Мартин Райтер - Доспехи для героя
Не любили молодую госпожу Винкельхофер в замке. Для всех она была чужой, даже для слуг, с которыми всегда была ласковой и доброй. Завидовали ей слуги, ненавидели за то, что она дочка пекаря и по рождению вроде бы как им равная. Только две герцогские охотничьи собаки не чаяли души в молодой герцогине, следовали за ней повсюду и злобно скалили клыки, когда поблизости оказывался старый герцог.
Однажды Хельмут Винкельхофер покинул замок. То ли он поехал на аудиенцию к королю, то ли на охоту, но только в это время слуги по приказу старого герцога схватили герцогиню Марту и привели к нему на суд.
— Что, ведьма, опоила моего сына ядами и думаешь, все с рук сойдет? Я вижу тебя насквозь, дочка булочника. Уж меня ты никогда не проведешь!
Напрасно пыталась женщина доказать герцогу, что она не колдунья, что любит Хельмута больше своей жизни и что вышла за него замуж, не преследуя никакой корыстной цели, кроме той, чтоб быть всегда с ним рядом.
— Ну так и умри ради него, — рассмеялся старый герцог. Положи своей смертью конец всем насмешкам и кривотолкам. Твоя смерть снимет с нашей семьи пятно позора.
По приказу герцога бедную Марту вместе с двумя охотничьими собаками зашили в большой мешок и ночью бросили в Дунай с самой высокой башни замка. Говорят, что когда мешок подносили к краю стены, две воющие собаки заглушали полный ужаса крик молодой герцогини…
В герцогской усыпальнице на старом кладбище в Регенсдорфе и поныне сохранился барельеф Марты Винкельхофер в полный рост, а рядом с ней изображения двух собак. Почему-то версий, объясняющих убийство вместе с герцогиней собак, было несколько. По одной выходило, что собаки — это символ верности, которой якобы недоставало молодой герцогине, находившей во время отсутствия мужа утешение в объятиях других мужчин. По другой, что дочка пекаря была ведьмой и утопленные с ней животные означали, что собаке — собачья смерть. А по третьей версии, которая нравилась Генриху больше других, собаки защищали Марту Винкельхофер так яростно, что их утопили за эту нечеловеческую верность. Потосковав год о своей убитой жене, молодой Хельмут Винкельхофер женился во второй раз. И хотя в этот раз его избранница была из знатной семьи и нравилась старому герцогу, счастья в жизни Хельмута не было. Он умер в возрасте сорока пяти лет, построив перед самой смертью усыпальницу в память о своей первой супруге. Вот уже много лет подряд весной в Регенсдорфе проводилось красочное театрализованное представление, воссоздающее те далекие события.
— Рад познакомиться, герцогиня Винкельхофер, сказал Каракубас и неуклюже поклонился. — Меня зовут Каракубас Фаргид. О роде моих занятий вы, думаю, уже сами догадались…
У Генриха, наблюдавшего за всем через окно, от удивления отвисла челюсть — хотя герцогиня и умерла несколько сот лет назад, выглядела она как живая и ни на грамм не была похожа на зыбкий призрак.
— Зачем ты позвал меня, колдун? — бархатным голосом произнесла она. — Разве не жаль тебе моей души, и без того обреченной на вечные страдания?
— Конечно же, жаль! — всплеснул руками старик, хотя на лице его не было и намека на жалость. — Но я задержу вас ненадолго. Меня крайне интересует судьба одного документа. И, уверен, вы знаете, как мне помочь.
— Нет, помогать я тебе не стану, — упрямо махнул головой призрак. — Хотя ты и способен, колдун, невероятно усилить мои страдания, знай — ничто не заставит меня помогать тебе и таким, как ты, — призрак с отвращением отвернулся от Каракубаса, и Генриху показалось, что он расслышал шуршание накрахмаленного платья.
— Что я слышу?! — Каракубас противно ухмыльнулся. — Герцогиня, вы вдруг стали праведницей? Помнится, вы и сами в молодости баловались всякими колдовскими штучками… Любопытно, что вы использовали, чтоб вскружить голову молодому герцогу?
Лицо Марты Винкельхофер вздрогнуло, как от пощечины.
— Ложь! Ты сам знаешь, что это ложь! — воскликнула она голосом, полным боли. Две собаки подле герцогини тоскливо взвыли.
— Разве? Но легенды и записи в фамильных книгах говорят о другом… Нет, герцогиня, вы напрасно разыгрываете из себя невинность…
— Позволь мне уйти, — оборвала старика душа герцогини Винкельхофер. — Если в тебе осталось хоть немного совести, оставь меня.
— Не могу, — Каракубас развел руками. — Не могу. Хотя очень этого и хочу. Как я уже сказал, мне необходима ваша помощь. Я человек настойчивый и, смею уверить, никогда не отступаюсь от намеченной цели. Сейчас меня интересует рукопись ал-Харита.
При этих словах колдуна призрак бедной герцогини испуганно вскрикнул и отшатнулся в темноту. Собаки заскулили, поджали хвосты. Их тусклые глаза сделались мертвее, чем были.
— Нет! — простонала герцогиня.
— Да, да и еще раз — да, — Каракубас недобро усмехнулся. — Хотите вы или нет, а рукопись будет моей. Итак, приступим к делу. Последнее упоминание об этой чудесной рукописи относится к одна тысяча триста второму году. Находилась она в это время в окрестностях Регенсдорфа, а по уточненным мной сведениям, в самом герцогском замке. Единственным человеком, который мог бы ею интересоваться и который имел доступ в герцогский замок — были вы, моя дорогая Марта Винкельхофер.
— Это неправда! Я не могла интересоваться этой проклятой рукописью, — простонала душа герцогини.
— Нет? Тогда убедите меня в ошибке, и я вас тотчас отпущу.
— Хорошо, я вам скажу, — вздохнул призрак Марты Винкельхофер. — Вы первый человек в мире, который узнает правду, хотя, увы, уже слишком поздно что-либо изменить…
— Позвольте я присяду? — спросил колдун, но тут же улыбнулся и сказал: Вот уж глупость — просить у призрака разрешения! Сколько времени прошло, а все никак не могу отделаться от правил дворцового этикета, которых набрался при королевском дворе…
Герцогиня никак не отреагировала на вопрос Каракубаса. Она направила взгляд на тлеющие угли камина и начала свой рассказ.
— Когда я выходила замуж за молодого Хельмута Винкельхофера, я даже не предполагала, какие ужасные вещи происходят в герцогском замке… Ты ошибся, колдун, приняв меня за ту, кем я никогда не была. Ко всякого рода связям с темными силами я всегда испытывала отвращение, присущее каждой истинной католичке. Однажды ночью я проснулась от того, что услышала, как кто-то зовет меня по имени. Это был странный шепот, похожий на стон. В ту ночь Хельмута в замке не было — он получил письмо с подписью короля о том, что ему срочно надо явиться во дворец, и оставил меня. Мне было ужасно страшно, но какая-то сила, происхождение которой мне было неведомо, заставила меня подняться с постели и выйти из опочивальни. Точно во сне, я прошла через весь замок, пока не оказалась в той его части, где жил старый герцог. Шепот доносился из комнаты, которая служила старому герцогу кабинетом и вход в которую был строго-настрого запрещен всем, даже Хельмуту. Когда я приблизилась к кабинету, дверь в него сама собой отворилась. Я хотела остановиться, закричать — но не могла. Мои ноги, подчиняясь чужому приказу, внесли меня в кабинет, и ужас объял меня. В высоком обшитом бархатом кресле посреди огромного кабинета восседал старый герцог. На нем были странная восточная шапка и черный халат, на котором сверкали вышитые золотом знаки. Когда я вошла, старик уставился на меня ледяным взглядом и сказал: «Всем ли ты довольна, прекрасная Марта? Не обижает ли тебя мой глупый и самодовольный сыночек? Знай, что одного твоего слова будет достаточно, чтоб я немедленно стер его в порошок. Иди же ко мне, согрей меня, красавица Марта, моя судьба незавидна, и проклятие даже в самую жаркую погоду морозит мои члены своим дыханием. О, если бы только ты знала, как велика сила проклятий Востока! Если бы ты только знала…»
