Людмила Милевская - Восход Черной луны
«Какими красивыми когда-то были эти глаза», — с грустью подумала Ирина.
— Я давно должна умереть, но даже этого не имею права сделать, — сказала Елена Петровна низким глухим голосом. — Я уже сама! Слышишь?! Вот этими вот руками готова убить своего сына! Но ты сильнее меня! Ты не дашь мне сделать этого! Поэтому я должна убить тебя! Понимаешь, девочка? Тебя! Так надо!
Елена Петровна приблизила свое лицо к Ирине и прошептала:
— Прости меня! Я не могу снять того страшного заклятия. Я с утра до вечера над этим бьюсь. Я сама хочу снять с тебя этот груз, это бремя — спасать убийцу. Я как средневековый алхимик не выхожу из своей кельи. Но пока я здесь бьюсь, он там убивает! Понимаешь? Он неуязвим! Ты всегда будешь спасать его. Если у тебя не хватит сил сделать это на расстоянии, ты помчишься туда, где находится он!
— Я только что приехала из Москвы, — испуганно сказала Ирина. — Он был при смерти. Я видела сон. Да, он будет жить.
Елена Петровна схватилась за голову.
— И опять убивать! Понимаешь? Он будет убивать! Я свершила этот страшный грех. Любовь руководила мною. Слепая любовь к сыну. Его отец был!.. Он был необыкновенно чутким, добрым, заботливым! Я даже предположить не могла, что в моем чреве может зародиться сатана! Я сама впустила его туда! Я даже знаю, когда. В ту ночь, когда обращалась к нечистой силе, чтобы спасти своего мужа. Но мужа я так и не спасла… Я погубила ребенка, моего Андрюшку… Мариула запретила мне это делать. Но я не послушала ее. Я просила у нечистой силы, но что может дать она?! Только злодейство!
Ирина с ужасом смотрела на Елену Петровну и думала:
— Зачем я сюда пришла? Эта женщина обезумела от горя. Что за бред она несет? Она еще и в самом деле накинется на меня. Как бы мне выбраться из этого дома?
— Пойми, Ирина, я должна убить тебя. Я согласна взять на себя еще и этот грех. Ты сильней меня, позволь мне сделать это. Там гибнут люди, их много уже погибло, а сколько погибнет еще?! Это страшно. Ты дочь Лиллит. Ты не можешь равнодушно взирать…
Ирина перестала слушать Елену Петровну. Ей стало жутко.
— Эта женщина уговаривает меня позволить ей меня же и убить? Она совсем сошла с ума! Гибнут люди… Но я здесь при чем? Она наслала на меня эти сны, а теперь я же должна расплачиваться за ее мнимые или настоящие ошибки? Ну нет! Мне пора домой!
Ирина резко поднялась со стула.
— Нет! Ты не уйдешь отсюда!
Взгляд Елены Петровны стал злым и колючим, Она тоже поднялась с места, но была настолько ниже Ирины, что той стало уже не страшно, а смешно.
«Маленькая, сухонькая, в чем только душа держится, а все туда же, убивать собралась», — подумала она.
— Пойми! Мы должны исправить то зло, которое свершилось! — уже с мольбой воскликнула цыганка.
Ирина улыбнулась.
— Да, убить меня. Очень удачный способ исправления своих ошибок вы изобрели. Сына убивать вам жаль, лучше убить будущую невестку. Это всегда приятно.
Она повернулась и пошла к выходу.
— Нет! — услышала она властный окрик. — Вернись!
Ирина почувствовала, что сейчас она сделает все, что ей прикажет Ляна, и испугалась. Собрав последние силы, Ирина прошептала:
— Моя мама не переживет этого. У нее больное сердце. А мой сын теперь уже будет круглым сиротой.
— Прощай, — упавшим голосом промолвила Елена Петровна и обессиленно упала на стул.
Ирина вихрем вылетела из дома.
Глава 34
После посещения гадалки жизнь Ирины, если не слишком спокойная, то уж точно размеренная, состоящая из одних лишь мелких событий, вдруг круто изменилась.
Приехал Каминский. Ирина пришла с работы и застала бывшего одноклассника за приятной беседой со своими родителями. Ирина обрадовалась старому другу.
— Женька! Неужели это ты?! На улице запросто проскочила бы мимо, — восторженно воскликнула Ирина и повисла на шее Каминского. — Как ты изменился!
— А вот я ни за что не прошел бы мимо такой роскошной женщины, — сказал Евгений, целуя Ирину. — Ноги сами понесли бы меня по ее маршруту.
— Ну уж, ты скажешь, «роскошной», — смутилась Ирина поправляя прическу. — У меня сегодня пять операций было. Вид, наверное, усталый.
Она бросила взгляд в зеркало и поморщилась.
— Пять операций?! — Евгений присвистнул. — Ты мужественная женщина! Представить себе не могу, как ты их…
Он сделал шутливый жест, имитируя движения пилы.
— Ладно. — улыбнулась Ирина, — давай сменим тему.
— Раз ты так славно потрудилась, есть предложение так же славно отдохнуть, а заодно и отметить нашу встречу. Предупреждаю сразу — отказа не потерплю. Приглашаю туда, куда нам не удалось сходить много-много лет назад.
Евгений показал на маленький шрам над левой бровью.
— Помнишь? — спросил он. — На всю жизнь осталась отметина от встречи с твоим Ромео. Гордо ношу следы боевых сражений за счастье быть собеседником собственной одноклассницы!
На слове «собственной» Каминский сделал ударение.
— Ну что? Идем?
Ирина замялась.
— Поздно уже… Я устала… Надо привести себя в порядок…
— Доча, ты прекрасно выглядишь. Иди, развейся. Ты же нигде не бываешь, — неожиданно поддержала Евгения мать.
— Да, действительно, — вдруг подключился и отец. — Приехал старый друг, а ты…
— Хорошо, — сдалась Ирина. — Пойду переоденусь.
* * *Только в ресторане Ирина по-настоящему почувствовала, как она устала. От громкой музыки разболелась голова. Есть не хотелось. Пить тоже. Ирина сидела с кислым видом, стараясь сделать свое плохое настроение как можно менее заметным для Евгения, который болтал без умолку, пытаясь ее развеселить.
— Да, подружка, теперь я точно вижу, что ты устала, — пришел в конце концов к заключению Каминский. — Каюсь, виноват. Неудачно выбрал время. Что ж, пошли домой, больше мучить тебя не буду.
— Да, здесь очень шумно, — виновато улыбнулась Ирина.
На улице она почувствовала себя значительно лучше и, чтобы сделать Евгению приятное, предложила:
— Давай прогуляемся пешком.
Они пошли через Центральный парк, залитый ярким светом фонарей. Несмотря на будний день народу в парке было словно в выходной. Весна выгнала людей на улицу и заставила их активно развлекаться. Вовсю работали качели-карусели, продавалось мороженое, на небольшой спортивной площадке подростки под магнитофон танцевали модный «рэп».
Ирина и Евгений присели на скамейку под голубыми елями.
— А тогда тоже была весна, — с удовольствием вдохнув запах свежей хвои, сказал Каминский. — Помнишь?
