Сергей Снегов - Посол без верительных грамот
— ...учитывая, конечно, индивидуальные особенности каждого объекта, ибо на расстояниях в сотни светолет искажения неизбежны, и, кроме общей для всех характеристики, они будут пронизаны своими неповторимыми особенностями... — доказывал Рой.
— Твое мнение? — потребовал Генрих.
— У меня его нет, — сказал Петр. — Я наблюдатель, а не судья.
— ...вывести общее правило поиска и применить его к расшифровке уже других объектов, которые, в свою очередь...
Генрих вскочил;
— Выводи общие правила, а я начну, как все люди, с самого простого.
Генрих вышел, хлопнув дверью. Рой замолчал, не закончив фразы. Петр засмеялся. Рой с укором посмотрел на него.
— Неужели вы рассчитывали, что с первого испытания все пойдет как по маслу? — спросил Петр.
— Вторая неделя, как механизмы запущены, — пожаловался Рой, — и ни одной отчетливой картины!
Петр с сочувствием смотрел на него. Братьям, конечно, не до веселья.
Сверхсветовые волны пространства, в считанные минуты уносясь за Сириус и Капеллу, фиксировали множество сфер излучения, удалявшихся от Земли, но расшифровать их не удавалось. На экране порой вспыхивало что-то туманное, нельзя было разобрать, где лица, а где деревья, где животные, а где здания, посторонние шумы забивали голоса.
— Вы сумели разрешить самую важную часть проблемы — волны пространства оконтуривают уносящиеся мозговые излучения, — сказал Петр. — Доказано, что любой человек оставляет после себя вечный памятник своей жизни. А что буквы на памятнике так сложны...
— На Земле уже двести лет отлично расшифровывают излучения мозга, — возразил Рой. — Но что это окажется так трудно по отношению к волнам, давно запущенным в космос...
— Вот-вот! А теперь вы тщательно разберетесь в помехах и найдете способы преодолеть их.
В комнату вошел взволнованный Генрих:
— Механизмы переведены на мою систему поиска, Рой! Советую убедиться, что ничего от твоих предложений не сохранено в программах.
— Если все собрано точно по твоей схеме, то не сомневаюсь в провале. — Рой вышел.
— Устал! — сказал Генрих, опускаясь в кресло. — Две недели почти без сна... Тошнит от мысли о восстановительном душе. Рой обожает душ. А терять часы на сон жалко! Как вы обходились в своей дальней дороге?
— Мы спали, Генрих. У нас тоже имелся радиационный душ, и мы порой, особенно за Альдебараном, прибегали к нему. Но любить его — нет, это противоестественно! Когда была возможность, мы спали обычным замечательным земным сном.
— Я посплю, — пробормотал Генрих, закрывая глаза. — Минут десяток...
— Только не сейчас! — Петр потряс Генриха за плечо. — Когда вы запальчиво спорите, я никого из вас не понимаю. Объясни, пока Роя нет, чем твоя схема отличается от его.
— Схема? — сказал Генрих, открывая глаза. — У Роя нет схем. Рой педант.
Генрих вскочил и зашагал по комнате. Если приходилось объяснять, ему легче это было делать на ходу.
Петр наконец уяснил себе, что Рой настаивает на фиксации всех излучений мозга, обнаруженных в галактическом пространстве, а после изучения того, что объединяет их, хочет искать индивидуальной расшифровки. Генрих же настаивает, чтобы начали поиск с излучений выдающейся интенсивности, с резкой индивидуализацией — горных пиков своеобразия на плоской равнине схожестей.
— Во все времена существовали люди с особо мощной работой мозга. Пойми меня правильно, Петр, я не о признанных титанах умственного усилия... Нет, обычные люди, может, неграмотные мужики, а может, и гении, не зарекаюсь, — те, у кого мозг генерировал особо мощно...
— Мне кажется, резон в твоих рассуждениях есть.
— Скажи это Рою! Обязательно скажи!
Генрих снова опустился в кресло. Рой не шел, и Петр заговорил опять:
— Рой намекнул, что у тебя какие-то личные причины заниматься этой работой... Извини, если вторгнулся в интимное...
— Я не скрываю. Ты слыхал об Альбине?
— Знаю, что она была твоей невестой.
— И больше ничего?
— Я был в командировке на Проционе, когда она погибла при катастрофе с планетолетом. Нас всех потрясло это известие. Очаровательная, очень красивая женщина.
— К тому же — редкая умница... Гибель ее... в общем, я думал о ней ежеминутно, говорил с ней во сне и наяву. Мне захотелось возвратиться в ее жизнь, увидеть ее девчонкой, подростком, девушкой... Так явилась мысль заняться волнами мозга, излученными в мировое пространство. Конструкции механизмов разрабатывал Рой.
— А то, ради чего ты начал работу?
— С Альбиной пока не получается... Радиосфера ее мозга несется где-то между тридцатью двумя и восемью светогодами. Она умерла восемь лет назад, двадцати четырех лет от роду. Но на таком близком расстоянии — дикий хаос мозговых излучений. Слишком уж интенсивно думают наши дорогие современники...
В комнату быстро вошел Рой.
— В восьмистах пятидесяти светогодах от Земли, за Ригелем и Бетельгейзе, приемники зафиксировали мощное излучение мозга! Идемте смотреть.
2
На стереоэкране вначале прыгали цветные блики, световорот крутящихся вспышек накладывался на круговорот предметов. Потом в хаосе внезапно наступил порядок. На экране выступили цифры, знаки и буквы, они выстраивались цифра за цифрой, буква за буквой, знак за знаком.
— Формулы! — воскликнул Генрих.
— Формулы! — подтвердил Петр. — Стариннейший способ, начало алгебры. Такие формулы применялись на заре науки.
— Похоже, мы уловили мыслительную работу какого-то математика, — сказал через минуту Генрих. — Рой, ты все знаешь. Какие математики были в ту эпоху?
Расшифрованное излучение походило на доказательство теоремы. Неизвестный математик рассчитывал варианты, принимал одни, отвергал другие: некоторые буквы исчезали, словно стертые, другие выступали отчетливей — доказательство шло от посылок к следствиям.
— Нет, какая мощная мыслительная работа! — не выдержал снова Генрих. — Этот парень так погружен в вычисления, что не видит ни одного окружающего предме... Что это?
На экране возникло изображение старинной улицы — кривая, круто уходящая вверх мостовая, трехэтажные красные дома с балкончиками и флюгерами, крестьянская телега, запряженная быком, в отдалении. По улице шел толстый человек в берете и темном плаще, из-под плаща выступал кружевной воротник. У человека было обрюзгшее лицо, под глазами багровые мешки, губы зло кривились. В руке он держал суковатую палку.
— Вы так задумались, господин советник Ферма, что не видите, как наталкиваетесь на прохожих, — сказал человек в берете и стукнул палкой по булыжнику. Голос у него был под стать лицу — хриплый, сварливый. — Скажите спасибо, что столкнулись со мной, а не со стеной, а не то у вас появилась бы на лбу преогромнейшая шишка!
