Виктор Комаров - Божий суд
— Хорошо, пусть мы бездарны, — заметил Сойк, — Но от бездарности до преступления…
— Не так уж далеко, — перебил Хэксли. — Как говорится, всего один шаг. И кто-то из вас его сделал. Я бы очень хотел, чтобы это было не так, но факты… Одним словом, я передумал. Я не хочу ждать до понедельника. Бумаги должны быть возвращены сегодня утром.
Хэксли помолчал.
— Пожалуй, я даже соглашусь, чтобы тот, кто взял бумаги, просто положил их на стол в этой комнате. Для меня, в конце концов, не имеет значения, кто именно их взял. Я хочу получить бумаги. И все. Но если утром их не будет, я сообщу в полицию.
И, круто повернувшись, он направился к себе в кабинет.
— Напрасно вы нас пугаете, — бросил ему вдогонку Ленгли.
Но Хэксли даже не оглянулся.
УТРОМ В ВОСКРЕСЕНЬЕ
В воскресенье в восемь утра Хэксли, который тоже коротал эту ночь в своем кабинете, разбудил Грехема.
— Ну как? Что вы надумали?
— Вы меня имеете в виду? — переспросил теоретик, поеживаясь и методично массируя руку, затекшую от лежания на жестком диване.
— Всех.
— На этот счет мне ничего не известно, — пожал плечами Грехем, — лично я, как вы сами видели, спал.
— Но на столе в гостиной бумаг нет.
— Нет? Тем лучше, — загадочно сказал Грехем. — Значит, вам известно об этом больше, чем мне.
— Взгляните сами, — предложил Хэксли.
— Зачем? Разве от этого они могут появиться?
— Но я хочу все же, чтобы вы посмотрели, — настаивал Хэксли.
— А почему именно я? — настороженно спросив Грехем. — Тогда уж будите всех.
— Достаточно и кого-нибудь одного. А то, что в обратился именно к вам, — чистая случайность. Можете не волноваться.
— Ну, хорошо, — снова пожал плечами Грехем. — Если уж вам так хочется…
Они вместе вышли в гостиную — впереди, твердым шагом Хэксли, за ним, все еще поеживаясь, Грехем в пиджаке, наброшенном на плечи. Постояли возле пустого стола. Хэксли зачем-то спросил:
— Итак, вы видите — бумаги не возвращены?
— Во всяком случае на столе их действительно нет, — уточнил Грехем, недоумевая, зачем Хэксли понадобилась эта процедура.
— Можете сообщить своим товарищам — я передаю дело в полицию.
— Как вам будет угодно, — отозвался Грехем. — Но только на вашем месте я не стал бы этого делать.
— А почему, собственно? Разве я не предоставил вам возможность выпутаться из этой истории, если и не с честью, то по крайней мере без особых потерь?
— Следует больше доверять людям, шеф.
— Бросьте, — отрезал Хэксли, — оставьте эти ваши интеллигентские рулады. Я человек простой, верю только своим глазам, фактам. И вам советую. А факты говорят, что это мог сделать только один из вас. Другой вариант невозможен.
Невозможен? — усмехнувшись, переспросил Грехем. — Невозможность — понятие довольно неопределенное, шеф. Вот мы, скажем, считали, что решить эту вашу задачу совершенно невозможно. А Девидс взял да и решил.
Хэксли как-то странно посмотрел на Грехема. Казалось, он хочет что-то сказать, но колеблется. Однако так ничего и не сказав, он круто повернулся и вышел из комнаты.
Вернувшись в кабинет, Хэксли полистал записную книжку, нашел нужный номер и снял трубку. Это был номер домашнего телефона комиссара полиции Бэрда.
— Господин Бэрд? Здравствуйте. Говорит Хэксли из теоретической лаборатории. Мы с вами однажды встречались в связи с Институтом Бентсона, помните? А сейчас я хочу попросить вас заняться одним делом. Нет, нет, лично вас. Почему не в полицию? В этом нет необходимости: дело носит, так сказать, частный характер. Женщина? Нет, нет, к прекрасному полу это не имеет никакого отношения. Ровно через час? Хорошо. Я вас жду.
ХЭКСЛИ И БЭРД
Когда Бэрд вышел из кабины лифта на 37-м этаже небоскреба «Волизанс Сайн», где помещалась теоретическая лаборатория, Хэксли уже ожидал его на площадке. Он молча провел комиссара в свой кабинет и пододвинул ему кресло.
— Прошу вас, присаживайтесь… Сигару?
— Предпочитаю сигареты, если разрешите? — вежливо отказался Бэрд, доставая из кармана массивный серебряный портсигар с замысловатой монограммой. — Я, знаете ли, вообще не люблю крайностей, мне больше по душе полутона.
— Ну, в вашей-то работе, — улыбнулся Хэксли, — насколько я понимаю, чаще всего приходится иметь дело именно с крайностями.
— Тем более, — заметил Бэрд. — Тем более. Потому-то я и стараюсь обходиться без них, когда это возможно.
Он щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся. Приближался тот всегда волновавший его момент, с которого, собственно, и начинается любое расследование. Сейчас Бэрд как бы готовился открыть новую книгу и погрузиться в таинственный водоворот событий и судеб, в котором ему предстояло разобраться.
Он поудобнее уселся в кресло и тихо сказал:
— Я слушаю, господин Хэксли.
— Да, да, — Хэксли сразу сделался серьезным. — Но я хочу вас предупредить. Дело, ради которого я вас пригласил, чрезвычайно тонкое, и я не хотел бы, чтобы оно вышло за стены моей лаборатории…
Он вопросительно взглянул на Бэрда, но тот промолчал.
— Я хочу также, чтобы вы знали, комиссар: я не случайно обратился именно к вам, — продолжал Хэксли. — То, что здесь произошло, непосредственно связано с наукой, с научными исследованиями. А насколько мне известно, вы с успехом провели уже ряд подобных дел.
— Вы мне льстите, господин Хэксли, — вежливо улыбнулся Бэрд. — Но физика не моя стихия.
Бэрд скромничал. В свое время он прошел два курса физического факультета и только после этого, окончательно убедившись, что его призвание в другом, переменил профессию. Впрочем, о своем знании основ физики он умалчивал также из чисто тактических соображений. Это давало ему в процессе расследования преимущество, какое дает человеку знание иностранного языка, когда об этом не подозревают объясняющиеся на этом языке окружающие.
— Так что, может быть, — продолжал Бэрд, — вам лучше обратиться к кому-нибудь другому?
— О, нет. Вам не придется решать уравнений. Ваша задача найти того, кто их украл. Не столько физика, сколько психология…
Бэрд внимательно выслушал рассказ Хэксли, медленно раскурил новую сигарету и, несколько раз затянувшись, с силой придавил ее о край пепельницы:
— Могу я задать вам несколько вопросов?
— Разумеется.
— Кто, кроме вас и Девидса, находился вчера в лаборатории?
— Только четверо теоретиков, о которых я вам уже говорил, и моя секретарша Мэри.
— А не мог ли войти в кабинет к Девидсу кто-либо посторонний?
