Катерина Зиборова - Ледяной дракон. Академия выживания
– Умерла она. Как привезли, еще подышала и…
– Где тело?!
– На кремацию увезли. При ней документов не было, а мы трупы хранить не обязаны. А вам выписка о смерти неизвестной нужна?
* * *Дарлайт сидел на полу и бессмысленным взглядом смотрел в стену. Он своими руками привел ее сюда. Усомнился в инстинктах и в конце концов потерял. Убил. Он сам убил свою пару, только начавшую жить.
Не было никакого обмана, он чувствовал Ее даже сквозь щит… Но побоялся поверить.
Жаль, что он понял это слишком поздно.
* * *Сознание окутывает маревом ложного спокойствия. Тело почти не слушается, но мне не страшно. В голове пустота. Только немного раздражает парящая световая сфера. Из нее льется приглушенный свет, но даже сквозь закрытые веки он ослепляет. Борясь с подступающей тошнотой, я с трудом поворачиваю голову и натыкаюсь на серый, с подтеками потолок. Казалось бы, незначительное движение, но силы стремительно покидают меня, закручивая сознание в темную воронку небытия.
Словно наяву, я вижу, как стою в белесом клубящемся тумане. Он пытается полностью окутать меня собой, но ничего не выходит. Невидимый барьер не позволяет туману заключить меня в свои обманчивые мягкие объятия. Туман на время отступает и начинает огибать меня, неспешно стелясь по земле. Что-то подсказывает – он еще вернется.
Здесь нет ни звуков, ни запахов, только странная чарующая пустота. С каждой секундой это место нравится мне все больше. Хочется остаться здесь. В тот момент, когда я отчетливо это понимаю, туман, словно почувствовав мое желание, вновь тянется ко мне, как к старому другу, обещая покой, и тут меня выдергивает в реальность.
Первое, что я вижу, распахнув глаза, – склонившуюся надо мной круглолицую, кареглазую женщину лет пятидесяти, с тревогой смотрящую на меня. Из-под белого накрахмаленного чепчика выбилось несколько седых прядок. Поверх строгого коричневого платья с воротничком-стойкой надет фартук.
– Здрасте, – сама от себя не ожидая, прохрипела я.
В ответ мне улыбнулись, как родной, похлопав по руке.
– Напугала ты нас, милочка, но, слава богу, все обошлось. Лежи, тебе покой нужен.
О чем это она? Ничего не понимаю. Где я вообще?
– А что случилось?
– А ты не помнишь? – спросила та, нахмурившись, и между ее бровей ржаного цвета залегла глубокая складка.
Я напрягла память, и та милостиво подкинула воспоминания. Скривившись и мимоходом пожалев, что амнезия мне не грозит, я осмотрела небольшую комнатку, в которой находилась. Шкаф со склянками и пучками сушеной травы, стол, заваленный бумагами, стул с перекинутой через его спинку шалью. Светлые стены, зашторенное тяжелой материей окно, дверь. Непохоже, что я в тюрьме.
– Так где я? – спросила я, приподнимаясь на локтях, и тут же застонала от тянущей боли внизу живота. Крепко же меня та сволочь приложила.
– В безопасности.
Ответ меня, мягко говоря, удивил.
– А поподробней можно? – осторожно спросила я, наблюдая, как собеседница подходит к шкафу и начинает перебирать всевозможные баночки, то и дело косясь на меня через плечо.
– Голова кружится?
– Нет, – ответила, прислушавшись к себе.
– Замечательно, значит, сотрясение прошло.
А? Это сколько я тут валяюсь?!
– А ну скажи, чем пахнет? – с этими словами мне подсунули холщовый мешочек. Подозрительно посмотрев на странную женщину, я осторожно потянула носом.
– Мм… ничем? – полувопросительно отозвалась я.
Мне не ответили, зато пробормотали в сторону что-то неразборчивое.
– Оу! Наша гостья пришла в себя!
От звонкого голоса, раздавшегося от двери, я вздрогнула и перевела взгляд на посетительницу. В проеме стояла леди. По-другому эту даму язык не повернется назвать. Стройная высокая блондинка без возраста, в деловом костюме, цокая шпильками, приблизилась ко мне и, изящно присев на краешек кровати, закинула ногу на ногу.
– Здравствуй, дорогая, – ослепительно улыбнувшись, произнесла она.
Я рассеянно кивнула в ответ, пытаясь сообразить, что делать.
– Мари, как обстоят дела?
– Мадам, вам честно ответить или цензурно?
Блондинка нахмурилась, а я навострила уши.
– Что еще?
– Нюх ей отбили. Может, со временем и восстановится, но, право слово, дайте мне того сукиного сына, и я из него всю душу вытрясу!
– С этим разберемся позже, – сказано это было таким тоном, что сомневаться не приходилось – кара настигнет.
Блондинка вновь повернулась ко мне.
– Еще болит? – кивнула она на мой живот.
Да что здесь происходит?!
– Немного, – осторожно ответила я.
Мадам шумно втянула в себя воздух. Что? Все так плохо?
– У меня мало времени, так что перейдем сразу к делу. Ты умерла.
Я даже закашлялась от такой новости.
– В смысле?
– В переносном, разумеется. Для всех ты умерла в тюремном госпитале Темной империи, и твое тело за неимением документов и способа опознания личности кремировали.
– Как это? Вы меня похитили, что ли?
Вот так просто? Когда они успели? Зачем?
– Ну зачем же так грубо? Мы проявили акт милосердия и не позволили тебе сгнить в камере. Насколько я знаю, родня отказалась от тебя?
– Откуда… – начала я, но Мадам мягко перебила меня:
– Риана, мы все знаем.
– И что теперь? – растерянно спросила я, не понимая, что здесь творится.
– Оу, есть два выхода, – оживилась Мадам. – Ты уходишь отсюда, наслаждаешься свободой пару дней, и тебя вновь ловят. Либо ты остаешься с нами. Мы прячем тебя, обеспечиваем новыми документами и жильем и оплачиваем последний год обучения в академии.
– А что взамен? – не верю я в эту благотворительность.
– Ты войдешь в одну из наших групп.
Да куда я попала?! Что за группа?
– Подождите, слишком много информации за раз, – пробормотала я. – Почему вы вообще… Как?..
– Я тебя поняла, – кивнула блондинка, – но для начала ответь на один вопрос. Тебе знакома эта вещица?
С этими словами Мадам извлекла из своего кармана подвеску, очень похожую на мою. Рука тут же взметнулась к шее. Черт!
Помню, когда мы только переехали в империю, я, будучи совсем ребенком, стала донимать мать расспросами об отце. Трудно было сдержаться, наблюдая за счастливыми папашами, то и дело балующими детей. Тогда мать только скривилась, подцепила ногтем висящую на мне цепочку, словно она ее обжигала, и сказала: «Вот все, что от него осталось». Не знаю, что именно это значило, но с тех пор украшение всегда было на мне. Единственная ниточка, ведущая к родителю. Когда конфликты в семье грозились закончиться чем-то глобальным, я закрывала глаза, дотрагивалась до кулона и представляла себя в совершенно другом месте. Подвеска была моим талисманом. Даже в трудные времена, когда мы едва сводили концы с концами и мать ходила по ломбардам, распродавая немногочисленное добро, она ни разу не заикнулась о том, чтобы заложить «память» об отце. А вчера… Нет, не вчера, во время погони я даже не поняла, как сорвала ее с шеи. А потом и вовсе не до нее было.
