Дмитрий Хоменко - Идентификация эльфа
— У вас же здесь демократия. Так в чем проблема? — не удержался от язвительного вопроса Бегемот.
— Демократия, как и частная собственность, поровну не делится, — отмахнулся директор бюро общественного спокойствия и перешел к следующей жертве. — Вторым был убит лев–мутант Лео. Гнусс, его здесь все знали. Все инсценировано так, будто ему яблоко проломило голову, когда он отдыхал под деревом. Инсценировано не с целью скрыть извращение, а скорее своеобразно «пошутить». Если добавить сюда Несмеяна, имеем три извращения, объединенные между собой всякого рода странностями. Жертвы — эльфийка, зверь и человек. Всюду присутствуют фрукты: в первом случае — груши, в двух следующих — яблоки. Что из этого следует, я пока не понимаю.
Бегемот внимательно выслушал рассказ друга и перешел к уточняющим вопросам.
— В саду министра яблони растут?
— Кажется, нет, — после некоторых раздумий ответил мышонок.
— В случае с Лео яблоки были надкушены?
— Нет, только яблоки какого–то редкого сорта были все сбиты. Смотрителя чуть инфаркт не хватил.
— Жертвы могут быть между собой чем–то связаны?
— В принципе могут, но я очень сомневаюсь. Разве что случайно встретились где–то. Эльфийка все–таки была из возвышенных, а в их кругу общение с посторонними не очень приветствуется.
— Что значит «из возвышенных»? — не понял мышонка кот.
— Орден возвышенных. Его создали эльфы–ортодоксы, которые почитают себя рыцарями, хранителями древних эльфийских традиций и веры. Проще говоря, это та часть эльфийского народа, которая всеми силами пытается сохранить свою обособленность от других видов, населяющих Либерию. В стране построено несколько укрепленных замков под старину, в которых и проходит большая часть жизни возвышенных. Семьи же проживают в отдельных районах городов, которые покидают только по необходимости.
— А что, им есть чего бояться в Либерии? — удивился Бегемот, успевший вкусить прелести всеобщей толерантности.
— Да нет, — пожал плечами Миклош, никогда ранее не смотревший на уклад жизни возвышенных в таком ракурсе, — у нас давно уже нет проблем подобного рода. И надеюсь, уже не будет.
— Странная особенность, — строить укрепления там, где тебе ничего не угрожает, — задумчиво произнес кот.
— Возможно, — согласился с ним мышонок, — но это их право. Пока деятельность возвышенных не ущемляет права других жителей, я не вижу никакой проблемы. К тому же, все больше эльфов предпочитают вести светский образ жизни, не забивая голову видовыми предрассудками.
— Ты хочешь сказать, что в Либерии некому недолюбливать эльфов? — в голосе кота чувствовалось сомнение.
— Бег, в нашей стране ни один зверь, а тем более никто из людей, сплошь двинутых на толерантности, не считает себя чем–то хуже любого из эльфов. Так откуда взяться нелюбви к ним? И давай закроем эту тему. Я, конечно же, догадываюсь, что у вас в сказочном лесу все немного по–другому, но в нашей стране видовая принадлежность — это всего лишь видовая принадлежность. И точка.
Миклош даже наклонился в его сторону, чтобы придать своим словам большую значимость. А в его голосе явно читалась гордость за свою страну, и отнюдь не с позиции директора бюро общественного спокойствия.
Бегемот прекрасно понял своего приятеля, но Базилио, укрывшийся в темных уголках его души, понимать отказывался.
На этой пафосной ноте разговор был, по сути, окончен. Бегемот перед уходом заявил, что ему нужно несколько дней, чтобы освоиться в Либерии, а потом он сможет приступить к работе. Мышонок не возражал.
Покинув бюро, кот действительно целый день праздно шатался по улицам, понемногу впитывая непривычную атмосферу, заодно пытаясь определить причину столь разительного контраста со своей родиной. Ближе к вечеру ему показалось, что разгадка найдена. В сказочном лесу общественная жизнь зиждилась на общих же идеях, ниспосланных или одобренных свыше. Мало кто вникал в их смысл, но каждый сознательный гражданин считал своим долгом демонстрировать свою приверженность им. Неосмысленные идеи воспринимались как некий идеал, к которому следует стремиться, независимо от его достижимости. Идеи как цель, — вот в чем состоял их истинный смысл. В Либерии же общая идея была всего лишь одна. И она была не целью, а средством. У нее не было четко определенной формы, и она не выставлялась напоказ. Она просто читалась в глазах каждого существа, которое попадалось на пути Бегемота.
«У каждого свой путь», — читал Бегемот в этих глазах. «У каждого свой путь», — думал Бегемот и чувствовал, как где–то в темных уголках его души ворочается Базилио, устраиваясь поудобнее. «У каждого свой путь» — величаво подхватывал легкий ветерок и, упиваясь своей значимостью, набирался сил и уносился вдаль, чтобы будить горы и злить моря, смеяться над зыбучими песками и драться с непроходимыми лесами. И только «возвышенный» замок оставался безучастным к шалостям вездесущего проказника. «У каждого свой путь», — витало над замком, презрительно наблюдающим за тем, как жизнелюбивый ветер робко облизывает его холодные стены.
Голубые глаза, излучавшие обогащенное ехидство, моментально вывели Бегемота из благодушного состояния. Крот долго ждал сыщика в номере отеля, но то, что он успел увидеть, стоило ожидания.
— Великий Бегемот, прослывший далеко за пределами своего леса отъявленным циником, похоже, попался на ту же удочку, что и самые заурядные туристы. Иначе чем объяснить это глупое умиление на его лице? — прокомментировал он увиденное.
Бегемот неожиданно для себя стушевался и вместо того, чтобы осадить наглеца, долго искал, а потом раскуривал ментоловую сигарету. Случайно направленная на крота струя ароматного дыма оказала куда более сильное действие, чем самый грубый ответ. Как только дым достиг Гермеса, он тут же скривил недовольную рожицу, а затем и вовсе сплющился, будто из него выпустили всю жидкость.
— Я и не подозревал, что есть еще идиоты, которые курят эту гадость. Почему бы не курить приличные сигары, как всякий уважающий себя гений сыска?
Следующее облако дыма было выпущено в сторону крота уже целенаправленно, и «в каком–то смысле гомосексуалист» на некоторое время заткнулся.
— И на какую же удочку я попался? — поинтересовался кот, с наслаждением выкурив сигарету.
Ехидство тут же вернулось на свое законное место.
— Это как «любовь с первого взгляда». Потрясенные «разницей», туристы уже не удосуживаются заметить «общее».
— А оно есть?
— Если бы не было, то и я не был бы «довольно успешным журналистом, убежденным экзистенциалистом и в каком–то смысле гомосексуалистом». Работал бы сейчас каким–нибудь ассенизатором.
