Песах Амнуэль - Салат из креветок с убийством
— Дора, там ведь по ходу пьесы Бональдо должен был стрелять в Гадони.
— Да, а вместо этого сам вдруг упал и…
— Что значит “вместо этого”? Артист Тараш упал, когда в него стрелял артист Шпигель. Звук выстрела из-за декорации слился со звуком пугача.
— Может, Тараш и упал, — неуверенно сказала Дора. — Я не видела, его ведь на сцене не было.
— Как не было? — поразился Беркович.
— Ну как… Они спорили, перешли на крик, потом Бональдо — то есть, Шпигель — вытащил пистолет, а Гадони — ну, Тараш — бросился бежать, и Бональдо выстрелил ему вслед. Один раз, потом еще, а потом упал.
— Вот как! — вскричал Беркович. — Спасибо, Дора, вы просто гений!
Положив трубку, он тут же набрал домашний номер Хана.
— Рон, — сказал Беркович, — мы оба лопухи. Мы проверили всех, кроме Тараша.
— А его-то зачем было проверять? — удивился Хан. — Кто совсем уж никак не мог убить Шпигеля, так это Тараш. Он же лежал на сцене…
— Должен был лежать, согласно пьесе! Но его на сцене не было. Он выбежал за кулисы, обогнул декорации, выстрелил в Шпигеля и вернулся — в это время уже началась паника, занавес опустили, так что ему даже и ложиться не нужно было.
— Но его видели сотни людей, включая и тех, что стояли за кулисами!
— Если ты говоришь о зрителях, то они Тараша как раз и не видели. А если говоришь о тех, кто стоял за сценой… Я думаю, все они соучастники этого преступления.
* * *На следующее утро, уже оформив нужные документы, Беркович рассказывал старшему инспектору Хутиэли:
— Шпигеля в театре ненавидели и сговорились убить. Все, кто был в тот вечер за кулисами, знали, что произойдет, и заранее обсудили, что станут говорить полиции. А зрители восприняли все произошедшее, как деталь представления. И то, что после выстрела Шпигеля Тараш бросился бежать, и то, что Шпигель выстрелил ему вслед — а что ему оставалось делать? Он наверняка в эти последние секунды жизни не понял, почему Тараш не падает, но продолжал играть роль. Я был уверен, что уж кто-кто, а актер, лежавший на сцене, не мог иметь отношения к убийству.
— Это твои предположения, или ты уже получил доказательства? — поинтересовался Хутиэли.
— Оружие. Пистолет найден при обыске в квартире Тараша. Калибр соответствует, Рон сейчас проводит баллистическую экспертизу.
— Ну что ж, — улыбнулся Хутиэли, — поздравляю, Борис, и радуюсь вместе с тобой.
— Да мне не до радости, — махнул рукой Беркович. — Мне бы поспать часов десять…
ПОСМЕРТНАЯ СЛАВА— Боря, — сказала Наташа, открыв газету на странице, где была помещена фотография Орны Амихай, с гордым видом шествовавшей между двумя полицейскими, в одном из которых нетрудно было узнать старшего инспектора Берковича, — Боря, она действительно застрелила своего мужа?
Беркович с трудом отвлекся от телевизора — шла прямая трансляция баскетбольного матча европейской Суперлиги, до финального свистка оставались считанные секунды, а тель-авивский “Маккаби”, хотя и вел в счете, но с минимальным отрывом.
— Да, — сказал Беркович рассеянно. — Во всяком случае, она в этом призналась.
— Не понимаю, Боря, — с досадой сказала Наташа. — Что значит “призналась”? Я не первый год за тобой замужем — что-то не помню, чтобы ты арестовывал людей только по их собственному признанию.
Финальный свисток возвестил победу “Маккаби”, и Беркович, наконец, пропустил в сознание слова, сказанные женой.
— Улик, к сожалению, тоже достаточно, — сказал он. — Следы пальцев Орны на пистолете, кровь на платье…
— А мотив? — настаивала Наташа. — Тут написано, что Орна обожала своего мужа! Он ей ни разу не изменил за двадцать лет брака!
— За двадцать лет никто ручаться не может, — возразил Беркович, — а в последнее время Симха с другими женщинами не общался.
— Вот видишь!
— Деньги — гораздо более существенный мотив, чем ревность, — объяснил Беркович.
— Деньги? — удивилась Наташа. — Но в статье написано, что больших денег у Симхи Амихая никогда не водилось.
— Не водилось, — согласился Беркович. — Писатель он был весьма средненький. Я его раньше, конечно, не читал, но сейчас пришлось — просто ради интереса. Так себе автор, хотя написано бойко. Амихай всегда едва сводил концы с концами — Орна работала в банке, зарплата у нее тоже не из высоких… Но вот что я выяснил на первых же допросах. Во-первых, согласно авторскому праву, все гонорары от переизданий романов Амихая должна после его смерти получать жена.
— Ты сам сказал, что это такие деньги…
— Вот тут ты ошибаешься! Я говорил с литературным агентом Амихая. Ты знаешь, что, как только в печати появились сообщения об убийстве писателя, все тиражи его книг были вмиг сметены с прилавков? Сейчас допечатывают пять романов, которые при жизни Амихая не могли распродать. А заказов — это я узнал у директора сети “Стемацки“ — столько, что его жена, конечно, станет богатой женщиной. Как тебе такой мотив?
— Разве кто-то мог гарантировать, что после смерти Симхи начнется такой ажиотаж вокруг его книг?
— К сожалению, — сухо сказал Беркович, — это легко было просчитать. Кстати, даже литературный агент Амихая как-то сказал ему — и жена с сыном присутствовали при разговоре: “Раскрутить вас можно, но только если вы станете мучеником. Мучеников читатель любит“. Вот так.
— Я вижу, — сказала Наташа, — ты вполне уверен в своем выводе.
— Суд покажет, — неопределенно сказал Беркович.
— Правда, — добавил он, — с деньгами Орна не рассчитала. Вряд ли она получит хоть шекель из гонораров мужа — убийца не имеет прав на наследство убитого.
— Она это знала?
— По ее словам — нет.
— Но ты в это не веришь, — закончила Наташа.
Беркович действительно не очень верил в то, что Орна была настолько наивна. Уж книги собственного мужа она, вероятно, читала. В одном из романов, самом, кстати, нудном по сюжету, убийца прокололся как раз на том, что рассчитывал стать наследником жертвы, отсидев в тюрьме положенный срок.
— Не читала я этой книги, — печально сказала на допросе Орна Амихай. — Я вообще ни одной книги Симхи не читала. Скучно.
Допрос проходил на следующее утро после разговора Берковича с Наташей, и старший инспектор был во власти не только собственных сомнений, но и сомнений жены.
— А вот ваш сын Рони утверждает, что вы обожали творчество мужа, — сказал Беркович, заглядывая в лист протокола.
— Ах, — пожала плечами Орна, — Рони еще молод, что он понимал в наших отношениях? Я любила Симху, а романы его ненавидела! А Рони казалось, что любовь — это такое… Если любишь человека, то любишь и то, что он делает.
