Виктор Комаров - Божий суд
— А не мог ли войти в кабинет к Девидсу кто-либо посторонний?
— Это исключено. Мой кабинет расположен между комнатой секретарши и всеми остальными помещениями.
— Следовательно, — уточнил Бэрд, — для того чтобы попасть в комнаты, где работают теоретики, необходимо пройти через ваш кабинет?
— Да, другого пути нет.
— Но это значит, что ваши сотрудники беспокоят вас по меньшей мере два раза в день — утром и вечером, — удивился Бэрд.
— Да, но это себя окупает.
— Возможно, — согласился Бэрд. — Я бы хотел еще кое-что уточнить. Значит, одна дверь вашего кабинета выходит в комнату секретарши, а другая?
— Другая — в промежуточную комнату. Мы между собой называем ее гостиной.
— И туда же выходят двери кабинетов ваших служащих?
— Да, вся внутренняя планировка сделана по моим эскизам.
— А между собой кабинеты сообщаются?
— Я всегда был убежден, что самый лучший помощник исследователя — полное уединение.
— Что же ваши сотрудники вовсе не общаются друг с другом в течение всего дня?
— Разумеется, общаются. Обмен мнений необходим. Но в разумных дозах.
— Понятно. Итак, если я вас правильно понимаю, в кабинет к Девидсу с того момента, как вы оттуда ушли, и до того момента, как вы обнаружили Девидса мертвым, могли входить только ваши сотрудники. Кто-то из четверых?
— Да, никто другой к Девидсу войти не мог.
— А через ваш кабинет за это время не проходил никто?
— Исключено. Я все время находился здесь и, конечно, заметил бы.
— А нет ли какой-нибудь другой возможности проникнуть в кабинет к Девидсу? Скажем, через окно?
— Разве что с вертолета, — рассмеялся Хэксли — Мы ведь на 37-м этаже.
— О, вы даже представить себе не можете, какую ловкость проявляют современные преступники.
— Верю вам, комиссар, но в данном случае это абсолютно исключено. В нашей лаборатории ни одно окно не открывается. Мы пользуемся кондиционерами. А так как все стены целы… — Хэксли поднялся. — Впрочем, вы можете сами в этом убедиться.
— Нет, нет, — остановил его Бэрд. — Осмотр я проведу позже. Прежде я хочу познакомиться ее всеми обстоятельствами дела.
— Как вам угодно. — Хэксли снова опустился в кресло. — Что еще вас интересует?
— Расскажите, пожалуйста, господин Хэксли, если это, разумеется, не секрет, чем занимается ваша лаборатория?
— Над какими проблемами мы работаем?
— О, нет, так далеко или, вернее, глубоко мое любопытство не простирается. Я хотел бы только знать, откуда берутся те задачи, которые вы решаете? Это чьи-нибудь заказы или вы, так сказать, жрецы чистой науки?
— Да, мы получаем заказы от различных фирм и институтов. Но время от времени я ставлю перед своими сотрудниками и чисто научные проблемы.
— И задача, о которой идет речь…
— Это была именно такая проблема.
— Важная?
— Ее решение позволило бы добывать любые вещества из вакуума — из пустоты! Судите сами. Это произвело бы полный переворот и в науке, и в технике, — помолчав, добавил Хэксли.
— И вы уверены, что Девидс действительно решил эту задачу?
— Ни минуты в этом не сомневаюсь.
— Но вы сами говорите, что видели только начало решения.
— Девидс не мог ошибиться, — убежденно сказал Хэксли. — Я знаю его много лет. Он всегда видел ошибку за тысячу километров. И потом — это особый вопрос. Ваша задача найти бумаги. Их-то я, во всяком случае, видел.
Бэрд снова раскурил сигарету.
— Мне придется задать вам еще один вопрос. Из чего складываются ваши доходы и как они распределяются?
— Работу лаборатории оплачивают заказчики. Что же касается распределения, то мы существуем на правах акционерного общества.
— И вы, господин Хэксли, разумеется, владеете контрольным пакетом?
— Да, у меня что-то около шестидесяти процентов. Но каждый из сотрудников также является полноправным пайщиком, имеет свою, хотя и небольшую, долю. Кроме того, я плачу им достаточно высокое постоянное жалованье.
— Ну, а в тех случаях, когда работа не заказная?
— Если сделано открытие, мы можем получить на него патент, а это — те же кларки.
— Хорошо. Допустим, кто-то из ваших сотрудников действительно взял бумаги. Как он мог бы ими воспользоваться? Может он выдать открытие Девидса за свое?
— Да, конечно.
— И получить от этого какую-нибудь выгоду?
Хэксли помедлил с ответом.
— Как вам сказать… Это было бы довольно трудно осуществить. Дело в том, что, согласно контракту, в течение всего времени его действия любое открытие, сделанное нашим сотрудником, является собственностью лаборатории — независимо от того, сделал он его в рабочее время или где-нибудь дома.
— Но автором открытия, так сказать для истории, все же считается тот, кто его сделал?
— О, разумеется. Личное авторство сохраняется. И соответственно — слава.
— Значит, не исключено, что похищение документов могло быть совершено в погоне за славой?
Хэксли снова помедлил:
— Я допускаю подобную возможность.
Бэрд тоже помолчал.
— Однако если открытие все равно остается собственностью лаборатории, то почему же вы сочли необходимым задержать сотрудников на воскресенье? Или вам не безразлично, кто из них будет считаться автором открытия?
— Я за справедливость. Но дело не только в этом. Открытие могут запатентовать на подставное лицо. И тогда ничего нельзя будет доказать.
— Но в таком случае и вся слава тоже достанется подставному лицу.
— Слава — да, но кларки…
— Понимаю. И наконец, последнее. Не могли бы вы, господин Хэксли, охарактеризовать ваших сотрудников, ну хотя бы а нескольких словах?
Хэксли задумался:
— Вероятно, прежде всего вас интересует Девидс?
— И он.
— Девидс — исключительный учечый… Был… Такие рождаются один раз в столетие. Он обладал удивительным мозгом. Не мозг, а быстродействующая вычислительная машина. И у него была феноменальная память — он знал все на свете.
— Так. А остальные?
— Грехем. Типичный исследователь. Классически рассеян. Немного замкнут. Главное для него — наука. Отсюда семейные неурядицы. Мне кажется, он собирается расстаться со своей супругой. Довольно способный ученый. Ленгли. Этот отнюдь не затворник. От радостей жизни не отказывается. Способности средние. Но резок на язык и вспыльчив. Хотя и не злопамятен. Сигрен. Пессимист, мрачноватый человек. Наукой занимается, можно сказать по обязанности, но одарен. Обидчив. Совершенно не понимает шуток. И, если можно так выразиться, принципиальный неудачник.
— Кажется, есть еще один?
