Г. Зотов - Минус ангел
Бросив «божественную силу» в угол, Калашников подошел к Варфоломею и опустился рядом с ним, тяжело дыша. Варфоломей приподнялся на локте, его волосы наполовину сгорели, на груди виднелась дыра, пробитая серебряным мечом. Рана уже не кровоточила, начинала затягиваться. Оба огляделись. Занавески в комнате сгорели вместе с плюшевой мебелью, дым стоял коромыслом, по воздуху летали сажа, пыль штукатурки и неизменные перья. У обгоревшего стола валялся Малинин с синяком во всю щеку.
– Ни фига себе, – помотал головой Варфоломей.
– Да, – неопределенно протянул Калашников, не находя слов для художественного описания случившегося.
– Хочешь закурить? – похлопал его по плечу Варфоломей.
– Давай, – удивился Калашников.
– Нету, – грустно сказал Варфоломей. – Это же Рай, бип его.
Подойдя к распростертому телу Малинина, Калашников вылил на него вазу, невесть как уцелевшую в битве, – причем вместе с находившимися в ней цветами. Фыркнув, Малинин приложил руку к заплывшему глазу и закашлялся.
– Ох ты блин… бип его бип…. биииииииип…
Второй его глаз, впрочем, сразу отыскал на полу труп Габриэля, уже покрывшегося сплошной паутиной из кровеносных сосудов.
– Готов? – деловито спросил казак.
– Ага, – подтвердил Калашников. – Надеюсь, тебе понравилось?
– Довольно масштабно, – охая, поднялся Малинин. – Кабинет, наверное, неделю придется ремонтировать. Главное, что я жив остался, а не как в прошлый раз – и это, ваше благородие, меня сильно радует. Вообще, знаете, что я вам скажу? Надо было сразу дать Габриэльке по башке, как только он в кабинет вошел, а не разводить весь этот театр теней с силуэтами.
– Тогда бы у нас никаких доказательств не было, – отозвался Варфоломей, лежа на полу в прежней позе. – А теперь вот тут, – он похлопал себя по карману, – все и записано. Голосу будет очень интересно послушать.
Малинин подошел к Варфоломею, заискивающе улыбаясь.
– Извини, брат, – смущенно сказал он. – Я поначалу тебя подозревал. И буквы в твоем имени совпали, и вообще поведение довольно подозрительное: девка-киллерша и вовсе твоя напарница по Содому. Оказывается, я его благородие неправильно понял, а он – меня. Я говорю: «Варфоломей», и на выход киваю: мол, брать тебя надо, а его благородие имел в виду, что нужно на базу ехать и помощи твоей просить. Вон оно как загадочно вышло.
– Да ладно, прощаю, – великодушно махнул черной от копоти рукой Варфоломей. – С кем не бывает. У вас в России вечно не тех сажают, это национальная традиция. Я тоже сначала подумал, что вы лотоса обкурились, особенно когда твой напарник озвучил мне имя организатора всех убийств. Вызвали Сурена, он снова подтвердил, что таможенники его не обыскивали, отворачивались в сторону, когда он через Райские Врата проходил – никогда раньше такого не было. Думаю, ладно, в конце концов, это тоже не доказательство. Но после того, как мы в архив съездили и с моим допуском пересмотрели все бумаги, касающиеся положения Габриэля в Небесной Канцелярии… а потом твой босс еще и записку Елевферия откопал… Даже я сообразил: чего-то тут не слава Голосу, не помешает перепроверить. Ребят вот только жалко, – он с сожалением посмотрел на то, что осталось от погибших ангелов. – Но такая уж у них служба.
Калашников меж тем внимательно изучал сотовый телефон на столе, послуживший причиной начала кровавой заварушки. Он нажал на кнопку, и высветилось сообщение, набранное непонятными буквами, похожими на клинопись.
– Сдается мне, у нашего мальчика был где-то еще свой агент, – сказал Калашников и бросил телефон Варфоломею, поймавшему его неповрежденной рукой.
– «Я задержал Голос, как ты просил, – хмуро перевел Варфоломей с арамейского. – Почему не отвечаешь? Сообщи, что делать дальше».
Он аккуратно положил телефон на пол рядом с собой.
– Габриэль еще и «хвоста» приставил, чтобы за Голосом в отпуске следил и докладывал о его передвижениях, – со злостью сплюнул ангел. – Ничего, сейчас я приду в себя, и наши агенты на Земле быстро выяснят, в каком гостиничном номере сидит эта крыса. Только бы не упустили.
– Ну, мне пора, – развел руками Калашников. – Свое дело я сделал, дальше ты сам разбирайся. Скоро Голос приедет, а я еще с женой не повидался – времени в обрез. Вот с аппарата спецсвязи Шефу позвоню, расскажу, что тут стряслось, да и пойду себя в божеский вид приводить. Что Алевтина скажет, если я через девяносто лет появлюсь перед ней с разбитой рожей, в сгоревшей одежде – и без цветов? Где тут душ у вас?
– Давай торопись, – улыбнулся Варфоломей. – Я скажу, чтобы вам приготовили виллу для свиданий… После окончания встречи сам заеду за тобой вместе с царевичем Дмитрием, чтобы посадить вас на райский экспресс в транзитный зал. К сожалению, ты знаешь наши правила – никаких объятий, никаких поцелуев, никаких… короче, о’кей?
– О’кей, – вздохнул Калашников.
Он подошел к телефону и нажал кнопку. Малинин и Варфоломей проводили его взглядами, преисполненными тайной зависти. Кабинет прорезала яркая вспышка, в которой исчез труп Габриэля.
Глава сорок седьмая
Два лежака
(понедельник, 8 часов 45 минут)
Солнце нещадно палило с самого восхода, но Голосу это не мешало: развалившись на лежаке, он откровенно наслаждался последним днем отпуска. После вчерашних загадочных инцидентов, когда купальщики тонули на ровном месте, люди боялись лезть в воду, поэтому пока что спасать никого не пришлось. Поправив пляжный зонтик, чтобы солнечные лучи не били в глаза, Голос подумал о том, что под конец отпуска можно вполне позволить себе стаканчик настоящего красного вина. Ничего страшного, он же когда-то пил его в компании учеников. Тем более что никто не видит, а это главное: если ты взялся задавать определенный стандарт поведения, то, увы, должен и сам ему соответствовать.
Официантка поставила перед ним бокал, заботливо обернутый салфеткой. Поблагодарив, он нежно взял прохладный хрусталь в руку, повернув так, что сквозь рубиновую толщу вина тусклой звездочкой блеснуло солнце. Он втянул в себя терпкий запах, поднес вино к губам. Надо же, как тогда… перед его взором возникла картинка: темный грот у Масличной горы, ученик Филипп, старательно наливающий густое, как патока, темно-красное вино из сирийского глиняного кувшина, «раздевающий» взгляд Иуды, устремленный на ухоженные, белоснежные руки хохотушки Марии Магдалины… Интересно, почему потом красное вино люди начали считать ЕГО кровью? Так рассудить – вампирская логика. Да если бы в его жилах текло то самое сладковатое, темно-красное вино, он явно до совершеннолетия не дожил бы, это уж точно: соседи на праздниках обязательно все жилы высосали бы.
