства тоже, лишь холодную ярость.
– Убивать, мучить и пытать мы умеем не хуже тебя и твоих сородичей! – я уже орал, и Кхтул-лу смотрел на меня с сомнением и удивлением. – Мы придумали концлагеря, ядерное оружие, инквизицию и телевизионную рекламу! Мы, а не ваша компания дохлых древних уродцев! Ежели ты вылезешь наверх, тебя никто не будет бояться! Рядом с Гитлером, Торквемадой, Гомером Симпсоном и Чубайсом – ты просто лох!
И в этот момент я ощутил прикосновение.
Что-то холодное аккуратно дотронулось до моего лба и проскользнуло в голову. На миг возникло чувство, что мозг погрузили в жидкий азот, а этому ощущению на смену пришла необычайная легкость.
Я одновременно был собой, Александром Патриарших, тридцати лет, уроженцем Городца и сотрудником журнала «Вспыш. Ка», и в то же время являлся чем-то большим и холодным, как Антарктида, исполненным древней кипящей злобы, смертоносного яда и еще… удивления и страха.
Тот, больший, кем я был, читал мысли меня, меньшего, заглядывал в глубокие слои памяти и по ним пытался понять, что же такое человеческая цивилизация, каковы эти существа под названием «люди», и с чем их едят.
Понятное дело, когда лежишь в гробнице на дне океана, сложно следить за новостями по радио, а от безумных колдунов, что возносят тебе молитвы, особенно много не узнаешь.
И вот великий Кхтул-лу пытался разобраться, с кем свела его судьба.
Ощущение было довольно мерзкое – в моих невесомых внутренностях копошились десятки мышей, я почти слышал их попискивание, а перед глазами потоками неслись образы, эпизоды из моей жизни, куски фильмов, страницы прочитанных книг, рисунки и фотографии.
А потом этот водопад исчез, и я словно рухнул с высоты в свое собственное тело. Звучно клацнул зубами и обнаружил, что надо мной нависает зеленая ладошка величиной со стол.
Один из ее пальцев аккуратно качнулся, и ноготь размером с саблю нанизал на себя Печать. Второй выбил у меня из руки жертвенный нож, но при этом не зацепил меня, и ручища отдернулась. Я увидел Пожирателя Душ, сжавшегося и мрачного, как вышедший из дверей учительской двоечник.
Испустив низкий свистящий рев, он развернулся и зашагал к гробнице.
«Неужели все?» – я пытался привыкнуть к тому, что я – это всего лишь я, и не более того.
Кхтул-лу рывком вдвинулся в темный проем, и на его месте возникла дверь вдвое толще предыдущей, тяжелая и черная, как тонна угля. Обзавелась крест-накрест наложенными металлическими полосами, рядами клепок и даже рунической табличкой с надписью: «Не влезай! Убьет!»
Зарокотало, загрохотало, и чудовищный мертвый Р’лайх начал медленно опускаться. Между зданиями заклокотала вода, в бурунах поплыли обрывки водорослей, вверх ударили фонтаны белой пены.
Зеленоватый туман рассеялся, стал виден потолок, набежавшая волна обдала меня солеными брызгами. Я моргнул и понял, что явившийся из морских глубин город сгинул без следа.
– Ух ты! Круто! – воскликнул Бартоломью так, словно только что вышел из кинотеатра.
Заплескало, в край бетонной плиты вцепилась когтистая лапа. Рядом с ней объявилась вторая, и из воды начал выбираться кхтулоид. Выпучил глазищи, накатила дикая вонь, на свисающих с морды щупальцах запульсировали присоски.
– Ну вот, неужели опять драться? – сказал я без воодушевления. – Мы твоего батю пинком в зад спровадили…
Кхтулоид завизжал, как свинья под ножом, и рухнул, расползся холмиком серо-зеленой слизи.
