Николай Романецкий - Дельфин в стеарине
Реклама на панелях сменилась высоченными черными мужиками, кидающими оранжевые мячи в корзины. Тут же появился звук. Пошла программа новостей заокеанской национальной баскетбольной ассоциации.
Валет постучал меня по предплечью:
– Ты, Вадим, спрашивай Палыча, пока хоккей не начался. Баскет он не любит…
И я начал спрашивать Палыча. Первым вопросом было, не против ли он диктофона. Он оказался не против, только поинтересовался, будет ли польза от диктофона в таком шуме.
– Не беспокойтесь, все в порядке, – сказал я. – Там стоит остронаправленный микрофон и система подавления посторонних шумов. Вот о чем бы я хотел от вас услышать…
Я поведал, что за великолепную книгу намерен писать и что мне конкретно от него нужно. Об Антоне Константинове в моей речи, разумеется, не упоминалось – Палыч сам должен был выйти на него. Врал я увлеченно, с энтузиазмом и фантазией. По крайней мере, он поверил и, разгоряченный очередным бокалом "Хейнекена", принял мою затею с еще большим энтузиазмом, и мне оставалось только настроить диктофон и слушать, слушать, слушать… Он был потрясающий рассказчик, и у меня даже мелькнула мысль, что на пенсии, если доживу, я обязательно возьмусь за такую книгу, и рассказ его мне еще пригодится.
Палыч был помощником главного по физической подготовке, а физика это физика, если физики нет, то и техника не поможет, обыграешь защитника, два метра пробежишь, глядь, а он тебя уже и настиг. А там подкат или пуще того – толчок в плечо, и вот ты уже без мяча, носом в газон, а он тебе негромко пару ласковых, за какие на городских улицах в морду дают…
Но и выгоняют тренеров по физике чаще прочих. Физика – вещь прикладная, на место уволенного сразу замена отыщется…
Как я понял, Палыча уволили из клуба для того, чтобы прикрыть чью-то административную задницу (тут он обошелся без конкретностей), но, даже если он и остался обиженным, в рассказ его обида не прорывалась. О футболистах же он и вовсе говорил только добрые слова. Послушать его, так "Зенит" – просто скопище сплошных талантов, и клубу давно пора Лигу чемпионов выигрывать. Тут я против ничего не имел – сам "Зенит" люблю, – и при моем непрерывном поддакивании Палыч разошелся еще пуще…
Наконец, среди прочих, он вспомнил и АНТа-25.
Я тут же насторожил уши.
АНТа назвали великолепным нападающим, удар у него был поставлен и с правой, и с левой, но особенно парню удавалась игра головой. Жаль, крестообразные связки его подвели, а то бы ой как далеко пошел. "Золотую бутсу" бы наверняка завоевал, и не раз! А головой у нас только Виталий Старухин умел так бить, был такой игрок в прошлом веке, в донецком "Шахтере" играл. Кстати говоря, позиционное-то чутье у АНТа было не слишком развито, похуже, чем у многих, но выпрыгивал он очень высоко и умел защитников в воздухе перевисеть. В общем, от бога забивала был. С ним, помнится, хохма получилась… Шло чествование команды после золотого сезона, ну и поднабрались слегка ребята, подначки пошли, кто-то АНТу сказал, что он, наверное, в шипы бутс пружинки вставляет, иначе так прыгать просто невозможно. Ну вот… А парень уже хватил слегка, завелся, заявил, что он и без бутс и не на футбольном поле может выпрыгнуть дай бог всякому, что у тебя самого пружинка в одно место вставлена, а он просто-напросто умеет летать. Как птица, спросили… Нет, говорит, не как птица, но летает, и готов был уже поспорить с кем-то на пару пузырей, да только хмель, видно, вылетел из башки, и одумался спорить, хрен вам, говорит, это мой огромный секрет для маленькой компании. Спьяну мужики до чего только не договорятся. Один у нас как-то поспорил, что двадцать пеналей из двадцати Гурову положит. Когда протрезвел, опомнился, да поздно было. Ну ладно, собрался мужик, бил очень аккуратно, двенадцать в сетку положил, а тринадцатый в штангу отправил – наверное, про несчастливое число подумал… А несчастливое число – это мастерством не взять, это только фартом обойти можно, а фарт – это фарт, его не купишь, его господь или дает, или не дает…
Палыч, наверное, еще бы часа три байки под пивко рассказывал, да тут народ в баре зашевелился, и в нашу беседу (вернее – в треп Палыча и мое молчание) Сайпанов встрял:
– Вы и хоккей собираетесь протрендеть?
И в правду – команды уже на лед выкатились. Час пролетел, будто и не было.
– Ладно, – сказал Палыч. – Остальное в следующий раз. Ты забегай сюда почаще. У нас тут свой столик, хозяин скидку дает. Забота о бывших спортсменах, так сказать… От государства-то хрен чего дождешься, так хоть люди добрые помогают.
Я покивал, убрал в карман диктофон.
Со всех сторон теперь неслось:
– Эх, сейчас бы финнам вставить, потом швейцаров порвать, и второй этап в кармане при любых раскладах…
– Чего он, умом тронулся, Паука поставил. Паук на выходах срёт, и нервишки у него еще те… Помнишь, как он на прошлом чемпионате мира от шведов напускал? Дырила, а не воротчик!
– Ну я ей и говорю, тебе чего, говорю, целку сломали, что ли, как ты толчковую ногу через барьер переносишь?! Ух она и завелась, тут же две десятых сбавила! Вот тебе и психология! За пределами манежа она бы мне за такие слова по хлебальнику нащелкала…
– Не, ты не прав… Птица не теннис в себе любила, а себя в теннисе. Так вроде Станиславский про театр говорил? Когда ты, голубушка, начинаешь думать, изящно ли выглядит твое движение при кроссе, тебе надо на подиуме сиськами трясти, а не по корту с ракеткой бегать…
Я достал мобильник и позвонил Кате. Пообщался со мной, как и в первый раз, автоответчик. Я доложил, что у меня по-прежнему все в порядке и теперь уж позвоню только утром, поскольку вышел на оперативный простор. Потом заказал старикам еще по полулитру пива.
Потом закончилась очередная порция рекламы, и мы принялись смотреть игру.
47
Черт возьми, а я уже и забыл, что такое болеть в компании!
Весь последний год вечерами я как правило следил за неверными женами, и мне было не выбраться ни на стадион, ни в Ледовый дворец. А когда наступал перерыв в слежке, меня ждала собственная жена, и у нас находились увлекательные занятия, помимо совместных походов на спортивные зрелища. Только один раз получилось выбраться в Ледовый, но и то лишь потому, что на хоккей отправились мои подопечные.
Впрочем, игры я все равно практически не видел, поскольку следил в фотоумножитель за влюбленными голубками и снимал их встроенным цифровиком, когда они отвлекались от происходящего на площадке и принимались, как говорит Марьяна, гонять слюни.
И теперь, глядя как наши рубятся с суомами, я едва ли не забыл о событиях, связанных с "Бешанзером" и приведших меня сюда. Но судьба напомнила мне о них сама и еще до окончания игры. Наши как раз закинули третью шайбу Кипрусову-младшему и за столами "Хет-трика" еще не успели отбушевать радостные страсти по этому поводу, когда я почувствовал, как завибрировал в кармане мобильник.
