Николай Романецкий - Дельфин в стеарине
– Знаешь, – сказал я Полю, – какую фразу произносит парень, когда собирается бросить девушку?
– Какую?
– Я тебе позвоню.
– Понял, – сказал Поль. – Запоминаю.
56
Полина позвонила по мобильному через десять минут.
– Я только что разговаривала с Антоном. Мы встречаемся с ним сегодня в восемь в моем кабинете, чтобы разрешить все возникшие между нами проблемы. Ты должен ждать его внизу, на первом этаже "Бешанзерсофта". Услуги твоего детективного агентства будут оплачены в полном объеме. Все понятно?
Мне было понятно все.
Едва я отключил мобильник, ожил служебный.
Звонили из местного отделения "Экспресс-почты".
Я дал добро на видеоканал.
На триконке появилась дама бальзаковского возраста. Седеющие волосы, равнодушный взгляд чиновника средней руки…
– Господин Максим Мезенцев?
– Он самый, сударыня.
– Вам пришел пакет. Если вы в течение четверти часа будете на месте, рассыльный принесет его.
– А кто отправитель?
Дама скосила глаза в сторону:
– Акционерное общество "Бешанзерсофт".
Я сразу все понял.
– Хорошо, я подожду вашего рассыльного.
Пакет принесли через десять минут. Стандартный маленький конверт с рекламными надписями "Бешанзера".
Я расписался в бумагах рассыльного, проводил его до дверей, заперся и вскрыл конверт.
Блеснул металл. Внутри конверта, воткнутый острием в мягкий пластик, лежал скальпель, когда-то подаренный Кате отцом.
Я вытащил его из конверта, освободил острие, провел пальцем по холодному боку, потом по лезвию.
Перед моими глазами стояла Катя, понявшая, что ее обманули, пытавшаяся защититься с помощью отцовского подарка. Но ее схватили за руку, выкрутили, обезоружили…
И эта самоуверенная сволочь, Антон Константинов, без опасений воспользовался фирменным конвертом, чтобы прислать мне ее оружие. Будто хотел подчеркнуть, что против меня работает не одиночка, а целое акционерное общество, со всеми его службами и возможностями.
Снова в душе вспыхнула ярость, но я задавил ее, загнал в глубь своего альтер эго. Потом я еще раз провел пальцем по лезвию скальпеля и убрал его в стол.
Дальше я действовал, как автомат, как солдат, выполняющий приказ генерала, как получивший задание сетевой агент.
Я позвонил на Катин автоответчик и в очередной раз сообщил, что у меня все в порядке.
Даже если это сообщение никто не услышит, я не мог иначе.
Потом я закрыл офис, поставил на сигнализацию и распрощался с Мишаней. Потом спустился вниз, дождался автобуса и добрался до метро. Потом привычным путем обрубил возможные хвосты (это было бессмысленно, но я не мог иначе) и отправился на Московский вокзал за "етоичем". Взрывчатку, правда, с некоторых пор в автоматических камерах хранить стало невозможно – на входе в помещение стоят анализаторы запаха (очередное чудо нанотехники), к счастью, пока не способные выявлять вычищенные огнестрелы. Борьба с терроризмом, мать-перемать!..
Выудив из ячейки завернутый в ткань "етоич", я перебрался в туалет, занял свободную кабинку, развернул тряпицу и протер сухими концами оружие. По делу надо было его почистить и смазать, но я почему-то был уверен, что он меня не подведет. Потом я выбросил тряпку в урну для использованного пипифакса, переложил "етоич" в подплечную кобуру, покинул вокзал и переходил из кафе в кафе (выпивая в каждом по малюсенькой чашечке кофе) до тех пор, пока не пришло время отправляться в компанию "Бешанзерсофт".
Оказавшись на Долгом Озере, я позвонил Полине.
– Через пять минут буду на месте.
– Хорошо, – сказал в трубке знакомый певучий голос. – У меня ничего не изменилось. В восемь он заявится ко мне.
Я вошел в холл "Бешанзерсофта" без пяти минут восемь.
Там находились только охранники. Они, разумеется, узнали меня, но попытались выпереть на улицу. Однако я заявил, что вызван Полиной Ильиничной, намерен ждать ее и, пообещав им неприятности, пресек самодурство. Поскольку они от меня отстали, я вел себя правильно.
Главная в театре, как известно, всегда уборщица… Но не всегда!
Я расположился на диванчике, так, чтобы видеть створки лифта для руководящего персонала, взял со столика какой-то журнал и принялся его перелистывать. "Етоич" под мышкой чувствовал себя, как у христа за пазухой, и я знал, что убью Константинова еще до полуночи. Журнал я читал соответственно собственному состоянию – буквы не складывались в слова, а слова не превращались во фразы. Я был как настороженная растяжка – Константинов должен был своим появлением из лифта привести меня в действие на собственную погибель. Моя возможная погибель при этом совершенно меня не волновала: судьба решит.
А Константинов должен был пропасть хотя бы потому, что был слишком уверен в собственной неуязвимости. Ишь, гад, даже к дорожным инспекторам самолично меня направил. Наглость и самоуверенность давно уже жили в его душе. Но он забыл, что оказался на войне. А на войне всяк, ставший вдруг самоуверенным, неизбежно пропадает. На моей памяти было десятка полтора таких случаев. Трое были моими друзьями, и я предупреждал их. Но самоуверенность глуха и слепа. Впрочем, это, наверное, тоже печать судьбы…
В восемь пятнадцать в кармане зазвучала мелодия "Пусть так будет".
Я достал мобильник и нажал кнопку.
– Он вышел от меня, – сказала Полина, с трудом переводя дыхание: видимо, объяснение у них получилось весьма бурным. – Ты готов?
– Да.
– Жди.
– Хорошо.
Я продолжал расслабленно сидеть на диванчике – здесь, в холле, при свидетелях, я убивать Константинова не собирался.
Нет, сейчас он спустится на первый этаж, и мы уедем вместе на его голубом "рено". А потом его найдут разбившимся в автомобильной катастрофе. Повальное бедствие для совета директоров компании "Бешанзерсофт". Коллеги по работе – и в смерти коллеги. И меня вместе с ним найдут, если не повезет. Но я – везунчик, братцы, меня так просто не возьмешь. Константинов, правда, тоже считает себя везунчиком… Вот и посмотрим, кого судьба отметила сильнее.
На табло возле лифта загорелось число "46". Потом оно сменилось числом "45".. потом "44"… "43"…
Константинов спускался навстречу своей гибели.
Но что-то было не так, и через мгновение я понял – что. Кабина ползла слишком медленно, словно магнитный лифт не был скоростным. Потом на табло загорелся транспарант "Неисправность", и тревожно зазвенел звонок.
"42"… "41"… "40"…
Я ждал, по-прежнему держа в руках журнал.
"39"… "38"… "37"…
– Кто в лифте? – послышался голос одного из охранников. – Кто в лифте, я спрашиваю.
