Кир Булычев - Встреча тиранов (сборник)
— Но он сказал — там отравление газом.
— Вот именно.
Горбун осторожно пошел вниз.
Наверху кто-то забарабанил в дверь лифта — видно, не мог вызвать и сердился.
— Я пойду наверх, — сказал Шубин. — Может, у кого из дежурных есть телефонный справочник. Вы знаете, что делать?
— Так точно, — ответил милиционер, который не знал что ему делать.
Шубин подбежал к лестнице. Остановился. Где этот чертов горбун? Вместо того чтобы бежать наверх, Шубин сошел на несколько ступенек ниже. То, что он увидел, его не испугало: разозлило.
Горбун сидел на нижней ступеньке лестницы, откинув голову к стене и приоткрыв рот. Чемодан он продолжал держать на коленях.
— Эх, черт, — сказал вслух Шубин. — Проверить решил!
Он посмотрел на холл. Он уже привыкал к этому зрелищу. Оно было невероятным, но не сказочным и не граничило со сном. Это была тяжелая реальность, и мозг ее воспринимал трезво.
Уровень желтого мерцания поднялся. Зал был залит им метра на полтора. От движения газа контуры предметов были размыты, и казалось, что люди движутся. Шубин заставил себя не смотреть более на холл.
Наверху милиционер по прежнему стоял у телефона.
Он увидел Шубина и обрадовался.
— Нигде не отвечают, — сказал он, смущенно улыбаясь, словно был виноват в этом. — Я в «скорую» позвонил и в пожарную команду. И никто не подходит. Странно, да?
— Плохо, а не странно, — сказал Шубин.
— Вы думаете, что и там? — спросил милиционер.
— Мы с вами вместе смотрим это кино, — сказал Шубин. — Я пойду наверх, поищу телефонный справочник. Я хочу дозвониться до заводов или до аэропорта.
Он не стал говорить милиционеру о горбатом командировочном. Вернее всего, милиционер забыл о нем.
Шубин не успел подняться до третьего этажа, как услышал, что сверху, громко и весело разговаривая, спускается группа людей.
— Нам нет преград ни в море, ни на суше! — загудел бас.
— Стойте! — приказал он, отступая на шаг перед поющими гостями и видя лишь напряженное лицо Гронского.
— Что еще? Это что еще, нам мешают петь! — воскликнула толстая матрона. — Витя, он мешает!
— Он пьян! — нашелся референт. — Уже милицию вызывали, а он все хулиганит.
— И мы тоже пьяные! — запела матрона. — Давайте петь вместе.
Шубин резко оттолкнул ее и оказался лицом к лицу с Гронским.
— Отойдите сюда, — показал он наверх. — Мне надо сказать вам два слова.
— Ты поосторожнее! — закричал референт. — Без хулиганства.
Гронский был насторожен и зол. В глазах читалось опасение: если Шубин смог вырваться из цепких объятий милиции, значит, он нашел какой-то ход, какие-то связи? Какие?
— А вы, — сказал Шубин остальным, — стойте здесь. И не спускайтесь ниже.
В голосе Шубина была та уверенность в праве приказывать, что быстро угадывается и признается людьми иерархии. Это умение, происходящее от внутренней убежденности, трудно подделать.
Компания прервала пение, все замолчали. Стояли, глядели на Гронского, будто он был старшим в этой стае и ему принимать решение.
— Подождите, — сказал он и поднялся на ступеньку выше, так что теперь его отделяло от остальных метра два. Референт приклеился сбоку, чтобы не оставить шефа в опасную минуту.
— Отойдите, — сказал ему Шубин брезгливо, как и положено говорить с шестерками.
Тот смотрел на Гронского.
— Ну! — сказал Шубин.
Гронский сделал движение головой, отправляя шестерку к остальным.
Шубин дотронулся до плеча Гронского, отводя его еще дальше от компании.
— Случилось несчастье, — прошептал он. — Катастрофа. Много людей погибло.
Гронский не отвечал. Он почуял опасность и весь подобрался. Ноздри породистого носа побелели, даже брыли подобрались.
— Вернее всего, это химическое отравление.
— Где? — спросил Гронский шепотом.
— Два этажа вниз, — сказал Шубин. Он уже говорил нормальным голосом и слышал тяжелое дыхание прочих слушателей.
— Если это шутка…
— Тогда идите, только идите один, — сказал Шубин. — Я вам не советую подвергать риску жизнь ваших гостей.
— Это бессмыслица какая-то, — сказал Гронский. Он смотрел не на Шубина, а на очень толстого, туго затянутого в костюм краснощекого лысого гостя. Гость тронул Шубина за рукав.
— Повторите, что произошло, — сказал он.
у него были красные щеки и красный носик. Очень светлые, живые, не замутненные водкой глаза.
— Я не знаю причин катастрофы, — сказал Шубин. — Но внизу лежат мертвые люди. На площади тоже. Много людей.
— На площади? Где? — Толстяк как бы взял в свои руки командование. Он был главнее Гронского, и Шубин понял, что банкет происходил именно в его честь.
— Спуститесь на пролет ниже — можете выглянуть в окно, — сказал Шубин. — В холл спускаться нельзя. Там газ.
— Какой газ? — Гронский был раздражен, ему хотелось не верить Шубину, он подозревал в этом какую-то месть за милицейский рейд. — Какой может быть газ?
Шубин пошел с ними вниз. Теперь не было нужды искать телефонный справочник. Если можно говорить о везении в такой ситуации — Гронский был этим везением. Уж он-то знает все телефоны.
Толстяк первым оказался на лестничной клетке. Милиционер все еще стоял у телефона. Больше ничего за эти минуты не изменилось. Толстяк подошел к окну возле стола дежурной и отодвинул занавеску резким жестом пьяного человека. Гронский подошел к нему, остальные стояли сзади, заглядывали через плечи.
— Не отвечают? — спросил Шубин у милиционера.
— Боюсь, что да, — сказал милиционер. Он взял фуражку, что лежала на столе. Надел ее. Он знал, когда имел дело с начальством.
— Чепуха какая-то, — сказал Гронский. Толстяк молчал. — возможно, они потеряли сознание, — сказал Гронский.
— Сознание? — Толстяк обернулся к Гронскому. Потом перевел взгляд на Шубина: — Давно это случилось, товарищ…
— Шубин.
— Шубин. Очень приятно. Спиридонов. Когда это случилось товарищ Шубин?
— Я увидел это… минут двадцать назад.
— Как увидели?
— Я спускался в холл. Вместе с сержантом.
Милиционер кивнул. Присутствие толстяка все ставило на свои места. Этот будет принимать меры. И если даже милиционер знал в лицо Гронского, все равно на роль начальника он выбрал именно Спиридонова.
— Там то же самое?
— Да. Там все мертвые. И когда человек, который был с нами, все же спустился в холл, он упал.
— Это случилось быстро?
— Практически мгновенно.
— Что вы можете сказать, Виктор Иннокентьевич? — спросил Спиридонов у Гронского.
