Лев Гурский - Есть, господин президент!
— Конечно, мы им, Иван Николаевич, не сказали про нацпроект и слоган, — добавил Органон, — даже не намекнули. А просто дали понять, что у нас серьезные намерения… — Два последних слова юный ублюдок произнес таким значительным тоном, как будто намеревался вступить с этой кондитерской в законный брак.
Уже пару минут спустя я был твердо уверен: оба моих ландскнехта знать не знают, что притащили мне пустышки. А я им, конечно, не собирался докладывать про кое-какие волшебные тонкости. В итоге я вытурил с миром и Тиму, и Органона — даже посулил им завтра лекцию о методах продвижения сладкого слогана в гущу электората.
Два придурка покинули кабинет довольные и гордые, а я остался наедине с двумя версиями пирожных-пустышек. Первая из них — оптимистичная — означала, что в следующей партии «парацельсов» кулинарная ошибка может быть исправлена, а наш завтрашний улов не окажется холостым. Версия номер два, более тревожная, была и более перспективной. Если, допустим, кондитеры спохватились и как-то ликвидировали опасную магию, то сами они, во-первых, знают о ее существовании и, во-вторых, умеют ей управлять. И то, и другое — колоссальный подарок для меня. Дирижировать чудесами я пока не обучен, но уж с человеческим-то фактором как-нибудь справлюсь. На всякий пряник найдется свой кнутик.
Э-эх, кабы еще знать, как эти штуки действуют, подумал я. Мне много не надо, хватит самого общего механизма работы. Счастливый человек Ганский: для него волшебная палочка невозможна в принципе — и точка. А мне вот теперь гадать, где у этой палочки кнопки «вкл» и «выкл» и почему именно первая заедает…
Виктор Львович Серебряный — вот кто мне сейчас нужен. Вроде бы старик вышел из комы. Надеюсь, он уже частично оклемался для беседы со мной, и при этом у него что-нибудь еще осталось в голове. По правде сказать, я не очень люблю ходить в больницы и общаться с полутрупами. На них ведь надавить лишний раз нельзя, даже просто голос повышать чревато: чуть прибавишь децибел — тут и сказочке конец.
— Софья Андреевна, — сказал я секретарше, — мы с Гришиным и Бориным едем в ЦКБ к Серебряному. Обратно буду часа через два.
— Ой как хорошо! — обрадовалась Худякова. — Привет передайте.
Думаю, радовалась она не за больного, а за меня: Ваня Щебнев как порядочный мальчик отправлялся навестить старого больного дедку. Мне бы еще корзинку в руки и красную шапочку на макушку.
— Обязательно передам, Софья Андреевна, — вежливо ответил я. Даже пару штук пирожных ему захвачу, добавил я про себя. Может, увидев «парацельсы», старик будет чуток посообразительней?..
До больницы мы доехали без происшествий и без пробок, зато уже у самого входа в больничный корпус 23-Б я неосторожно вляпался в черную лужицу крови с плавающими обугленными перышками. Похоже, местная система ПВО опять сбила орла или ястреба.
Идея разместить на крышах самых высоких корпусов Центральной клинической больницы несколько штук боевых ПЗРК родилась в охранных головах еще при первом президенте России, который проводил в Кремлевке почти столько же времени, сколько и в Кремле. Но реализовать проект удалось лишь после 11 сентября, когда наша оборонка пробила себе хороший заказ под программу борьбу с летающим международным терроризмом. Тот, правда, все не спешил насылать своих камикадзе в атаку на здания ЦКБ, поэтому автоматические зенитки с радарами сбивали пока только птичек, не оборудованных системой «свой — чужой», и бесхозные метеозонды. Однако я верил, что когда-нибудь ПЗРК принесут стране пользу: в час «Икс» здесь будет сбито НЛО, полное злых пришельцев.
Пачкая пальцы в крови, я кое-как обтер подошву ботинка, но мелкие неприятности на этом не кончились. Еще в вестибюле охрана корпуса затеяла с моей охраной интеллектуальный спор, кто тут главнее и кто имеет право проносить внутрь огнестрельное оружие, а кто нет (только корочки Администрации президента и мое любезное обещание разогнать всех здешних к чертовой бабушке загасили свару). Лифт сверху не приходил страшно долго. Потом мы перепутали этажи. А в довершение ко всему в меня — уже на правильном этаже — едва не врезалась какая-то психованная брюнетка. И если бы я не уступил ей дорогу, обязательно бы врезалась.
Я уже морально приготовился к тому, что и Серебряный, по закону подлости, окажется опять без сознания или, того хуже, мертвым трупом. Но, как ни странно, бывший мой начальник был жив, в здравом уме и трезвой памяти. Мне даже не пришлось его расталкивать.
— Здравствуй, Ванечка, — зашептал он, увидев меня у своего больничного одра. — Значит, ты все же открыл диск и убедился… Ну ладно-ладно, не строй из себя целку, я ведь понимаю, что ты явился навестить меня не просто так… Все файлы уже просмотрел?
— Только начал, — признался я, — там их чертова прорва. И вдобавок у меня, кроме тех файлов, нашлись еще кое-какие дела…
Без прелюдий я выложил на тумбочку один из «парацельсов».
— О-о! — На синеватых губах бывшего шефа проступила гримаса, похожая на его фирменную улыбочку. — Молодец, Ваня, хвалю. Ты уже перешел от теории к практике, поздравляю. И каковы успехи?
— Никаковы. — Я не хотел рассказывать ему о первом, удачном, опыте. — Можете сами попробовать. Обычное пирожное, без чудес.
— Спасибо, верю тебе на слово, — слабо хмыкнул Серебряный. — С чудесами ты бы мне его не предложил, я не обольщаюсь… Жалко, ты не открыл все файлы. Там где-то в пятой или шестой сотне есть очень смешной фрагмент — когда фюрер после июля 44-го обнаруживал, что его любимые пирожные — только пирожные и все. Мистика из них вышла, и власти над толпой больше не было…
— А почему ее не было, вам известно? — Я затаил дыхание. Виктор Львович открыл рот, закашлялся и жестом указал на стакан, стоящий на тумбочке. Я послушно влил в него какого-то сока.
— Видишь ли, Ванечка, история… — Серебряный сделал пару глотков и откинулся на подушки. — Та история, которую знают все, и та, которая была по-настоящему, сильно отличаются. Вот все считают, что заговор против Гитлера в 44-м не удался. А он удался. Потому что у Штауфенберга и компании получилось самое главное: рецепт пирожного исчез. С тех пор шарик сдулся. Гитлер из вождя нации стал заурядной истеричной развалиной, которую еще почти год слушались по инерции. Больше ничего у его повара
Ланге никогда не получалось. Все компоненты были верные, он их помнил наизусть… а в результате — никакого магнетизма.
— Так почему же?.. — Я с трудом сдерживал раздражение. Старик как будто нарочно не спешил переходить к самому главному.
— Тут, Ванечка, какой-то странный феномен, объяснить который я не берусь… Чудо — и все тут. Чтобы «Магнус Либер Кулинариус» дала результат, отличный от нуля, сама книга — ну или хотя бы оригинал листа с рецептом — обязаны присутствовать при готовке. Рядом. В той же кухне. Иначе не выйдет ничего волшебного, даже у самого великого повара в мире… В том-то, Ванечка, и ценность книги! А ты как думал? Будь по-иному, любой дурак мог бы списать или отксерить рецептик и делать что заблагорассудится. Нет, для чудес по Парацельсу нужен оригинал манускрипта. Или…
