Ген поиска (СИ) - Мадоши Варвара

— Милена, я тебе уже говорил: ты выдумываешь! Не ослабляется действие булавки у нее при редкой даче приказов, тебе кажется! Для этого нужна камера сенсорной депривации. И самостоятельно она не мыслит.

— Все-таки не надо было учить ее читать… Слишком высока доля самостоятельных когнитивных функций.

— Эта модель предназначена для разведки, а не для боя, как она будет выполнять свои функции, если ни читать, ни писать не умеет? Ну ладно, если тебе так беспокойно, можем провести тот опыт с дополнительными булавками, который ты задумала. Попроси только Мурчалову раздобыть еще булавок, а то их катастрофически мало.

— Используй одну из наших. Кажется, еще есть запас.

— Если ты права, и булавку можно замкнуть на самого генмода, чтобы он сам отдавал себе приказы, то такая булавка станет дефективной и использовать ее повторно нельзя. Анечку… то есть АВХ придется перепрограммировать под другую булавку, а наш запас не так уж велик, сама знаешь.

Слушая все это, я буквально обмирал. АВХ, «Анечка» — это, видимо, прозванье девочки. КСД, «Коленька» — прозванье мальчика. И оба они люди-генмоды. Фантастически! Я и не думал, что такое возможно, и тем более не думал, что экспериментаторы — особенно люди-экспериментаторы! — решатся на такое.

Еще больше меня изумили разговоры о том, что какую-то контрольную булавку можно «замкнуть», и генмод сам станет отдавать себе приказы. Если бы это было правда так, какое облегчение для всего генмодного сообщества! Даже при том, что мы уже три поколения пытаемся исключить из популяции рецессивные гены подчинения, все равно у некоторых они всплывают в качестве доминантных. До сих пор рождаются дети, у которых гены подчинения вполне активны (есть тайные — от людей — центры генетического тестирования, где родители могут это проверить).

Но матушка! Как она могла⁈ Раздобывает для этих… экспериментаторов… контрольные булавки! Где, интересно, и как? В Необходимске они не производятся, за этим следят строго!

Тут же я вспомнил, что матушка накоротке с директором таможни — человеком, — а его заместитель (генмод-кот), по слухам, одно время даже был ее любовником. А может быть, и сейчас оставался. М-да.

Вставал вопрос: что делать теперь? Просто отлично, что мне удалось забраться к этим Серебряковым незамеченным, еще лучше, что вышло подслушать их планы. Елена оказалась права: заговорщики и впрямь не могли обойтись без противозаконной деятельности, и какая смачная это оказалась деятельность. Хоть всем ЦГУПом их лови! Вот только доказательств никаких, кроме собственных свидетельских показаний, у меня не было. Помимо их ненадежности я также сомневался, хочу ли я публично свидетельствовать против собственной матери. В какое положение это поставит, например, деда? Ведь у него слабое сердце…

В общем, мне нужно было добыть какое-то доказательство. Что-то, что без тени сомнения свидетельствовало бы о незаконных эксперментах…

Мне пришло в голову, что идеально было бы привести на независимое освидетельствование одного из этих детей-кукол, но эту мысль я тут же отбросил. Никогда не жалел, что родился котом, но все же люди сильнее нас — даже не взрослые. Справиться с таким существом, да еще под булавкой, будет трудно. Вот если удастся увести саму булавку… Но булавки, что контролируют детей, Серебряковы наверняка носят на себе.

Еще было бы хорошо добыть какие-нибудь документы. Скорее всего, Серебряковы хранят их в сейфе. Подсмотреть бы, где этот сейф расположен и как отпирается… Но он может быть не в этом помещении, ведь, как я уже сказал, они арендовали почти весь этаж, если не считать кабинета доктора-пропойцы!

Тут снова зазвенели склянки, и голос Серебрякова рассеянно спросил:

— Миленочка, а где мой лабораторный журнал?

— Господи, да вот же он! — ответила женщина чуть раздраженно, но, в общем, снисходительно. «Довольно счастливая пара», — отметил я машинально, и сам удивился своим мыслям. Типичные ведь злодейские ученые, как со сцены Народного театра! При чем тут счастье? — Как всегда, ничего не можешь запомнить!

Она как раз отошла к другому столу в противоположном конце комнаты; я видел край ее длинной юбки с оборками и каблуки стоптанных, но дорогих туфель, а также свешивающуюся полу незастегнутого белого халата.

— Подай, пожалуйста…

— Ноги болят самому подойти? Совсем постарел? Лови!

Только она это сказала, как толстая общая тетрадь, из которой выглядывали уголки подклеенных фотографий и каких-то справок, шлепнулась на доски пола у того самого стола, под которым я сидел. Прямо рядом со мной.

Невиданная, невозможная удача! Если я когда-нибудь еще буду пенять на судьбу, которая ко мне слишком жестока, следует немедленно вспомнить этот день и преисполниться раскаянием!

Правда, у меня мелькнула мысль — а стоит ли хватать журнал, если я не знаю, закрыта ли дверь? Схватить-то недолго, а вот убежать потом… В одно мгновение у меня в голове промелькнуло две мысли: во-первых, я не слышал щелчка замка после того, как вошла Милена — да и зачем этим злыдням запираться, когда на этаже кроме них никого нет? Во-вторых, удача любит смелых!

Так я схватил журнал в зубы — тот сразу же осел на языке пылью и следами каких-то химикатов — и дал деру.

Да! Удача любит смелых! Дверь оказалась открытой!

— Что за… — услышал я вопль за спиною. И еще: — Анька! Хватай его!

«Ха! — мелькнула мысль. — Не сможет человеческая девчонка меня схватить! Рефлексы не те и скорость! А потом, у меня фора!»

В самом деле, я уже выскочил в коридор, а кукла только вставала со стула.

Я не учел две вещи: во-первых, тяжелый журнал изрядно снижал мою скорость. Во-вторых, генмод — не обычный человек. Аню специально проектировали как разведчика: увеличивали скорость бега, улучшали рефлексы. В общем, едва хвастливая мысль промелькнула у меня в голове, как детские пальцы сомкнулись на кончике моего хвоста!

Я рванулся что было силы, пожертвовав клоком шерсти, и кубарем скатился вниз по лестнице. Удивление и ужас придали мне скорости. Почему-то казалось особенно жутким попасться в руки этому существу — судя по репликам Серебряковых, у него даже своей личности не было!

Аня, АВХ или как ее там, преследовала меня по пятам. Показалось уже даже, что придется бросить лабораторный журнал — но вот впереди замаячила открытая дверь на улицу и охранник, болтавший с двумя молодыми девушками в халатах на входе. Положительно, у меня сегодня редкостно удачный день!

Как я уже отмечал, люди редко смотрят вниз. И уж подавно не замечают, когда кто-то прошмыгивают мимо их ног. Особенно если эти люди — женщины в длинных платьях. Мне, как коту, ничего не стоило проскочить мимо них и выбежать прямо на снег.

А вот мою преследовательницу они затормозили. Она попыталась встать на карачки и последовать за мной тем же маршрутом, но одна из женщин завизжала, другая громко спросила: «Что за ребенок? Откуда здесь ребенок?» Охранник тоже не преминул высказаться: «Барышня, вы куда? Вы чья?»

Но ко мне все это уже не относилось: я уже бежал по дорожке к тому самому укромному сугробу подле ворот, где прятались мои друзья.

Слава всему святому, что есть на свете: Дмитрий Пастухов — вовсе не туповатый полицейский из городского фольклора! Увидев, что я бегу с тяжелой тетрадью наперевес и что меня преследуют (неважно, кто), он первым делом выхватил у меня из пасти лабораторный журнал, ни о чем не спрашивая. А вот Елена, наоборот, спросила:

— Мурчалов, в чем дело? Кто у тебя на хвосте?

— Человек-генмод под булавкой! — крикнул я отчаянно. — Некогда объяснять! Разделимся! Боюсь, она будет меня преследовать!

Мне, к счастью, ни разу в жизни под булавку попадать не доводилось, но я отлично знал принцип ее действия: немало книг о Большой войне прочел. И я знал, что генмод под булавкой продолжает выполнять приказ, пока не выполнит, так или иначе. Или пока не потеряет возможность двигаться.

Поэтому я не сомневался, что девчонку не удержит ни отсутствие теплой одежды, ни тот факт, что я уже выскочил за пределы лаборатории и избавился от мешающего мне груза, так что догнать меня вряд ли получится.