Флетчер Нибел - Ночь в Кэмп Дэвиде
— Правильно, — сказал он вслух. — Так ты ничего не слышал о новом вице-президенте?
— У нас есть вице-президент! — проревел Донован. — Ты что, никогда не слыхал имя Патрика О’Мэлли?
— Да, но ходят слухи, что О’Мэлли уже недолго царствовать…
— Запомни, Джимми, это сказал ты. Я этого не говорил.
— Не будь ребёнком, Джо! Ты что, думаешь после этого дела с Жилинским Холленбах оставит О’Мэлли в бюллетене?
— Как председатель национальной демократической партии — я молчу, но как Джо Донован я думаю, что с О’Мэлли всё покончено. Ну, что, удовлетворил я твоё любопытство?
— Только отчасти. Ведь если О’Мэлли вышел из игры, то кого-то должны взять вместо него!
— Так ты спрашиваешь, кто будет вместо О’Мэлли, если он выйдет из игры? Запомни, я сказал «если»! Что ж, мне называли много имён. Называли Карпера, Никольсона, двоих губернаторов и нескольких сенаторов. То есть обычные предположения.
— А сам президент пока никого не предлагал, Джо?
— Такой вопрос ещё не поднимался. Кстати, на днях он спрашивал и о тебе, Джимми. Спрашивал, что я думаю о твоём характере. Характере!! Нашёл кого об этом спрашивать!
— Ну и что ты ему на это ответил? — Маквейг спросил как мог безразличнее, но почувствовал, как сильно забилось у него сердце.
— Не твоё дело. Своих бесед с президентом я никому не пересказываю. — Донован снова умолк. — Вообще-то, я могу сказать, что я о тебе думаю, Джимми. Ты не волнуйся, — если предложат твою кандидатуру, то с моей стороны возражений не будет. Парень ты красивый, волосы у тебя густые, чёрные, умеешь ухаживать за женщинами…
— Спасибо, — ответил сенатор. — Очень тебе признателен.
— Ну и, кроме того, у тебя ещё имеется масса превосходных качеств — цельность, искренность и всё такое прочее…
— Спасибо, Джо. Я тебе очень благодарен. Я просто начал тут раздумывать над всей этой ситуацией и.
— А ты разве что-нибудь слышал? — На этот раз Донован сам попытался позондировать почву.
— Да нет, ничего особенного, — осторожно сказал Маквейг. — Просто из одного источника мне сообщили, что Холленбах, возможно, имеет в виду и меня, ну а я, естественно, заинтересовался.
— Понятно. — В голосе Донована прозвучала нотка сочувствия. — Если что-нибудь услышу, я тебе позвоню. Мне кажется, что Холленбах обрушится на О’Мэлли со дня на день. Я его, конечно, не виню, но, господи, только бы он не заставил заниматься этой грязной работой меня! Стадионы стадионами, а Пат мне нравится. Впрочем, если хочешь знать, на сей раз Марк, по-моему, займётся этим делом сам. Ему просто не терпится поскорее за это взяться.
— Что ты этим хочешь сказать?
— У Марка на О’Мэлли порядочный зуб. Он считает, что ирландец подвёл всю партию, оставив отпечатки пальцев на обоях Белого дома. Так что, повторяю, винить Марка я не могу. Нельзя сказать, чтобы Пат особенно помог нам с этим своим стадионом.
Маквейгу вспомнилась вспышка ярости у президента вчера ночью, когда он говорил об О’Мэлли.
— А ты знаешь, ведь Марк считает, что О’Мэлли намеренно провалил свою защиту, сделал это специально для того, чтобы скомпрометировать партию и президента.
— Намеренно? Ну нет, я этого не думаю. Но он зол на О’Мэлли как сукин сын. Не хотел бы я держать пари за избрание Пата вице-президентом! Никаких надежд у меня на это нет.
— Спасибо за откровенный разговор, Джо! Кстати, мне понравилось, как президент отчитал тебя вчера на обеде!
— Это насчёт того, чтобы я не совал носа в дела управления?
— Да. Послушай, Джо, а вот мне бы хотелось иметь на своей стороне стоящего, трезвого человека. Я бы действовал по-другому, я всегда прислушивался бы к его советам.
Донован рассмеялся:
— Превосходно, Джимми, когда-нибудь мы с тобой будем делать дела. Пока.
Руки в карманах, устремив взгляд на стоптанные шлёпанцы, Маквейг снова прошёл в гостиную. Итак, всё правильно, президент имел его в виду, и у него был шанс, хоть маленький, но шанс быть выдвинутым кандидатом в вице-президенты от демократической партии в августе в Кобо-холле. Какая же клоунада эта политика!
Шесть лет назад он был просто легкомысленным членом законодательной комиссии штата Айова, унаследовавшим от отца страховое агентство. Контора давала ему хороший заработок и не требовала, чтобы он надрывался, клиенты доверяли Джиму так же, как привыкли доверять Маквейгу-отцу. Гражданские его обязанности тоже не были особенно тяжёлыми. А потом подоспел пересмотр закона о налогах в штате, молодой Джим Маквейг был избран председателем подкомиссии по реформам. Он проработал тогда в этой подкомиссии пять месяцев, неожиданно для себя увлёкся и работал с таким жаром, словно ему за это платили, и, о чудо из чудес, новый закон о налогах пришёлся по вкусу почти всем: фермерам, учителям, бизнесменам и чуть ли не малым детям. И когда заправилы демократической партии штата Айова попросили его выставить свою кандидатуру в Сенат, он легко согласился, не придав этому серьёзного значения. При этом он подумал, что избирательная кампания будет всё же каким-то развлечением, и, пусть даже он провалится на выборах, его страховому агентству это, несомненно, пойдёт на пользу. Он принял участие в кампании, беззаботный как жаворонок. Забеспокоился он только в конце последней недели, когда стало известно, что новичок Маквейг оказывается серьёзным соперником для избирающегося уже вторично кандидата от республиканской партии. И вдруг он потопил этого республиканца. Так он сделался сенатором. И вот теперь у него есть хоть небольшой, но шанс стать вице-президентом. Надо сообщить об этом Марте.
В прихожей зазвонил телефон, и ему пришлось слезть с дивана, обитого материей цвета увядающей розы. Отшвырнув ногой газеты, он подошёл к телефону.
— Я держала сама с собой пари, Джим, и проиграла, — раздался в трубке низкий, сочный голос. — Я думала, что после обеда в Гридироне ты сразу мне позвонишь.
— Рита?? — В голосе сенатора прозвучало раздражение. Он думал, что у неё больше такта и чуткости и она не станет звонить ему домой.
— Не расстраивай своё пуританское сердце, Джим, — утешила его Рита, угадав его настроение. — Я ведь тоже читаю газеты. И знаю, что миссис Маквейг с дочерью на неделю уехали в Айову.
— Да, но…
— Так ты приедешь? — Голос в трубке был такой же бархатный, но тон изменился, стал более напряжённым.
— Ради бога, перестань ты говорить этим будуарным тоном, словно по радио о погоде объявляешь.
— Ну так как, Джим?
— Что — как? — В голосе его появилось недовольство, но на этот раз оно было направлено против самого себя.
