Геннадий Прашкевич - Пять костров ромбом
— Да-а, — прогудел Роман, зачарованно глядя на эту игру красок, и повернувшись к художнику, сказал. — Валериан Якимович, великолепие-то какое…
Хабаров молчал, прильнув к стеклу, словно пытаясь навсегда запечатлеть в памяти этот закат.
— А летом у нас совсем красота, — после долгого молчания неожиданно громко сказал Пивкин и, обращаясь к Роману, добавил: — Давай-ка, парень, перебирайся к нам, женим тебя на Танюхе. И товарища своего прихвати, — он кивнул на Свиркина, — у меня дочка на выданьи. — Участковый хохотнул, увидев в зеркало заднего вида растерянное лицо Петра. — Ты не робей, она у меня красавица, вся в меня, — подмигнул он в зеркало.
При всем своем богатом воображении Петр по обветренному, с выгоревшими бровями и курносым носом лицу участкового не мог представить свою суженную. Он по-птичьи крутнул головой, словно воротник рубашки вдруг стал тесен. Пивкин весело рассмеялся и, просигналив, лихо обогнал груженный лесом трактор. Он вел машину, как заправский шофер: ловко удерживал ее на поворотах, осторожно, но не сбавляя скорости, проскакивал мосты через многочисленные речки. Время от времени Пивкин объяснял, мимо каких мест они проезжают и что тут раньше было.
— …Вот наш поселок, к примеру, дыра дырой был, еле концы с концами сводили. Охотничали, рыбу ловили, но чтобы зимой свежий фрукт или овощ, этого не было. Тут БАМ начался. Рядом с нашим совхозом мех-колонна свой поселок поставила. Сразу веселее жить стало. У них такая техника! Теплицы понастроили, котельную, клуб новый отгрохали. Теперь у нас всю зиму овощи, а танцы круглый год. Артисты на гастроли приезжают, даже Зыкина была.
— А вы давно участковым работаете? — для поддержания разговора вставил Свиркин.
— Скоро восемь лет.
— Это как же? — удивился Петр. — Ведь вам лет…
— Пятьдесят три, — подсказал Пивкин. — Я бухгалтером в совхозе был. Мой приятель детства — Михаил шофером у нас работал. Поехали мы с ним за деньгами в райцентр. Обратно едем, только на мосток заскочили, стреляют. Меня сразу выключило, пуля по голове вскользь задела, контузило, а Михаила, — участковый горько вздохнул, — убили. Трое их было, бандюг этих, поймали их вскоре… Выписался я из больницы и пошел к начальнику милиции. Возьми, говорю, на работу. Он ни в какую, дескать, возраст. До самого министра дошел. Взяли. Вот и воюю уже восемь лет со всякой нечистью… — Пивкин надолго замолчал.
Машина остановилась у большого коттеджа.
— Ночевать у меня будете, — тоном, не терпящим возражении, заявил участковый. — А с утра на кордон.
Дверь дома открылась и на пороге появилась невысокая стройная женщина. Несмотря на мороз она была в платье.
— Вера Петровна, застудишься, — ласково прикрикнул на жену Пивкин. — Гостей встречай!
Поздоровавшись с хозяйкой, гости прошли в дом. Когда они разделись, Пивкин усадил их в большущие мягкие кресла и сказал жене:
— Вера Петровна, ребят накорми, как следует, они из Новосибирска, так что постарайся, а я скоро буду.
Хозяйка улыбнулась:
— Постараюсь.
У порога Пивкин обернулся:
— Вон того, сухого, с Надькой познакомь, женить его на ней хочу.
Вера Петровна вспыхнула:
— Да что ты, Иваныч, ошалел? Парня смущаешь.
Свиркин вжался в кресло. Участковый хохотнул и, посерьезнев, бросил:
— Пойду с дружинниками переговорю.
Хозяйка извинилась перед гостями и ушла на кухню, откуда раздавались звонкие девичьи голоса и приглушенный смех. Вкусно запахло соленой рыбой и еще чем-то аппетитным. Теплый, сухой воздух в доме действовал расслабляюще. Роман вытянул ноги и прикрыл глаза. По бледному лицу Хабарова чувствовалось, что он очень устал от дальней дороги. Отогревшийся Свиркин с любопытством оглядывал просторную комнату, видимо, служащую местом, где по вечерам собирается вся семья. В углу стоял большой цветной телевизор, на журнальном столике, рядом со стопкой школьных тетрадей, лежало вязание, на обеденном столе — раскрытая книга.
В комнату бойко вошла девочка лет семи — восьми. Ее сверкающие глазки с интересом смотрели на гостей.
— Здравствуйте, меня зовут Катя.
Вязьмикин тут же открыл глаза и выручил Петра, которому очень редко приходилось общаться с детьми, и сейчас он не знал, как ответить.
— Я — дядя Рома, а это дядя Петя, а вон тот дядя — художник, его зовут дядя Валера, — пробасил оперуполномоченный, полагая, что с детьми непременно нужно разговаривать именно на таком языке.
— А у нас брата тоже Валерой зовут, он офицер, в Душанбе служит, — непосредственно объявила Катя, — а еще у меня сестры ость: Маша, Люба, Наташа и Надя. Маша и Люба на врачей в Иркутске учатся, Наташа в мехколонне бухгалтером работает, а Надя у нас в школе учительница.
— Так тебе повезло, — улыбнулся Хабаров, — Надя, наверное, помогает тебе готовить уроки?
— Помогает, но она жуть какая строгая, — смешно нахмурилась девочка и, прищурившись, посмотрела на него. — А вы правда художник?
Хабаров кивнул.
— И все-все умеете рисовать? — недоверчиво спросила Катя.
— Все-все.
— И меня?
— И тебя, — мягко улыбнулся художник, — неси карандаш и бумагу.
Девочка мигом исчезла и быстро вернулась, неся альбом и коробку карандашей. Минут через пять она, счастливо прижимая к груди лист из альбома, выбежала из комнаты. Из кухни раздался ее восторженный голосок.
Хлопнула дверь, по ногам пронесло холодом и в прихожей раздался зычный голос участкового:
— Не умерли еще гости от голода? А, хозяйки?! — Пивкин прошел в комнату и растирая замерзшее лицо, обратился к Роману: — Общественников я собрал. Часиков в двенадцать и тронемся, годится?
— Вам виднее, — ответил тот.
— Это точно, — кивнул Пивкин и крикнул в кухню. — На стол подавайте, хозяюшки!
Угощение было отменным: грибы соленые и маринованные, копченый омуль, строганина из тайменя, пельмени, котлеты из лосятины, медвежий окорок и… свежие огурцы. Настойка из рябины была тоже хороша.
Надежда, дочь Пивкина, оказалась милой застенчивой девушкой, ничуть не похожей на учительницу, она краснела после каждой реплики отца, расхваливавшего ее достоинства смущенному, не поднимавшему глаз от тарелки, Свиркину.
20 марта. Вязьмикин, Свиркин
Утро было солнечным и морозным. Стройные кедры недвижно застыли на фоне синего неба. В доме Пивкина царила тишина, только на кухне негромко переговаривались хозяева, да в печи потрескивали поленья.
Раздался громкий стук в дверь.
— Иваныч! — ворвался в прихожую парень в распахнутом полушубке. — Леха только что из поселка на своем снегоходе выскочил! Оказывается, он у Коськи Вахрушева ночевал. Видать, узнал, что мы его брать будем и дал стрекача!
