Светлана Зорина - Сказка о спящей красавице
Поскольку неполный тайминг отнимал больше сил, я решила не использовать его без крайней необходимости. Я переместилась в королевский сад и поспешила спрятаться среди розовых кустов, пока никто не заметил чужого. Серых было полно и здесь. Мне посчастливилось отключить одного из мышиных гвардейцев. Затащив бесчувственного парня в кусты, я переоделась в его форму и нацепила его маску, которая изображала улыбающуюся кошачью морду. В бессознательном состоянии этот тип выглядел, как самый обычный человек, вот только тело у него было слишком твёрдым на ощупь. И заметно холоднее, чем живая плоть. Неужели Эрика Хоббер и впрямь привела сюда армию ходячих мертвецов? Нет, этот парень дышал, хотя дыхание его казалось каким-то странным – слишком тихим и ровным. Какое-то время я смотрела на него, размышляя над тем же вопросом, что и горе-врачи из сказки «Буратино». Придя к выводу, что пациент скорее жив, чем мёртв, я постаралась максимально его обезвредить – покрепче связала верёвкой, которую предусмотрительно захватила с собой, и засунула ему в рот кляп из его же носового платка, найденного в кармане серой формы. Интересно, зачем он. У этих зомби бывает насморк?
Мышиная форма и кошачья маска позволили мне тщательно обследовать дворец. Надо было спешить, но я старалась двигаться так же размеренно и неторопливо, как и все разгуливающие тут гвардейцы. Привлечь к себе внимание – значит погубить всю операцию. Больше всего я боялась, что со мной кто-нибудь заговорит и потребует какой-нибудь пароль. К счастью, никто из серых ко мне не обратился. Они вообще были неразговорчивы, но я заметила, что те, которые немного между собой общались, говорили на интерлэнге – как и их предводительница. Подслушав один из таких коротких разговоров, я поняла, что королева Амалия сейчас под охраной в своих покоях на третьем этаже. Поскольку охрана на третьем этаже стояла только возле одной двери, я поняла – именно за этой дверью и находится её величество. Будь тут только эти двое охранников, может, я бы и попробовала их вырубить. По схватке с тем типом в саду я поняла, что гвардейцы мышиной королевы нечеловечески сильны, но я и не с такими разделывалась. К сожалению, на этом этаже было слишком много народу. И что самое интересное – тут оказались знакомые лица. Я сразу узнала заместителя премьер-министра Гринлендса господина Шенгеля. Его со всех сторон окружали люди в серебристых одеяниях, напоминающих кардинальские мантии. Они были без масок и судя по выражению лиц, к числу зомби не относились. Мне показалось, что господин Шенгель не чувствует себя здесь пленником. Продался новым хозяевам? Что ж, везде такие есть.
Тут один из людей в серебристых мантиях обернулся, как будто почувствовав мой взгляд, и мне стало не по себе. Он моего лица не видел, зато я его хорошо разглядела. Это был кардинал Натаниэль Суарес. Правая рука магистра Гедеона Фалкао. Та-а-к… Прежний Орден не оправдал себя, но некоторые его члены явно неплохо себя чувствуют, вступив в Орден Спящей Девы. Где сейчас Фалкао? Жив ли он? В одном я была точно уверена – среди этих его нет.
Спрятавшись за бархатной портьерой, я вышла в неполный тайминг и невидимкой направилась к покоям королевы. Я надеялась, что она там и что она в добром здравии.
Королева была там. И, к счастью, одна. Она сидела в той комнате своих апартаментов, которая явно служила ей кабинетом, и мрачно смотрела на экран компьютера. Миниатюрная худощавая женщина в простом, но элегантном брючном костюме, с аккуратно уложенными каштановыми волосами. Было видно, что она их регулярно подкрашивает. Также было видно, что Амалия Корнуэл не увлекается косметической хирургией. Я слышала, что она прибегала к ней всего пару раз – чтобы немного улучшить тонус лицевых мышц. Два года назад наша королева справила свой шестидесятилетний юбилей и, похоже, нисколько не переживала из-за того, что не выглядит в этом возрасте на тридцать лет, как большинство её состоятельных ровесниц.
Меня всегда бесил глупый восторг, который испытывала перед королевскими особами тётя Фэй. Она и Тео им заразила. Постоянно твердила, что король и королева – фигуры священные, избранные Богом, и это окружает их особым ореолом. Якобы люди чувствуют его, и это останется неизменным, каких бы высот ни достигло человечество в своём развитии. «Если живёшь в королевстве, то в какой-то степени остаёшься средневековым человеком, для которого корона – символ избранности». Спорить с тётей Фэй я перестала лет в десять – когда окончательно смирилась с тем, что это бесполезно. Её средневековых предрассудков я никогда не разделяла, как, впрочем, и всех остальных её взглядов, но королева Амалия будила во мне чувство, наверное, похожее на то, какое королева вызывала у своих подданных в далёком Средневековье. Пятнадцать лет – с момента поступления в академию Тампль и до выхода в отставку – моя жизнь протекала в системе строгой иерархии, противоречащей моему бунтарскому духу, но я не особенно из-за этого переживала, поскольку, как и многие младшие члены Ордена, считала авторитет по службе формальным. Исключением для меня были Гедеон Фалкао и королева Амалия. Присягая ей на верность, я отнюдь не чувствовала себя участницей маскарада – хотя сама она сразу после церемонии отпустила какую-то шутку насчёт всего этого помпезного ритуала. Предки Амалии были из тех мест, где родились легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого стола. Какой-то историк даже написал в своей книге, что её род восходит к рыцарю Гарету Прекраснорукому, и на этот счёт королева тоже шутила.
– С удовольствием запретила бы эту книгу, – сказала она, беседуя со мной несколько лет назад после того, как вручила мне награду за одну успешно проведённую операцию.
– Что же вам мешает, ваше величество? – спросила я. – Ведь исследование касается вас лично.
– Не хочу выглядеть самодуркой. Этот историк имеет право на свою концепцию, и в сущности ничего обидного для меня там нет. Просто не могу понять, почему люди так носятся со всей это трухой, пытаясь подменить ею настоящие ценности. Если мне важно, чтобы моё правление было разумным, то это не имеет никакого отношения к моей родословной. Особенно учитывая, сколько раз уже за эти века разбавилась моя кельтская кровь.
Я не стала с ней спорить, хоть и подумала о том, что хорошую кровь – неважно, кельтскую или нет – невозможно разбавить дурной, они просто не могут смешиваться. Возможно, древняя кровь, текущая в жилах Амалии, наделила её той загадочной глубинной мудростью, которая являлась неотъемлемой частью её обаяния. Если отбросить мистику, то в нашей королеве подкупали прежде всего принципиальность, честность и простота, но иногда ведь не знаешь, стоит ли отбрасывать то, что принято называть мистикой. Амалия Корнуэл казалась мне доброй колдуньей, которой некое магическое сообщество поручило играть роль королевы в этой части вселенной, дабы не исчезли понятия о чести, долге, преданности. Всё то, что коллективное сознание неизменно связывает со славными рыцарскими временами.
